Эптон Синклер - Зубы Дракона Страница 14

Кроме мамы, единственным человеком, которому Йоханнес Робин открыл свои заботы, был Ланни Бэдд, который всегда был мудр не по годам, доверенное лицо в возрасте четырнадцати лет, советник и консультант в возрасте девятнадцати лет. Ланни свёл Йоханнеса со своим отцом, и наслушался их схем, знал все входы и выходы в их коммерции. Он знал, что Йоханнес продавал пулеметы фирмы Бэдд нацистским агентам, которые использовали их на улицах Берлина в открытой войне с коммунистами. Йоханнес просил Ланни никогда не говорить об этом ребятам, и Ланни обещал. Что они будут делать, если бы они узнали об этом? Они могли бы отказаться жить дольше в берлинском дворце, или от поездки на яхте, стоимостью в сто долларов в час. Бесс, возможно, даже не позволила дать яхте своё имя. Так Яша Рабинович стоял перед своей персональной Стеной Плача. Ой, ой!

Он был в положении, слишком знакомым для представителей своей национальности, проживших две тысячи лет в диаспоре в окружении врагов, заставляя их играть друг против друга, хитро их умиротворяя. Йоханнеса подняла к власти его проницательность, как спекулянта. Он знал, кому платить за внутреннюю информацию, и как отделить истину ото лжи. Сделав огромные деньги на крахе немецкой марки, он скупил компании, которые были на грани банкротства. Чтобы владеть ими и заставить их работать в эти дни государственного вмешательства в бизнес, нужен был своего рода союз с политиками, а это означало платить им деньги, что было близко к коррупции, и становилось со временем всё ближе. Это означало не просто знать людей, которые были у власти, но и прогнозировать, кто будет у власти на следующей неделе, и делать с ними дела.

Так случилось, что Йоханнес помогал поддерживать коалиционное правительство республики и в то же время поддерживал несколько амбициозных нацистов. Кто мог бы сказать, что может произойти под тяжестью нависшего национального банкротства? Зная, что его дети сотрудничали с красными и постоянно клянчили деньги — кто был их получателем, не трудно было догадаться. Йо-ханнес давал им щедрые суммы, зная, что они будут передавать их для их «дела». Еще один вид страхования! Но не позволяйте любой из этих групп знать, что вы даете другим, потому что они находятся в смертельной войне, каждый против двух других.

Все это означало тревожные дни и бессонные ночи. И мама, от кого ничто не спрячешь, спрашивала: «Зачем всё это? Почему нам нужно так много денег?» Ей было трудно понять, что нужно получить больше, чтобы защитить то, что имеешь. Она и дети прилагали усилия, чтобы оторвать папу от всего этого. Последние три лета они заманивали его в яхтенные круизы. В этом году из-за двух молодых мам они начали раньше и надеялись держать его подальше все лето.

Но оказалось, что в Берлине накапливались проблемы: бизнес проблемы, политические проблемы. В различных портах Йоханнес получал пачки писем, запирался со своей секретаршей и диктовал длинные телеграммы. К Советскому Союзу у него были претензии: письма могут быть вскрыты, а телеграммы не доставлены. За них было заплачено, но не было уверенности, что они дойдут до места назначения. Все было в руках чиновников. Кругом были бюрократизм, волокита и канцелярщина. Боже, помоги бедным людям, которые должны были жить в таком мире. Йоханнес, человек быстрых решений, пахарь поля своего, строитель своей дороги, не мог оставаться в Одессе и попросил всех отказаться от посещения красивого Сочи. «Недалеко от Стамбула так же есть грандиозные дворцы, но там хоть работает международный телефон!»

Бесси Бэдд взяла обратный курс, и в Стамбуле её владелец получил много телеграмм, которые его обеспокоили. Яхте пришлось ждать, пока он не послал ответы и не получил ещё больше ответов на ответы, и в конце концов владелец заявил, что не может продолжать круиз. Были серьезные неприятности у одного из банков, которые он контролировал. Он сам должен принять решение на месте и не мог доверить это подчиненным. Он сделал ошибку, уехав в такое беспокойное время! Крах на Уолл-стрите потряс всю Европу, и его последствия проявлялись мало-помалу. Йоханнес извинился перед своими гостями и вылетел в Вену, а оттуда в Берлин.

Сейчас самолеты летали каждый день между всеми большими столицами Европы. Вы просто садились в самолёт, и не почувствовав полёта, через несколько часов выходили из него и шли по своим делам. Ни малейшей опасности. Но маму мучили мысли о громах и молниях, поражающих Яшу, и о многих других вещах, могущих привести к аварии. Они ждали в Стамбуле, пока не пришла телеграмма, сообщившая, что путешественник прибыл в безопасности в свой собственный дворец, и что Фредди здоров и счастлив и шлёт всем приветы.

