Юрий Курик - Золото для дураков Страница 13

Подали стерляжью уху. Разговоры за тальботом стихли, сменились постукиванием ложек о посуду.

Однако вскоре зал вновь наполнился приглушённым гулом неторопливых бесед. Говорили обо всём: о ценах на зерно, о политике, читали стихи. Судачили о новостях из Петергофа, о станках из Лондона…

Витюша окончил трапезу и, собираясь уходить, ещё раз внимательно осмотрел лица обедающих. Он высматривал своего знакомца, купца первой гильдии Иннокентия Конева. Он обещался подыскать ему гравёра первой руки для написания серебряного кубка в честь дня ангела родной матушки.

Конева не сыскал, а вот разговор соседей заставил Витюшу прижать задницу к стулу.

– …, внучка банкиров Унгертов, Марина Бирюкова-Унгерт, совсем девчонка, ученица выпускного класса Смольного института, – гудел бородатый профессор медицины, наклонившись к Пирогову. – Страдала невыносимо, но к доктору не обращалась. У них в институте доктор мужчина, а все смолянки больны ложной скромностью. Они считают для себя позорным и невозможным показать врачу грудь для осмотра. Причём, уважаемый, считается опороченной не только та, кто осмелилась обнажить грудь перед врачом-мужчиной – весь класс, где она учится, покрывается несмываемым позором. На приёме у врача Марина Бирюкова-Унгерт…

…Вы не рыбак? А зря! Представьте себе раннюю зорьку на тихой реке. В заводи, усеянной по берегам пиками камыша, неподвижно торчит поплавок вашей удочки. На душе покойно и благолепно. Вдруг у вас где-то внутри, что-то щёлкает, и вы вдруг понимаете, сейчас там, в прохладной глубине чудный карась, едва шевеля плавниками, подкрадывается к сладкому червяку, где спрятана его смерть

Снаружи ничего, ни на йоту не изменилось, но вы-то всем нутром чуете, клюнет! Точно клюнет!

Предчувствие хорошей поклёвки прекрасной золотой рыбки охватило Витюшу. Сама фамилия «Бирюкова-Унгерт» для него пустой звук, а вот сочетание «внучка банкиров Унгертов» звучало волшебной музыкой из флейты чародея, манило в царство Шахерезады, обещало молочные реки и кисельные берега.

С суровых дней своего нищенствования Витюша уяснил, как Отче Наш, что деньги зло, на которое можно купить много добра. От работы люди худеют. Многие совсем охудели и остались с голой жопой. Из голозадых складывается фундамент революций и экспроприаций. Витюша хотел спокойной сытой житухи, без потрясений. Фортуна показала ему фигу вместо наследства и предоставила прекрасный шанс получить чудный геморрой в битве за кусок хлеба без колбасы.

Из всех предприятий, задуманных Витюшей, женитьба на девушке с капиталом была самым безопасным способом занять место в партере театра, где жизнь даёт своё представление с кордебалетом и буфетом в антракте.

После случайно подслушанного разговора за тальботом о внучке банкиров Унгертов Грехов мечтал о близком знакомстве с Мариной. На бал в Смольный Витюша с трудом, но сумел попасть. В шикарном костюме корнета он произвёл впечатление на внучку банкиров Унгертов. Весь вечер он танцевал только с ней. Её глаза светились неподдельной радостью, а, в купе с лёгким па танца, нежными соприкосновениями рук, без слов рассказывали о мечте Марины вырваться на волю из-под многолетнего надзора воспитательниц, наставниц института.

О том, что Марина, наверняка, дворянка, а его мещанское рыло в дворянском ряду будет лишним, Витюша не задумывался. Он давно решил сладить себе другие документы, подтверждающие его дворянство хоть от Рюриковых колен.

Кое-какие деньги, чтобы пустить пыль в глаза внучке банкиров Унгертов, у него имелись. Расходы не велики. Марина находилась в Смольном взаперти, как солдат в казарме, без права свободного выхода в свет. Значит, прогуливать её туда-сюда и тратиться на её капризы не придётся. Отсюда и расходы – пустяк, мелочь. Копейки на бумагу, чернила и рупь – другой письмоносице…

В чудном настроении и полный решимости влюбить в себя Марину Бирюкову-Унгерт, Витюша сел писать ей письмо: «Марина! Ваши глаза…»

***

Мокроносый следователь, ловко и быстро распутавший дело о краже фамильных драгоценностей у Натальи Александровны Голицыной, был благодаря этому случаю, замечен, кем следует, и переведён для дальнейшей службы в сыскное отделение департамента полиции под начало генерала от инфантерии Сергея Кузьмича Вязьмитинова.

