Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове Страница 13

При счете «восемь» очень даже к месту вспомнился разговор с Егоровым о деликатности. Произнес с холодной иронией:

- Вы чем командуете, Семен Михайлович? Армией - не партизанским отрядом...

- Ну и что? - в глазах у Буденного настороженность, решимость стоять на своем.

- По-моему, вы еще не осознали полностью этот факт. Чем скорее мы отрешимся от неорганизованности, тем лучше. Для всех.

- В чем это наша неорганизованность?

- Общий выезд на передовую надо согласовывать заранее. Ведь у Щаденко и у меня есть свои планы. Да и какой смысл: явимся мы втроем, всем Реввоенсоветом, в одну дивизию, а другие войска и штаб без руководства останутся?

- В штабе сидеть тоже не дело...

- Ни я, ни Щаденко сидеть не намерены, - повысил голос Климент Ефремович, но, спохватившись, покосился на свои пальцы и продолжал спокойно: - Про поездку мог бы вчера сказать или нынче утром, невелик труд.

- Другие заботы были, - командарм явно переходил от наступления к обороне. - Я не неволю. Только так я вам скажу: это в пехоте начальник может чаек на квартире попивать и по телефону распоряжаться. Пехота, она медлительная, на пятый день шестую версту одолевает. А конница на месте не ждет. Ускачет - и не сыщешь. Кто с квартиры командует, того али разобьют, али еще хужей - в плен захватят.

- Да кто с этим спорит? - повеселел Климент Ефремович, видя, что Буденный немного растерялся, встретив отпор. Злится он сейчас на самого себя, а отступить не может, самолюбие не позволяет.

Ну, как же теперь с ним? Откажешь решительно - он уедет сгоряча один, затаит обиду, сразу появится трещина в отношениях между ними... С другой стороны, стычка эта не пройдет для Семена Михайловича бесследно, крепко подумает следующий раз Буденный, прежде чем решать единолично за весь Реввоенсовет.

- Будь по-твоему, - сказал Климент Ефремович, вызвав удивление не только у Семена Михайловича, но и у Щаденко. - Едем, Ефим?

Тот молча кивнул.

Не ожидавший согласия Буденный даже малость сконфузился. Дошло, значит, до него: могли бы отказаться члены Реввоенсовета, а вот уступили из уважения к командарму. На этот раз уступили...

Отправились в путь, захватив полевой штаб и охрану. Колонна всадников далеко растянулась по дороге.

В тот день бой с раннего утра шел на подступах к крупному населенному пункту Валуйки. Белые упорно обороняли железнодорожный узел, где скопилось много неотправленных эшелонов.

В наступлении на город и станцию участвовали все три кавалерийские дивизии, действовали они на большом пространстве, которое невозможно было охватить взглядом ни с какого холма. Буденный посылал к начдивам, к командирам бригад ординарцев и работников штаба, они передавали его распоряжения, а возвратившись докладывали обстановку. Руководить наступлением, конечно, удобней было бы из Волоконовки, там имелась телефонная связь с одной из дивизий, но Ворошилов больше не вспоминал об этом, не упрекал Семена Михайловича.

Вероятно, распоряжения Буденного помогли ускорить развязку. Поздно вечером белые были вышвырнуты из города. Посланные в обход эскадроны стремительно ворвались на станцию, не дали врагу уничтожить вагоны, поджечь склады.

Изрядно продрогший и очень уставший Климент Ефремович оживился, когда увидел составы на железнодорожных путях. Семен Михайлович, который сутками мог не слезать с коня, был бодр, весел, с удовольствием закручивал стрелки усов. Еще бы! Таким трофеям да не радоваться! В эшелонах зерно, крупа, сено. Несколько вагонов с гранатами, их у кавалеристов совсем не осталось.

Кроме того, белые бросили, убегая, сотни три повозок с хорошими лошадьми. Семен Михайлович приказал сохранить весь обоз целиком, выделив для этого надежную охрану.

- Как раз то, что требовалось, - улыбался он. - Мысля у меня одна есть насчет этого...

Климент Ефремович не придал значения словам Буденного, думая совсем о другом.

- Как поступим с продовольствием и боеприпасами?

- А как всегда. Поделим между дивизиями: кто сильней отличился, тот больше получит.

- Не надо, Семен Михайлович. Начнем создавать армейскую базу снабжения. Хоть какие-то запасы у нас будут на трудное время. А то получается, что у одних густо, а у других пусто.

- Примем трофеи на строгий учет, - поддержал Щаденко.

- Ладно, запас карман не тянет, - усмехнулся Буденный. И, помолчав, добавил полувопросительно: - Своевременно мы на передовую приехали...

