Александр Майборода - Путь на юг Страница 14

Харальд помалкивал: он догадывался, куда клонит Готлиб.

Глаза Отера-урмянина снова блеснули жадным огнем, но тут же приугасли.

— Боюсь, нам славян не разбить, — сказал Отер-урмянин.

— Мы легко их разобьем — у них слабое войско, — сказал Харальд.

— Но с этим «слабым» войском они уже разбили вас, — сказал Отер-урмянин.

— Это было предательство. Если бы они не ударили нам в спину, мы сидели бы в городе, — сказал Готлиб.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением проговорил Отер-урмянин и взглянул на своих друзей.

— Может нам лучше все же пойти в Британию? — сказал один из норвегов.

— Можете идти в Британию, — проговорил Готлиб с усмешкой. — Если боитесь. Но зря боитесь — князем у словен сейчас мальчишка.

— Мальчишка? Во главе войска? — удивленно проговорил Отер-урмянин.

— Вот именно, что мальчишка. Его отца мы убили. И он провозгласил себя князем. Но старая дружина, не веря в него, от него разошлась. Так что он остался почти без людей, — сказал Харальд.

— Что ж, это совсем другое дело, — весело сказал Отер-урмянин.

— Надо сейчас же идти на Словенск, чтобы захватить их врасплох, — сказал Готлиб.

— Сейчас же идти на Словенск? — проговорил Отер-урмянин, поморщил лоб и сказал: — Хорошая мысль — захватить врага врасплох. Но только все же меня тревожит один вопрос, — как мальчишка со слабой дружиной разбил твою сильную дружину?

— Это случайность, — сказал Готлиб.

— И предательство, — добавил Харальд.

— Нам надо подумать, — сказал Отер-урмянин.

— Сколько на это вам нужно времени? — спросил Готлиб.

— Завтра утром дадим ответ, — сказал Отер-урмянин.

— Но мы не будем же стоять посреди воды? Тут часто налетают сильные бури, — сказал Готлиб.

— Мы видели ураганы в океане, так что в этой луже нам нечего бояться, — усмехнулся Отер-урмянин.

— Ты опасно заблуждаешься, — проговорил Харальд, — тут очень сильные и коварные бури; намного страшнее, чем в океане.

— Кормчий! — крикнул Отер-урмянин.

Кормчий через несколько секунд подошел, и Отер-урмянин спросил его:

— Говорят, тут очень сильные бури бывают. Ты слышал об этом что-либо?

Кормчий кивнул.

— Я слышал об этом.

— Это действительно опасно для нас?

— Да. Лучше держаться вблизи берега.

— Тогда пока разобьем лагерь на берегу Невы, — сказал Отер-урмянин.

— Мы собираемся чего-то ждать? Погоды? — насмешливо спросил Готлиб, хотя у него в душе все кипело от злости.

Отер-урмянин ничего не ответил. Пришлось Готлибу уйти на свой корабль, не решив главного вопроса.

Вернувшись на свой корабль, Готлиб приказал своим людям помалкивать о драгоценностях, спрятанных на корабле.

Глава 18

Случайно или нет, но Отер-урмянин приказал разбить лагерь в том месте, где в прошлом году стоял и сам Готлиб со своим войском.

Харальд удивился этому, но Готлиб сказал, что ничего удивительного в этом нет, так как выбранное место наиболее удобно для лагеря, — отсюда можно контролировать вход в Неву, — а потому Отер-урмянин поступил вполне логично, избрав это место.

Однако свой лагерь Готлиб велел разбить немного дальше, — там, где в прошлом году он прятал засаду, хотя место было похуже — рядом было болото.

Разумеется, он и в мыслях не держал, что молодой словенский вождь отважится напасть на шеститысячное войско, Место в стороне от основного лагеря он выбрал исключительно из желания держаться подальше от Отера урмянина.

Корабль был вытащен носом на берег, а скоро и лагерь был разбит: поставлены шатры, зажжен огонь, и над костром повисла на вертеле свиная тушка, — небогато, скудно, но это все, что было в запасах корабля, а на охоту сходить не успели.

Ожидая, пока свиная тушка созреет, Готлиб сидел в кресле перед костром с серебряным кубком в руке, рядом на бревне — Харальд. Один слуга медленно поворачивал, вертел с тушей, а второй держал в руке кувшин, и как только кубки пустели, он снова наполнял их.

С поросенка стекали капли жира. Они падали на раскаленные угли и шкворчали, пуская струйки белого дыма.

Шаловливый ветерок крутил едкий дым, норовя пустить его прямо в лицо Готлибу.

Готлиб и Харальд пили вино маленькими глотками.

— Проклятый дым! — возмутился Харальд, отворачивая лицо от очередной порции едкого дыма. Он махнул ладонью, отгоняя дым в сторону — Прошибает до слез.

