Эдвард Резерфорд - Париж Страница 13

С раннего детства Роланд мечтал стать тамплиером. Только так он мог бы сравниться со своим легендарным дедом. Он думал об этом вплоть до того дня, как отец отправил его в Париж. Отец же и слышать не хотел о рыцарях-воинах, и на то у него была простая причина.

У рыцарей не было денег. Вступая в орден, они давали клятву бедности и соблюдали ее. Сам орден был несказанно, невероятно богат, но его отважные воины были нищими. Никакой пользы семье Роланда де Синя они принести не могли.

И потому Роланд постоял еще немного, глядя, как утренний свет озаряет башни Тампля, и повернул восвояси, обратно в город. Тампль был пределом его мальчишеских фантазий, но теперь он готов был признать, что жизнь в Париже не так уж плоха. Например, объятия Мартины доставляли ему немалое удовольствие.

Он подумал о том, что предстоит в этот день, и улыбнулся. Мартина ему нравилась. Но он солгал, когда сказал, что вечер у него будет занят учебой.

Закатное солнце уже окрасило крыши алым и через улицы протянулись длинные тени, когда Роланд покинул свое жилище на левом берегу. Он занимал комнатку в доме в сотне метров к западу от аббатства Сент-Женевьев, на широкой вершине холма, где когда-то стоял римский форум. Разрушенный много веков назад, форум превратился в насыпь из обломков, на которой возвели множество церковных построек. Древняя римская улица, ведущая вниз к реке, сохранилась, но получила новое имя: так как по ней проходили паломники, направляющиеся в Компостелу, где хранятся останки святого Иакова, ее назвали Сен-Жак.

Роланд двинулся по ней в толпе других студентов. После того как университет перевели от Нотр-Дама на левый берег, склоны холма покрылись маленькими коллежами, где жили и учились студенты. Первым возник коллеж королевского духовника Робера де Сорбона, но за ним последовало множество других.

Он так и шагал вниз по склону, мимо дворца аббата Клюни и приходской церкви Сент-Женевьев, пока не вышел к реке, намереваясь пересечь ее по старому мосту и попасть на остров, где лучи заходящего солнца превратили западный фасад Нотр-Дама в расплавленную массу красного и золотого.

Роланд был возбужден. Он шел на свидание к другой женщине.

Мартина с легкостью поверила его словам, что вечером он будет занят учебой. Все знали, что студентам университета приходится много трудиться. Однако Роланду учеба давалась легко. Еще до приезда в Париж, в возрасте пятнадцати лет, он научился у местного священника говорить и писать на латыни, поскольку университетские лекции почти все читались на этом древнем языке. Традиционный тривиум – грамматику, логику и риторику – он освоил раньше своих соучеников и тут же приступил к квадривиуму, включавшему арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Он выполнял задания так быстро, что студенты прозвали его Абеляром. Но Роланд не был философом и не желал им становиться. Природа одарила его сообразительностью и отличной памятью, только и всего. Скоро он закончит квадривиум и станет мастером. После этого он собирался заняться изучением юриспруденции.

Ну а этим вечером он был свободен и мог заняться любовью с девушкой, с которой познакомился на улице Сент-Оноре.

Он встретил ее тремя днями ранее. Один из университетских преподавателей, которому Роланд был рад угодить, попросил отнести записку какому-то священнику на правом берегу.

Кладбище Сент-Инносан лежало к западу от центральной линии города, всего в трехстах метрах от реки, на улице Сен-Дени. Если выйти по этой улице за городскую стену, то она еще несколько миль тянулась на север до самого аббатства Сен-Дени, где хоронили королей Франции. Но кладбище Сент-Инносан предназначалось для гораздо более скромных покойников. Стены трехметровой высоты окаймляли общие могилы бедняков. Рядом с этими унылыми оградами стояла приятная на вид церковь, где Роланд и нашел нужного человека – низенького пожилого мужчину с лицом ученого, который от всей души поблагодарил студента за хлопоты.

Западнее кладбища располагалось куда более веселое место – самый большой городской рынок, Ле-Аль. Роланд не спешил вернуться в университет и потому побродил немного среди торговых рядов, разглядывая красочные товары. Стоя перед прилавком, где торговали итальянской кожей прекрасной выделки, он случайно поднял глаза на группу купцов и встретил пристальный взгляд одного из них. Не особенно могучий по виду, тот тем не менее выглядел опасным. Лицо частично скрывала короткая косматая борода, над которой торчал крючковатый нос, похожий на клюв. Жесткий взгляд был направлен прямо на Роланда, словно он был ядовитой змеей, которую нужно растоптать.

