Бернард Корнуэлл - Перебежчик Страница 14

Старбак увидел первых янки. Два солдата использовали поваленное дерево в качестве укрытия для стрельбы. Один перезаряжал, засовывая в ствол винтовки длинный шомпол, а его товарищ целился из-за ствола.

Северянин выстрелил, и Старбак заметил, как дернулось от отдачи его плечо и показался дымок со снопом искр от взорвавшегося капсюля.

За спиной двух янки лес внезапно наполнился синемундирниками, и ещё более удивительно, с деревьев свисали серые шинели, раскачиваясь, когда в них попадали пули мятежников.

— Убейте их! — заорал Старбак, и двое за упавшим деревом повернулись и в ужасе уставились на атакующих мятежников.

Тот, что заряжал винтовку, повернул ее в сторону Старбака, прицелился и нажал на спуск, но в панике забыл взвести курок.

Винтовка щелкнула с металлическим звуком. Северянин вскочил на ноги и побежал мимо офицера, стоящего с саблей в руке с выражением потрясения и замешательства на обрамленном бакенбардами лице. Старбак, заметив выражение лица офицера, понял, что поступил правильно.

— Убейте их, — закричал он, совершенно не сознавая, что произносит такие кровожадные слова.

Он просто почувствовал экстаз человека, который только что перехитрил врага и навязал ему свою волю.

Это чувство было всепроникающим, наполнив его просто маниакальным восторгом.

— Убейте их! — завопил он снова, на сей раз эти слова, похоже заставили весь фланг янки прийти в движение.

Северяне побежали. Некоторые спрыгивали с утеса, скользя вниз по склону, но большинство бежало обратно вдоль шеренги к вершине утеса, и пока они бежали, всё больше людей присоединялись к ним, и отступление становилось всё более беспорядочным и многолюдным.

Старбак споткнулся о раненого, который жутко завыл, а потом выбежал на поляну, где пушка родайлендцев пропахала рваную борозду с вершины утеса. Он вскочил на ящик со снарядами, по-прежнему вопя свой призыв наступающим солдатам.

Не все северяне побежали. Многие офицеры считали долг важнее собственной безопасности и с храбростью, граничащей с попыткой самоубийства, продолжали драться с наступающими с фланга мятежниками.

Один лейтенант хладнокровно прицеливался из револьвера и упал, заколотый двумя штыками. Он попытался выстрелить, даже умирая, и третий южанин всадил ему пулю в голову, вызвав фонтан крови.

Лейтенант умер, а солдаты всё тыкали его тело штыками с жестокостью охотничьих собак, разрывающих тело убитого оленя. Старбак крикнул им, чтоб оставили мертвеца в покое, и поспешили вперед. Он не хотел дать янки время опомниться.

Адам Фалконер скакал по залитой солнцем поляне, призывая остаток Легиона пересечь ее и присоединиться к роте Старбака.

Майор Бёрд повел знаменосцев в сторону темнеющего дальнего леса, наполненного пронзительными криками атакующих мятежников и стрельбой. Офицеры-северяне, приказывающие солдатам остановиться, не имели ни единого шанса, что в этой панике им кто-либо подчинится.

Траслоу велел северянину бросить винтовку, а тот то ли не расслышал, то ли решил бросить ему вызов, и охотничий нож сделал лишь один взмах с дьявольской экономией усилий.

Группа янки, которой заблокировали путь к отступлению, развернулась и вслепую побежала обратно в сторону атакующих. Большинство остановилось, осознав свою ошибку и подняв руки в знак поражения, но один офицер яростно взмахнул саблей в лицо Старбаку.

Старбак остановился, позволил клинку просвистеть рядом, а потом воткнул в него штык. Он ощутил, как сталь ударилась о ребра янки, и выругался, что колол сверху вниз, а не наоборот.

— Нат! — выдохнул офицер-янки. — Нет! Пожалуйста!

— Хрень Господня! — вырвалось проклятие из уст Старбака.

Человек, которого он атаковал, был прихожанином его отца, старым знакомым, Старбак делил с ним вечность уроков в воскресной школе.

Последние новости, которые Старбак слышал об Уильяме Льюисе, были о том, что он поступил в Гарвард, но теперь Льюис тяжело дышал, пока штык Старбака скользил по его ребрам.

— Нат? — спросил Льюис. — Это ты?

— Брось саблю, Уилл!

Уильям Льюис покачал головой, но не в отказе подчиниться, а от потрясения, неожиданно увидев старого друга в облике мятежника. Потом, заметив яростное выражение лица Старбака, он бросил саблю.

— Я сдаюсь, Нат!

Старбак оставил его стоящим над брошенной саблей и побежал догонять своих людей. Встреча со старым другом выбила его из колеи. Неужели он сражался с бостонским батальоном?