Харальд, которого годы странствий давно приучили не замечать такую мелочь, как дым, вытянул ноги в сторону костра. Разглядывая позеленевшие от влаги сапоги, огорченно заметил.

— Сапоги совсем отсырели. Так и сгниют на ногах. У нас в Дании в это время уже тепло, а тут все сыро! В лесу снег еще лежит. И, похоже, он будет лежать до следующей зимы.

Готлиб макнул губы в вино и усмехнулся:

— Харальд, как я вижу, эта страна плохо влияет и на тебя. Первый раз слышу, чтобы ты жаловался на сырость и холод.

Харальд вынул меч и острием коснулся туши. Острый металл легко проткнул коричневую шкуру. Из-под шкуры капнул бурый сок.

— Свинья еще не готова, — сказал он и, понизив голос, проговорил: — Конунг, я не на сырость ругаюсь, меня беспокоит другое — почему урмянин все же не передал тебе старшинство над войском? Войском должен командовать знатный человек, а не безродный урмянин, еще вчера пасший скот.

— Он не пас скот, он — рыбак, — сказал Готлиб и коснулся губами кубка с вином.

Сделал глоток, отстранил кубок и плеснул немного жидкости в огонь, отчего пламя весело полыхнуло.

Глядя на огонь, Готлиб негромко проговорил:

— Я уже понял, что этот безродный урмянин намерен оттеснить меня в сторону и на захваченной у славян земле самому стать конунгом.

— Но это невероятно — конунги избраны богами. Безродный бродяга не может стать королем. Такого еще не было. Да этого не позволят и другие конунги, — возмущенно проговорил Харальд.

— Но на этот раз у безродного бродяги, волей случая вставшего во главе войска из нескольких тысяч человек, есть все шансы. С двумя сотнями кораблей, набитых отъявленными головорезами, можно захватить любую страну и объявить себя ее правителем. И никто не сможет стать ему помехой, потому что завоеванная земля принадлежит тому, кто ее завоевал, — рассудительно проговорил Готлиб.

— Надо все же потребовать, чтобы урмянин уступил тебе главенство над войском.

— Как? — спросил Готлиб. — Как, с двумя десятками воинов, имея только потрепанный корабль, требовать от предводителя шеститысячного войска уступить главенство над войском? Ты знаешь ответ? Я не знаю.

— Но ты не можешь же уступить ему! — сказал Харальд.

— Не могу.

— Убить его?

— Пока нет.

— Но что же делать?

— Ждать.

— Но сколько ждать? Как я вижу, он и не собирается идти на Словенск.

— Он пойдет на Словенск. И скоро. Он не может долго ждать. Эти люди признают его своим вождем до тех пор, пока они думают, что он знает дорогу к добыче. Слова соблазняют людей. Но время слов быстро проходит, поэтому он должен действовать без промедления, иначе эти люди начнут искать нового вождя, — сказал Готлиб.

— Значит, к тебе уйдут?

— Больше не к кому. Урмянин, если он и в самом деле тот, кем пытается себя представить, должен знать это, потому, я думаю, что он не станет засиживаться здесь. Скоро он поведет войско в поход.

— Убить его надо, пока не стало поздно, — сказал Харальд.

— Нет, именно сейчас нельзя его трогать. Пока люди ему верят, он неприкосновенен, и всякий, кто поднимает на него руку, погибнет, — сказал Готлиб.

— Если он победит, дальше может стать еще хуже, — сказал Харальд.

Готлиб усмехнулся:

— Он может погибнуть в сражении. Это, во-первых. Потом — люди по своей природе жадны и завистливы. Они не любят, когда такой же, как они, становится выше их. Когда человек, такой же, как они, поднимается над толпой, каждый задает вопрос — почему именно он? Почему человек, ничем не отличающийся от других, вдруг становится выше их? Каждый думает — я ничем не хуже. Значит, и я имею право. Но вся проблема, как раз в том, что права он не имеет, потому что он глуп и ленив. Не понимая истинных причин своего неуспеха, человек начинает искать объяснения. Люди склонны к простым объяснениям непонятных им вещей. Поэтому они объясняют успех другого коварством и интригой. Люди склонны оправдывать себя. Поэтому объяснение успеха другого использованием низменных приемов, дурных сторон характера, поднимает их самооценку. Но зависть остается. Так что, как только урмянин объявит себя конунгом, у него тут же появится много недоброжелателей. И особенно много появится среди тех, кого он считает своими друзьями, тех, кому он безоговорочно доверяет. Они предадут его. Это только вопрос времени. Это, во-вторых. А в-третьих, — с течением времени обязательно представится удобный случай, чтобы все обернуть в свою пользу.