Вера Хенриксен - Знамение Страница 13

— Сигрид, — произнес епископ мягким и тихим голосом, — если Эльвир умер христианином, его следует похоронить в священной земле. Это последняя и лучшая услуга, которую ты можешь оказать ему. И если ты любила его, ты должна позаботиться об этом.

Епископ Гримкелль позвонил в колокольчик, и в комнату вошел один из его дружинников. Епископ что-то тихо сказал ему; тот поклонился и вышел. Вскоре пришла служанка с чашей пива.

— Тебе следует немного подкрепиться, — Гримкелль улыбнулся, когда служанка передала чашу Сигрид.

Она была вынуждена улыбнуться. Эльвир всегда прибегал к чаше с пивом, чтобы заставить собеседника разговориться. Но тут Сигрид подумала, как поступил бы Эльвир на ее месте. И внезапно поняла, что он, редко скрывавший свои взгляды, явно не согласился бы, если бы она поступила по-иному.

И она начала говорить.

Рассказала все, о чем узнала от Эльвира, о его обращении в христианскую веру, о его отступничестве, о священнике Энунде, о жертвоприношении в Хомнесе, об ужасе, который охватил осенью всю округу, об ответе Торы прорицательнице, о поездке Эльвира к королю, о болезни и о крещении детей, о том, как муж делился с ней своими мыслями, и, наконец, о его смерти.

Гримкелль некоторое время сидел молча. Он думал об исповеди Таральде, которую он слышал в Мэрине, и понял, что Сигрид говорит правду.

— Ты веришь в то, что Эльвир рассказывал тебе о христианстве? — спросил он наконец.

— Не знаю, — ответила Сигрид. — В последнее время произошло так много ужасных событий. Мне кажется, что Эльвир за свою веру заслужил нечто иное, а не предательство и смерть.

— Но пойми, он своей смертью одержал победу! — Голос епископа стал торжественным. Он привстал, и она увидела, как по-новому заблестели его глаза.

— Разве ты не видишь, как Господь смиренно дал понять Эльвиру, что предоставляет ему возможность покаяться в грехах на смертном одре!

Однако Сигрид взглянула на него непонимающе. И Гримкелль снова опустился на сидение.

— Нет, — произнес он. — Такое понятие тебе неведомо. Но Эльвир наверняка помнил о нем.

— Если бы Эльвиру позволено было остаться в живых, я бы стала верить в христианство, — воскликнула Сигрид.

— Ты должна верить, таково последнее желание Эльвира, — начал епископ. Но замолчал и удивленно оглянулся, ибо был прерван громким храпом. Священник Йон сидел на скамье и спокойно спал, сложив руки на животе. Гримкелль улыбнулся и продолжил:

— Если ты признаешь, что веришь в то, чему тебя учили Энунд и Эльвир, то без колебания примешь обряд крещения и будешь думать о другом. Ты сама говорила, что когда Эльвир был при смерти, то выразил желание исповедаться перед священником короля. Ты можешь поступить так же и признать тех священников, которых церковь назначила, чтобы помочь тебе!

Сигрид задумалась.

— Я никогда не смогу поверить в правильность того, как поступает король, насаждая христианство, — промолвила она.

Епископ Гримкелль взглянул на спящего священника перед тем, как посмотреть ей в глаза.

— Тебе и не нужно этого делать, — произнес он.

Сигрид уставилась на него. Но лицо епископа ничего не выражало.

— Надеюсь, ты разрешить мне рассказать конунгу обо всем, что ты мне сказала, — произнес он. И когда Сигрид взглянула на него с сомнением, добавил: — Обещаю, что ничего не скажу такого, что служило бы во вред тебе или твоим сыновьям. И, если это сможет помочь королю поступать в дальнейшем более мягко, то Эльвир умер не напрасно.

Сигрид кивнула головой в знак согласия.

— Эльвир будет похоронен в священной земле, — продолжал епископ. — Ты, Сигрид, чувствуешь готовность честно дать обет при крещении и что таково желание Эльвира?

— Да, — нерешительно промолвила она.

И только тогда, когда епископ тепло пожал ее руки, она осознала, что желает этого.

Кальв Арнисон ждал ее на улице.

— Ты долго задержалась там, — сказал он. — До чего договорились?

— Заключили подобие мирного соглашения, — ответила она. — Я обещала дать серьезный обет при крещении, а он — похоронить Эльвира в священной земле.

— Ты упомянула имя Финна?

— Нет.

— Как тебе понравился епископ Гримкелль?

— Понравился. Но по его поведению я почувствовала, что у него также есть серьезные проблемы.

— Ты права. — Кальв осмотрелся. — Быть епископом конунга Олава весьма непросто.

Они вышли со двора. Она было хотела вернуться, но он взял ее за локоть и повел по дороге, шедшей вдоль реки.