Теперь было слишком поздно для посещения побережья Африки, наступил сезон дождей, было жарко и вылетели комары. Им было хорошо на яхте, и они не стали сходить на берег. Молочная ферма процветала. В просторных холодильниках было достаточно свежих продуктов для двух молодых мам, а они, в свою очередь, обеспечивали ими своих детей. Бабушки порхали над местом действия в таком трепетном волнении, что заставляли подумать о крыльях колибри. Действительно, казалось, что до этого там никогда не было двух младенцев в мире и никогда не будет снова. Бабушки, мамы, дети и обслуживающий персонал сформировали закрытую корпорацию, тайное общество, женскую организацию, созданную женщинами и для женщин.

Это была машина, которая работала, как часовой механизм, и маятником в нём была авторитетная мисс Севэрн. Её взяли только для ухода за маленькой Фрэнсис, но она была так образована, так прекрасно оснащена, что внушила благоговейный страх семейству Робинов. Она была голосом современной науки, оставляя за собой последнее слово в области ухода за младенцами. Не менее важным были её английские манеры, она была Британией, которая правила морями и большинством их берегов. Она была власть, и никто не смел ей перечить. Что было запрещено для одной бабушки, нельзя было делать и другой. Что приказывалось делать няньке маленькой Фрэнсис, было приказано сделать няне маленького Йоханнеса. Так, в конце концов, Иерусалим попал под британский флаг. Рахель предоставила навсегда все полномочия мисс Севэрн, и последняя руководила всем предприятием.

Каждое утро Марселина делала уроки в каюте мисс Аддингтон. Мистер Дингл в своей каюте размышлял и творил свои старые молитвы. Мадам Зыжински в своей — раскладывала пасьянсы или, возможно, давала «сеансы». А Ганси, Бесс и Ланни оставались в салоне. Первые два отрабатывали свою интерпретацию какого-то великого скрипичного классика, а Ланни критически слушал, пока они играли один и тот же пассаж много раз, пытаясь добиться того или иного эффекта. Что имел в виду Бетховен при повторении этого ритмического рисунка? Здесь он написал сфорцандо, но он часто так писал, когда он имел в виду тенуто, выразительный акцент, чтобы расширить звук, но будьте осторожны, это трюк, который может стать плохой привычкой, показухой. Они спорили до хрипоты, но всегда, в конце концов, склонялись перед мнением Ганси. Тот обладал даром, был гением, который жил музыкой в душе. Иногда их души сливались в одну, и это был их звездный час.

Этим молодым людям никогда не было скучно даже во время самого продолжительного яхтенного круиза. Они взяли свое искусство с собой, сокровищницу очарования, комплекс изобретательности, вместилище наслаждений, которые нельзя опустошить. Ланни играл на пианино всю свою жизнь, но теперь обнаружил, что только скользил по поверхности глубокого океана. Теперь он проанализировал научно то, чем прежде наслаждался эмоционально. Ганси Робин получил тщательное немецкое обучение и прочитал ученые книги по гармонии, акустике, истории музыки. Он изучал личности композиторов и пытался представить их своей аудитории. Он не хотел превратить Моцарта в Бетховена, или Глюка в Листа. Он разучивал самые трудные вещи Паганини или Венявского, но не будет играть их на публике, пока он не сможет найти в них душу. Гимнастика для пальцев была уделом для других.

Каждый день после полудня, если погода была в порядке, судно бросало якорь, и все пассажиры, кроме мамы Робин, выходили на палубу в купальных костюмах. За борт опускали трап, и пассажиры строем спускались вниз окунуться в воду. На чрезвычайный случай стоял матрос со спасательным поясом, привязанным веревкой. Все матросы были хорошими пловцами, но знающий своё дело капитан Моллер не давал им никаких шансов и всегда сам был на страже. Когда пассажиры уставали, они поднимались на борт, и яхта возобновляла плаванье. Рояль на небольших резиновых колесиках выкатывали из салона, и Ганси и Бесс давали концерт под открытым небом. Рахель пела, а иногда вела всех в хоре. Наступали сумерки, «сумерки веков и песни»[11]

У Ланни была только одна беда в этом круизе — игра в бридж. Бьюти и Ирме приходилось играть не за деньги, а на очки, для того, чтобы что-нибудь делать. Эти дамы умели читать, в том смысле, что они умели складывать буквы в слова, но не знали, как погрузиться в книгу или как понять её содержание. Их клонило в сон, когда они пытались делать это. Они просили других людей рассказать им, что было в книгах. Ирма, по крайней мере, всегда была в состоянии оплатить эти услуги. Теперь она вышла замуж за бедняка и поняла, что это означает его обязанность составлять ей компанию. В детстве Ирма Барнс слышала стишок о том, что у каждой Джилл должен быть свой Джек.