- А что, без нас не взяли бы Валуйки? - в упор глянул на него Ворошилов.

- Взяли бы... Может, к утру... И обоз могли растягать по дивизиям.

- Вполне возможно, - кивнул Климент Ефремович. - Только как ни старайся, а во все места не успеть. Армия у нас будет большая. Надо надежный штаб создавать.

Буденный промолчал. Согласия своего не высказал, но и не возразил.

2

Впереди Купянск. По данным разведки, противник намеревался удержать город, собрав возле него крупные силы. Учитывая это, Семен Михайлович решил дать небольшой отдых кавалеристам. Бойцы должны выспаться, поесть горячего, почистить лошадей, перековать их, если требуется. Начдивы и начальники служб получили приказ подтянуть отставшие подразделения, обозы, медицинские пункты.

Передышка - как раз вовремя. У Климента Ефремовича незыблемый закон: если взялся за новое дело, досконально изучи его. За несколько суток Климент Ефремович успел побывать во всех кавалерийских дивизиях, познакомиться с их структурой. Каждая дивизия включала в себя три кавалерийские бригады, конноартиллерийские батареи и бронеотряд. В свою очередь, бригада делилась на два кавалерийских полка, а каждый полк - на шесть эскадронов. Пять сабельных и один пулеметный - установленные на тачанках «максимы» не отставали от сабельников в походе и всегда были надежным подспорьем в схватках с врагом.

Буденновцы провели много тяжелых боев, прошли большое расстояние по осеннему и зимнему бездорожью, потеряв столько людей, что в полках сохранилась едва ли половина личного состава. Там, где потери были особенно велики, два-три эскадрона временно сливали в один,

Несколько лучше других выглядела 11-я кавалерийская дивизия, сформированная в центральных губерниях России и подчиненная Буденному недавно, во время боев под Касторной. А главное - много добровольцев, значительная прослойка рабочих. На всех новая, еще невиданная форма, только что введенная в Красной Армии. Шинели длинные, с отворотами на рукавах, с тремя синими хлястиками на груди (у пехоты - красные). Эти хлястики похожи на длинные языки, их сразу окрестили «разговорами».

На левом рукаве, ниже локтя, под красной звездой, пришиты знаки различия. У младших командиров - суконные треугольнички, у средних - квадраты, у старших - ромбы. Климент Ефремович подумал: надо побыстрее распространить это на Первую Конную. А то ведь как бывает: начальник отдает приказ, а боец (особенно из нового пополнения) говорит ему: «Отвяжись, тебе нужно, ты и делай». Потом выведут такого бойца перед строем: «Почему ослушался, почему не выполнил приказ?» - «А откуда я знал, что он командир, на лбу не написано». - «Он говорил тебе!» - «А может, он врал или шутил!»

Особенно нравился Клименту Ефремовичу в новой форме головной убор, именовавшийся «богатыркой»: шлем с шишаком, наподобие тех шеломов, какие были в старину у русских витязей. Только не металлический, разумеется, а суконный. Тепло в нем, удобно. В плохую погоду закрывает уши и шею, в хорошую его можно подвернуть.

И Семен Михайлович тоже очень доволен был шлемом. Еще в Касторной, когда знакомился с прибывшей дивизией, начдив Матузенко подарил ему «богатырку». Семену Михайловичу она пришлась к лицу. Почти не снимал, надевая кубанку лишь в ветреные студеные дни. А поскольку ездил он во все полки и батареи, поскольку именно на нем впервые усидели многие бойцы эту диковинную шапку, то и стали называть «буденновской шапкой» или просто «буденовкой». И раз уж дорогой и уважаемый командарм носит ее, то и каждый боец стремился раздобыть такую же. Если раньше щеголяли конники кубанками с ярким верхом, добротными папахами или необыкновенными шпорами, то теперь некоторые ребята в лепешку готовы были разбиться, лишь бы завести себе шлем, как у самого Семена Буденного.

Добывали по-всякому. Менялись головными уборами с бойцами 11-й кавдивизии, не скупясь на махорку в придачу или даже на трофейные сапоги. Не оказывалось желающих обменяться - забирали тайком, оставляя папахи. Джигиты Миколы Башибузенко в чистом поле налетели на фуражиров, ехавших за сеном, похватали шлемы с голов оторопевших обозников и унеслись, оставив чернеть на снегу брошенные кубанки.

Щаденко, посмеиваясь, сказал Ворошилову, что в 11-й кавдивизии буденовок теперь меньше, чем в других. У кого остались - прячут, надевая какой-нибудь малахай.