Они прошли мимо несколько дворов и пошли дальше по переулку, где располагались лавки торговцев. На берегу реки стояла кузница; они вошли в нее. Кальв хотел, чтобы она посмотрела красивые пряжки, которые были выкованы здесь. Некоторые из них были новыми с большим зверем по центру и ясным рисунком.

Кальв пожелал купить для нее одну из них. Но Сигрид они не понравились, и она выбрала пряжку старого образца.

Когда они снова вышли на улицу, Сигрид почувствовала усталость. Спросила, нельзя ли где-нибудь присесть и отдохнуть. Они выбрали покрытое травой место на склоне, сбегавшем к реке.

Он обнял ее за плечи и, несмотря на то, что она вздрогнула, не стал убирать руку. Сигрид сидела и смотрела в сторону Ладе. Эльвир бывал в Ладе много раз во времена правления там ярлов, и она по его описанию узнала отвесный горный склон в Ладе. Вспомнила о Торберге Строгале, который сделал «Длинного змея».

Затем она посмотрела ввысь на голубое небо, где легкие летние облака подобно морским волнам гонялись друг за другом. Мысли ее вернулись к беседе с епископом Гримкеллем, и она стала размышлять над его утверждением, что Эльвир одержал победу в смерти. Она не могла понять, что он понимал под этим. Энунд однажды сказал, что смерть может явиться победой того, кто пал за свою веру. Но Эльвир умер не так; его просто убили, бессмысленно, не поняв происходящего. Его смерть не была героической.

Мысли ее летели. Она видела перед собой жестокое лицо Финна Арнисона, затем короля Олава. Мысли бежали подобно волнам облаков по небу.

Солнце уже прошло полпути, когда она очнулась, обнаружив, что заснула, положив голову на плечо Кальва.

Он улыбнулся ей.

— Хорошо поспала?

Проснулась она с тяжелым, болезненным чувством. Такое часто случалось с ней после смерти Эльвира. Объяснить это Кальву ей было трудно. То, что она сидела, прижавшись щекой к его прогоркнувшему плащу, вызывало в ней противоречивые чувства. Она была рада тому, что он добр к ней. И в то же время именно эта доброта заставляла ее испытывать к нему неприязнь. Пожалуй, легче было бы ненавидеть его, грубо, издевательски разговаривать с ним. Мгновенно появилось желание уколоть его самолюбие.

— Неужели ты можешь полагать, что я у тебя буду спать хорошо! — произнесла она горько.

Он посмотрел вниз.

— Нет, ожидать столь многого я пока не могу, — ответил он.

Она поняла, что укол ее ушел в пустоту и, на мгновение пришла в ярость, готова была закричать. Но тотчас же взяла себя в руки, заставила мыслить ясно.

Эльвир мертв. Ничто не может вернуть его. Жизнь должна продолжаться без него, и она ради себя и детей обязана наилучшим образом воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Кальв не виноват в том, что случилось в Мэрине.

— Люди сегодня чувствуют себя усталыми, — произнесла она с принужденным смехом. — Пока я разговаривала с епископом, священник Йон заснул.

Кальв захохотал, и Сигрид обратила внимание, что смех его безжалостен.

— Йону больше всего нравится спать или есть, — произнес он.

Они поднялись с травы, сначала она, потом он, и направились обратно к королевской усадьбе.

После обеда Сигрид и мальчиков пригласили к конунгу. Когда они пришли, епископ уже был там.

— Епископ Гримкелль сообщил мне, что ты можешь принять крещение в любое время, — начал король. — Я желаю, чтобы ты вместе с сыновьями крестилась завтра утром.

— Да, мой господин.

— Он рассказал мне также, что Эльвир умер христианином. Поэтому я выражаю согласие на его захоронение в священной земле.

Сигрид посмотрела на него.

— Почему Эльвир, когда был в Каупанге, не рассказал мне об этом? — продолжал конунг. — Он мог бы сам стать лендманом в Эгга, если бы пожелал.

Сигрид не ответила.

— В том, что Эльвир пал в Мэрине, он виноват сам, — сказал Олав. — И если этой весной жертвоприношений не было, то мне известно, что жертвы приносили богам неоднократно зимой. Поэтому остальные, кто понес наказание в Мэрине, получили по заслугам. — Он немного помолчал. — Об этом разговаривать нечего, — заявил он. — Что касается лично тебя, ты в результате происшедшего не теряешь ни имущества, ни положения. Для детей же твоих завтра я сам буду крестным отцом.

Сигрид взглянула на мальчиков. Она понимала, какая это честь, даже если и сомневалась, что дети оценят ее.

Но конунг сейчас выглядел более мягким, чем при прошлой встрече, и она подумала, не осмелиться ли?..