Это был дядя Мартины. Роланд знал его в лицо, поскольку из любопытства однажды утром задержался возле дома своей любовницы и подсмотрел, как хозяин отправляется по делам. Вообще-то, Роланд считал, что торговец даже не догадывается о его существовании, но тем не менее тяжелый взгляд прожигал его насквозь.

Неужели он что-то знает? Но откуда? Роланд медленно двинулся прочь, делая вид, будто ничего не заметил. Он остановился среди прилавков так, чтобы можно было наблюдать из укрытия.

Пронзительный взгляд дяди Мартины теперь был направлен в другую часть рынка. Насколько Роланд мог судить, выражение его глаз не изменилось. Может, лавочник просто был чем-то разозлен? Роланд хотел на это надеяться, однако рынок Ле-Аль покинул без промедления.

После этого он зашел в таверну на углу улицы Сент-Оноре, где и увидел ту девушку – не родственницу хозяина, просто прислугу. Роланд сразу обратил внимание на ее яркую внешность: густые черные волосы, темные глаза и белозубая улыбка. Также он заметил, как двое или трое посетителей пытались с ней заигрывать, но она твердо пресекла их потуги. Однако, едва встретив ее взгляд, Роланд понял, что интересен ей. Таверну он покинул не скоро, успев заручиться обещанием свидания, как только у девушки выдастся свободный вечер. Ее звали Луиза.

И вот теперь, когда вечернее солнце окрасило Нотр-Дам пурпуром, Роланд в хорошем настроении пересек реку и оказался на острове Сите. Перед тем как продолжить путь на правый берег, он задержался на минуту. Слева, ниже по течению, стоял мост, поддерживающий дюжину водяных мельниц; за ним протянулись причалы, где лодки выгружали соль и сельдь с нормандского побережья. Еще дальше узкая западная оконечность острова разделяла воды Сены, позолоченные закатом, на два рукава. И еще чуть дальше, там, где в берег упиралась прочная крепостная стена Филиппа Августа, виднелся небольшой квадратный форт с высокими башенками, называвшийся Лувром. Оборудованный массивными цепями, которые можно было натянуть через реку, он охранял прекрасный город, дабы уберечь его от поругания неотесанными завоевателями.

Роланд поднял лицо к теплому закатному солнцу и улыбнулся. Добрый знак – то, что Мартина живет в восточной части правого берега, а Луиза – в западной. Если повезет, то он еще долго сможет ходить то к одной, то к другой.

Поджидая своего любовника на следующий вечер, Мартина была полна предвкушений. Она накрыла у себя в комнате низенький стол: положила на блюдо сладостей, поставила кувшин вина. Днем ранее она исповедалась и, как всегда после покаяния и отпущения грехов, испытывала душевный подъем, словно жизнь началась с чистого листа. Несмотря на определенные недостатки кавалера, Мартина трепетала при мысли о скорой встрече с ним.

Стемнело. Двое слуг спали на чердаке, а третий – на кухне. К ночи кухонную дверь запирали на засов, а ставни закрывали. Дядя наверняка еще сидел в своей конторе, но ее окна выходили на улицу.

Мартина набросила на плечи темную накидку и выскользнула во двор. Луна пряталась за бегущими облаками. Почти невидимая, молодая женщина подошла к калитке на заднюю аллею и открыла задвижку.

Роланд уже ждал ее и тут же шагнул во двор. За пару секунд они прокрались по лестнице в комнату Мартины.

Свеча заливала помещение мягким светом. Было тепло и уютно. Роланд находился в прекрасном расположении духа и сиял улыбками. Небольшое угощение, приготовленное Мартиной, привело его в восторг.

– Вчера я была на исповеди, – сказала она, подливая ему вина.

– У тебя так много грехов?

– Только ты.

– А. Смертный грех. Ты покаялась и получила прощение?

– Да.

– И собираешься снова согрешить?

– Может быть. Если ты будешь мил со мной. – Она с любопытством посмотрела на него. – А ты? Ты исповедуешься?

– Время от времени.

– Что ж, поверю тебе на слово, – нежно поддразнила она его. – Не забудь, ты носишь тонзуру и сам скоро станешь священником.

– Возможно. – Он пожал плечами. – Грехи плоти не так уж важны.

– Значит, я для тебя – всего лишь плотский грех?

– Так учит нас теология. – Он в задумчивости отвел взгляд и произнес, словно говоря сам с собой: – Замужняя женщина была бы более серьезным грехом. Вдова – другое дело. К тому же я не соблазнил девушку из благородной семьи.