Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле Страница 13

Евфимия полагала, что на втором этаже своего нового терема Даниил Ярославич хранит сокровища, которыми он сильно дорожит.

В эту ночь стражников на крытой галерее почему-то не оказалось. То ли они ушли, не дождавшись смены, то ли ненадолго отлучились, выполняя приказ гридничего или самого Даниила Ярославича.

Не в силах побороть свое любопытство, Евфимия вместо того, чтобы повернуть к лестнице, ведущей на первый ярус терема, быстро проскользнула по темному переходу в покои своего свекра. Она кралась, затаив дыхание и стараясь ступать бесшумно. Сначала ей открылось караульное помещение с широкими скамьями вдоль бревенчатых стен, на которых были развешаны дротики, топоры, щиты и колчаны со стрелами. В караулке никого не было, хотя по огню, пылающему в очаге, и по остаткам трапезы на столе явствовало, что стражники находились здесь меньше получаса тому назад.

Миновав караулку, Евфимия очутилась в коридоре, озаренном светом факелов, прикрепленных к стенам. Деревянная стена справа была глухая, слева виднелись три дверных проема, два из которых были плотно закрыты. Одна из дверей была немного приотворена.

У Евфимии сердце застучало гулко и часто, когда она явственно расслышала доносящиеся из-за приоткрытой двери сердитые мужские голоса и приглушенные девичьи стоны. В том, что там творится что-то жуткое и жестокое, у Евфимии не было никаких сомнений. Забыв про свой страх, Евфимия двинулась вперед и осторожно заглянула в комнату, откуда доносились насторожившие ее звуки.

Зрелище, открывшееся Евфимии, потрясло ее до глубины души. Она увидела двух гридней в длинных кожаных рубахах, с кинжалами на поясе, которые пытались подвесить вниз головой совершенно нагую девушку опутанную веревками. Один из гридней стоял на табурете, стараясь зацепить за вбитый в потолочную балку железный крюк край веревки, которой были стянуты ноги несчастной пленницы на щиколотках. Другой гридень, стоя на полу, крепко держал связанную девушку, обхватив ее руками. Пленница дергалась и извивалась, сопротивляясь изо всех сил. Кричать она не могла, поскольку в ее рот была продернута веревка, не позволявшая ей сомкнуть челюсти. Несчастная могла только невнятно стонать. Светло-русые распущенные волосы пленницы свешивались вниз, подметая дощатый пол при каждом резком движении ее гибкого связанного тела, оказавшегося в руках двух мучителей.

— Держи крепче эту сучку, Демьян! — проговорил стоящий на табурете гридень. — Я никак не могу зацепить веревку за крюк!

— Чего ты там возишься, цепляй живее эту змеюку, покуда она не выскользнула из моих рук! — сердито прошипел Демьян, шатаясь из стороны в сторону. Ему и впрямь стоило немалых усилий держать пленницу вверх ногами, преодолевая ее сопротивление. — Пошевеливайся, Фотий! Иль ты безрукий совсем, что ли?..

В следующий миг дверь скрипнула, поскольку Евфимия неловко задела ее плечом.

Повернув голову к двери, Фотий увидел Евфимию. От неожиданности он потерял равновесие и был вынужден соскочить с табурета на пол. Демьян разразился было ругательствами, но тут же умолк, увидев вошедшую в комнату Евфимию.

— Что здесь происходит? — требовательным голосом спросила Евфимия. — Кто эта девушка? Почему она раздета донага и связана?

Демьян осторожно опустил связанную пленницу на пол и бросил растерянный взгляд на Фотия. Тот тоже пребывал в растерянности, напоминая мальчишку-проказника, которого застали на месте преступления.

Воспользовавшись этой долгой паузой, Евфимия поставила светильник, который был у нее в руках, на табурет и склонилась над связанной девушкой. В помещении было довольно светло, поскольку кроме принесенного Евфимией светильника здесь горел бронзовый поставец с двумя свечами, установленный в углу на полке. Евфимия сразу узнала в связанной пленнице пятнадцатилетнюю Ольгу, дочь покойного Владимира Ярославича. В прошлом Евфимии доводилось не раз встречаться с Ольгой, которая не единожды приезжала в Рязань то с матерью, то с отцом.

После гибели в неволе Владимира Ярославича мать Ольги тоже вскоре умерла от болезни. Сыновья Владимира Ярославича бежали в Москву, не желая присягать на верность Олегу Ивановичу. Ольгу взял под свое покровительство Даниил Ярославич, доводившийся ей родным дядей.

— Так вот почему Ольга не присутствовала на моей свадьбе, — промолвила Евфимия, окинув неприязненным взглядом обоих гридней. — Неплохое покровительство оказывает Даниил Ярославич своей родной племяннице, видит бог. — Евфимия криво усмехнулась. — Немедленно освободите Ольгу от пут! Ну, чего вы застыли, как неживые!

