Сумерки империи - Гектор Мало Страница 13

сомневаюсь, что твоя жена согласится жить вместе со мной, но очень скоро она начнет страдать. Ей придется терпеть мои привычки, выслушивать мое мнение, которое она вряд ли будет разделять, а я, кстати, еще не отвыкла командовать. Здесь же я буду жить как бы с вами, но не у вас. Взгляну из своего окна на ваши окна, и мне будет понятно, когда я смогу навестить вас, не причиняя вам неудобств. А когда ваши дети слишком расшалятся, вы будете отправлять их ко мне.

Я часто вспоминаю эти слова, сказанные матерью, и всякий раз в моих руках начинает дрожать перо. А еще я вспоминаю покой домашнего очага, роскошный деревенский пейзаж, цветы в саду, планы на будущее, которые мы строили вместе, взгляд моей матери, и думаю о том, что тогда я и представить себе не мог, что, вернувшись домой, в самое сердце Франции, я уже ничего этого не застану, и все, что мне было бесконечно дорого, в скором времени будет сметено войной.

Наступил вечер, и тут оказалось, что мать пригласила на ужин бывшего наставника, папашу Шофура, который все эти годы после моего отъезда продолжал спокойно жить в Куртижи и заниматься своими книгами. Наставник явился с большим рулоном белой бумаги под мышкой и осторожно, словно величайшую драгоценность, положил его на столик в прихожей.

— Что там у вас? — спросил я его.

— Это карта Европы, в которой вы прочертите своими саблями и штыками окончательные границы. Узнав об объявлении войны, я сразу сел за работу и изобразил границы государств в том виде, в каком вам предстоит их установить.

Он развернул свою карту и продемонстрировал закрашенные розовым цветом очертания Франции. Ее территория на карте простиралась до Рейна. Пруссию он закрасил синим цветом, и ее территория доходила только до Везера[27], а дальше вплоть до Тироля и Богемии простирались земли остальной Германии, закрашенные желтым цветом.

— В окончательном виде, — продолжал наставник, — Германия должна включать в себя Польшу, некоторые провинции австрийской монархии и турецкие владения в Европе. Но это произойдет позже. Всему свое время. Сейчас же нам представилась возможность решить судьбу Центральной Европы. Так не упустим этой возможности!

— Как же так! — перебила его мать, — вы хотите, чтобы Франция захватила рейнские провинции. Но вы же республиканец, поборник права и справедливости. Провозглашая подобные цели, вы не можете не признать, что и Пруссия может захотеть отнять у нас Эльзас и Лотарингию.

— Будьте уверены, именно так она и поступит, если одержит победу, зато Франция даже в случае полного триумфа никогда не станет претендовать на Баден или Гессен. Что же касается Рейна, скажу так: если он и станет нашим, то лишь в силу необходимости, но никак не по праву. Если Рейн будет разделять два наши народа, то это не позволит Франции угрожать Германии и не позволит Германии вторгнуться во Францию. Граница по Рейну станет гарантом мира, причем постоянного мира, о котором я и пекусь.

За ужином наш географический диспут прервался, но тема застольной беседы осталась прежней. Да и о чем было говорить, как не о войне? Все были взбудоражены этим событием и обсуждали его повсюду — на кухнях и в гостиных, в лачугах и замках. Все мужчины призывного возраста уже получили повестки, повсюду формировалось ополчение, не осталось ни одной семьи, в жизнь которой не ворвалась бы война. Возможно, господин Шофур предпочел бы, как и моя мать, выразить неприязненное отношение к войне, но в моем присутствии он не решался откровенно высказываться на эту тему. Конечно, его навязчивые географические идеи выглядели смехотворно, но вместе с тем нельзя было не признать его исключительную осведомленность в политических и исторических вопросах, изучению которых он посвятил всю свою жизнь, и поэтому я очень хотел, чтобы он продолжил свои рассуждения.

— Представьте себе, — сказал он, — в наших краях меня считают чуть ли не пруссаком, и все из-за того, что я позволил себе выразить беспокойство по поводу этой войны. Наш мэр и кое-кто из близких ему людей упрекают меня в том, что я плохой француз. По их мнению, если вы утверждаете, что нынешняя военная кампания станет для нас тяжелым испытанием, значит, вы сомневаетесь в могуществе Франции. Всего лишь несколько дней тому назад все осуждали эту войну, никто не хотел, чтобы война началась, и никто не верил, что она начнется. И только я утверждал, что война неизбежна. Но вот сегодня зазвучали военные марши, и сразу все встали в ряды защитников отечества. Воистину, в каждом французе есть что-то от боевого коня. Недаром Руже де Лиль сумел одним словом выразить наш национальный характер: "Шагайте! Шагайте!"[28] Да вы хоть знаете, для чего вы шагаете и по чьей воле?

— Чтобы убедиться, что винтовка Шаспо превосходит винтовку Дрейзе.

— Вот вы шутите, дорогой Луи, а между тем то, о чем вы говорите со смехом, побудит целые полки ринуться в атаку, так же как желание поквитаться за Ватерлоо или отомстить за Садову[29] воспламенит не одну честную душу. На самом же деле вы будете сражаться только лишь потому, что и прусское правительство, и французское правительство вынуждены начать эту войну, так как для них это вопрос жизни и смерти.

— Что вы имеете в виду?

— С тех пор, как к власти пришел господин Бисмарк, главной целью прусского правительства стало поглощение всей Германии. Оно уже началось, но идет недостаточно быстро. Государства Южной Германии, за исключением Бадена, упорствуют в своем нежелании быть поглощенными прусским чудовищем. Необходимо сломить их сопротивление, а для этого требуется, чтобы откуда-нибудь исходила общая для всех опасность. В таких условиях только страх перед Францией способен заставить немцев объединиться во имя их общей родины, в роли которой на самом деле будет выступать Прусская империя. Это вам, надеюсь, понятно?

Бисмарк. Железный канцлер

— Более чем.

— Что же касается французского правительства, то для него главной заботой является выживание, но продлить свое существование оно может только одним способом: развязав войну. Силы правительства уже на исходе, но рецепты продления жизни ему не известны, и именно по этой причине оно было вынуждено обратиться к либералам, не испытывая, впрочем, к ним никакого доверия, точно так же, как родственники больного вынужденно обращаются к шарлатанам, когда медицина не в состоянии вернуть человека к жизни. И хотя это опасное лекарство отмерено в минимальной дозе, оно, тем не менее, способно прикончить наших полуживых властителей. Уже