Если так, то сколько еще поверженных врагов его опознают? Кого еще из близких знакомых он погрузит в траур своими сегодняшними действиями на вершине виргинского холма?

Но он отбросил все сомнения, когда увидел бородатого верзилу, кричавшего на мятежников. Мужчина в подтяжках и рубашке с закатанными рукавами одной рукой размахивал банником как дубиной, а в другой держал некое подобие римского острого меча, обычно выдаваемого канонирам.

Путь к отступлению был отрезан, но он отказывался сдаться, предпочитая скорее умереть героем, чем прослыть трусом. Он уже свалил одного из людей Старбака и теперь вызывал других на драку.

Сержант Мэллори, шурин Траслоу, выстрелил в верзилу, но пуля прошла мимо цели, и бородатый канонир как фурия обрушился на жилистого Мэллори.

— Он мой! — прокричал Старбак и, оттолкнув в сторону Мэллори, бросился вперед, а затем отскочил назад, когда верзила замахнулся банником. Это, считал Старбак, было его обязанностью как офицера.

Рота должна увидеть, что он самый бесстрашный и готов к схватке. Кроме того, сегодня он чувствовал себя непобедимым. Боевой клич словно огненная вспышка прошел по его венам. Он со смехом делал выпады штыком, но короткий клинок противника с силой отбивал штык в сторону.

— Ублюдок! — канонир плюнул в Старбака, затем сделал несколько быстрых зловещих движений, пытаясь сковать все внимание Старбака на клинке, а сам замахнулся банником.

Он думал, что обманул офицера мятежников, и с восторгом заревел, предвкушая, как похожий на дубину деревянный наконечник размозжит череп врагу, но Старбак пригнулся, так что банник просвистел над широкополой шляпой, сила этого ужасного замаха была такова, что верзила покачнулся.

Теперь настал черед Старбака победоносно закричать, кольнув штыком, с силой проталкивая его вверх, несмотря на невероятное сопротивление кожи и плоти, он еще орал, когда верзила дернулся и упал, корчась на длинном острие штыка, как умирающая загарпуненная рыба.

Старбак запыхался, пытаясь высвободить штык, но плоть верзилы плотно обхватила сталь, и штык даже не двигался. Северянин бросил свое оружие и ослабевшими руками хватался за винтовку, торчащую у него в животе.

Старбак тоже пытался вытащить штык, но судороги умирающего держали его в каменных тисках. Старбак спустил курок, надеясь высвободить штык, но он не сдвинулся.

От удара пули канонир жутко захрипел, а Старбак бросил оружие, оставив северянина умирать на траве.

Он вытащил из кобуры прекрасный револьвер с рукояткой из слоновой кости и побежал догонять своих, обнаружив, что одиннадцатая рота теперь была в лесу не одна, растворившись в волне серых и ореховых мундиров, которая захлестнула оборонявшихся северян, заставив выживших в паническом страхе бежать с вершины утеса к узкому и глинистому ложу реки.

Сержант ньюйоркцев закричал, когда, оступившись, покатился вниз по склону и сломал ногу.

— Нат! — Адам несся на своем жеребце по лесу. — Отзови их!

Старбак непонимающе уставился на своего друга.

— Всё кончено! Вы победили! — произнеся эти слова, Адам показал на группу мятежников, начавших стрелять вниз с крутого склона утеса в попавших там в ловушку янки.

— Останови их! — просил Адам, будто винил Старбака за это проявление ликующей, но мстительной победы, а потом резко развернул лошадь, чтобы найти кого-нибудь, облеченного властными полномочиями, и остановить убийства.

Но только никто не хотел их прекратить. Северяне попали в ловушку у подножия утеса, а южане поливали эту истерзанную, корчащуюся и истекающую кровью массу беспощадным огнем.

Группа янки попыталась ускользнуть от резни, пробираясь по спинам раненых к безопасности только что прибывшей лодки, но та перевернулась под весом беглецов.

Какой-то солдат звал на помощь, когда течение уносило его прочь. Другие пытались переплыть реку, но вода бурлила и разлеталась брызгами от пуль. Наполнившая поток кровь потекла в сторону моря.

Люди тонули и умирали, а безжалостная резня продолжалась, мятежники заряжали и стреляли, стреляли и заряжали, глумясь над своими побитыми, испуганными и сломленными врагами.

Старбак проложил себе путь к краю утеса и уставился вниз, на эту адскую сцену. Подножие утеса наполнилось колышущейся живой массой, словно огромное животное умирало в сгущающихся сумерках, хотя у этого зверя еще оставались клыки, потому что снизу по-прежнему доносились выстрелы.