Стражники молча переглянулись, по-прежнему пребывая в растерянности.

Евфимия шагнула к Фотию и выдернула кинжал из ножен, прицепленных к его поясу. Вновь склонившись над связанной Ольгой, Евфимия принялась разрезать веревки, опутавшие ее нагое тело.

— Не делай этого, княжна, — запротестовал Фотий. — Ольга тяжко провинилась перед Даниилом Ярославичем, она пыталась отравить его. Потому-то Ольга и подверглась такому наказанию.

— Госпожа, мы выполняем повеление Даниила Ярославича, — вставил гридень Демьян. — Прошу тебя, не навлекай на себя и на нас гнев Даниила Ярославича. Не стоит Ольга твоей жалости и заступы, ибо душа у нее черная.

Евфимия, не слушая гридней, продолжала резать веревки. Наконец, Ольга была освобождена от пут. Евфимия протянула ей руку, дабы помочь подняться с полу. Однако Ольга с необычайной проворностью сама вскочила на ноги и, выхватив кинжал из рук Евфимии, бросилась на Фотия, как разъяренная пантера. Фотий шарахнулся в сторону, но Ольга все же успела полоснуть его кинжалом по запястью левой руки. Не растерявшийся Демьян сбил Ольгу с ног и отнял у нее кинжал, заломив ей руку назад.

— Видишь, княжна, что вытворяет эта бешеная тварь! — воскликнул Фотий, зажимая ладонью кровоточащий порез на своей руке. — Ольга и тебя может пырнуть ножом, не моргнув глазом.

Демьян связал Ольге руки за спиной и крепко держал ее за растрепанные волосы. Отнятый у Ольги кинжал он передал Фотию.

— Ступай отсель, княжна! — раздраженно промолвил Демьян. — Ступай ради Христа! Мы люди маленькие, что нам велит князь, то мы и исполняем. Коль ты хочешь добиться помилования для Ольги, то разговаривай об этом с Даниилом Ярославичем.

— Что ж, я так и сделаю, когда наступит утро, — сказала Евфимия.

Она направилась было к выходу из светлицы, подхватив с табурета свой горящий светильник. Неожиданно на пороге возник сам Даниил Ярославич, облаченный в багряное длинное одеяние греческого покроя, слегка помятое и забрызганное вином. Голову князя с двумя большими залысинами венчала золотая диадема.

— Зачем же откладывать сие дело до утра, коль можно разрешить его прямо сейчас, — ухмыляясь, проговорил Даниил Ярославич. По его раскрасневшемуся лицу и мутным глазам было видно, что он изрядно навеселе. — Моя невестка желает проявить милосердие, как истинная христианка. Это весьма похвально. Вот, токмо одной твоей просьбы о помиловании Ольги будет маловато, душа моя. — Даниил Ярославич надвигался на Евфимию медленными шагами, пошатываясь из стороны в сторону.

Евфимия попятилась, не спуская глаз с пьяного свекра.

— Коль ты явишь мне свою наготу, горлица моя, тогда и Ольга получит мое прощение, — слегка заплетающимся языком продолжил Даниил Ярославич, усевшись на табурет. — Ну, что ты на это скажешь, невестушка?

У Евфимии вспыхнули щеки. Она никак не ожидала от своего свекра столь бесстыдного предложения.

— Это же гнусно и не по-христиански предлагать мне такое! — возмутилась Евфимия. — Постыдился бы ты, князь. Ведь мы с тобой теперь родня.

— Вот и давай разрешим все по-родственному, в узком кругу, без суда и шумихи, — улыбаясь, промолвил Даниил Ярославич, по-плутовски подмигнув Евфимии. — Ежели ты, милая, шибко стыдишься, то мои гридни могут и отвернуться.

— Не ведала я, князь, что ты такой… — Евфимия невольно запнулась, не находя подходящего слова. Ее переполняло сильнейшее негодование.

— Ну, какой я? Какой? — захихикал Даниил Ярославич, покачиваясь на табурете. Было видно, что его забавляет возмущение, рвущееся наружу из Евфимии. — Неужто я плохой и гнусный, а? Неужто я шибко разочаровал тебя, милая?

Евфимии захотелось крикнуть в лицо пьяному свекру, что и он сам, и сын его Владимир глубоко ей противны. Однако Евфимия взяла себя в руки и молча удалилась с горделиво поднятой головой.

Вернувшись обратно в опочивальню, Евфимия обнаружила там своего мужа, который развалился на кровати прямо в одежде и в сапогах. Владимир лежал, раскидав руки в стороны, и громко храпел, от него сильно несло хмельным запахом.

«Вот чего стоит честное слово безвольного человека! — горько усмехнулась Евфимия, бросив на спящего Владимира неприязненный взгляд. — Воистину, яблоко от яблони недалеко падает».