Похоже, что мокроносый следователь поймал удачу за хвост. В связи с нешуточным взлётом карьеры, требует детального представления.

Никодим Емельянович Строков, приват-доцент математики и физики, к наукам охладел. Приобрёл одну, но пламенную страсть – запил серьёзно и надолго. Путь из приват-доцентов до репетитора тупых студиозов Московского Университета, он проделал без труда и быстро. В конце карьерного падения Никодиму Емельяновичу светила именная бляха дворника на его учёную грудь.

Сестра Строкова, Варвара Емельяновна, женщина могучая и суровая, не могла допустить падения братца, и в один прекрасный день, с двумя сковородками в руках доходчиво объяснила Никодиму Емельяновичу пагубность избранного им пути. Связала, отвезла его к знакомым старообрядцам в старый глухой скит.

Через год бывший приват-доцент, бывший фанат настоек, похудевший и посвежевший, с хроническим насморком, был отправлен сестрой в Париж для обучения в тамошней полиции сыскному делу.

Через два года обучения Никодим Емельянович возвратился в родные пенаты с дипломом следователя и мокрым носом. Был принят на службу в уездное сыскное отделение следователем.

Новая работа господину Строкову нравилась своей учёностью. Каждое преступление для него было очередной задачкой и частенько со многими неизвестными. Решать примеры с «x» – ами; «y» – ами, и прочими буквами греческого алфавита Никодиму Емельяновичу не привыкать. Опыт математики и физики пригодился, как нельзя лучше. Логика учёного и знания, полученные в стенах лучшей полиции Европы, давали прекрасные результаты в поисках злоумышленников и доказательств их вины.

Затрапезная внешность Никодима Емельяновича с его вечно мокрым носом, создавали обманчивое впечатление незначительности следователя и, даже придурковатости, чем он умышленно и пользовался при допросах подозрительных лиц, загоняя их своими глупыми, на первый взгляд, вопросами в логические ловушки.

Сегодня с самого утра, у следователя сыскного отделения столицы господина Строкова, сидел, обливаясь потом, старший приказчик ювелирной лавки «Легран и партнёры. Колониальные товары» мещанин Волков Владимир Степанович. Он по строгому приказу хозяина пришёл добровольно сделать заявление в полиции о возможном преступлении, связанном с жёлтым бриллиантом. Камень сей был куплен у неизвестного корнета более трёх месяцев назад

– Что вам показалось подозрительным?

– Я уж говорил вашему сиятельству, походка евоная меня с толку сбила.

– Он хромал? На какую ногу? Или на обе сразу? Может, косолапил, как медведь? Иль подпрыгивал вроде зайца?

– Нее…, Ваше сиятельство, ноги у него ровные, без хромоты, шаг твёрдый…. одно слово – военная косточка!

– Он соблазнял вас походкой к близости?

– Господь с вами! – Волков истово перекрестился. – Оборони нас Отец Всевышний от греха непотребства!

– Чем же вас привлекла его походка?

– По первости, как они в лавку, зашедши, их слегка взбулындывало!

– Прости, но это как, «взбулындывало»? Их двое зашло? Кто второй?

– Ваше сиятельство, запишите себе для памяти на листочке. Я в пятый раз повторяю. Зашёл в лавку корнет под серьёзной мухой. Его от вина покачивало. От того и походка евоная была шаткой и нетвёрдой. Как камень-то сторговали, и ассигнации он сгрёб, сразу на выход пошёл. Шаг его сделался печатный, как на плацу…

– И что? В чём тут сюрприз, Владимир Степанович?

– Дык, я смекаю теперь, что корнет не так был пьян, как хотел показаться.

– Зачем ему театры разыгрывать?

– Дык, чтобы жадность меня обуяла, мол, пьяного легче обдурить, чем трезвого.

– Чем дело окончилось? Жадность-то обуяла?

– Грешен, Ваше сиятельство, обуяла бесовская жадность!

– Насколько обдурили?

– Без малого, рубликов на пятьсот…

– С деньгами вы с хозяином разбирайтесь. Что с камнем-то?

– Положил бриллиантик в сейф…

– Открыли сегодня сейф, а камень тю-тю…?

– Пошто «тю-тю»? На месте он, как положил его в день покупки, так и лежал до хозяина.

– Значит, посмотрел хозяин бриллиантик, а он оказался фальшивым?

– Обижаете, Ваше сиятельство! Я при камнях два десятка лет. Мне продать фальшивку невозможно.

– Тогда в чём засада? Камень на месте, настоящий…

– Хозяин рассмотрел лупой на камне следы грязи по юбке9, и даже места, где раньше цапками бриллиант держался в кольце.

– Ну, и что? Естественно, камень должен находиться либо в кольце, либо в ожерелье.