Святослав Рыбас - Русский крест Страница 14

Доктор выложил на стол восемь "колокольчиков" и совсем виновато признался, что больше не может дать; он был явно не турок, он делился последним, но наверное, был готов умирать за чистоту идеи.

Поколебавшись мгновение, Нина взяла деньги.

* * *

Нина вышла вместе с доктором Шапошниковым на солнечную улицу.

Летчик сидел на скамейке, раскинув руки, и глядел в небо. Фуражка лежала рядом, куртка была расстегнута. Своеволием и дерзостью веяло от его фигуры.

Втроем пошли в ресторан обедать. Все вокруг ликовало, море блестело, на Приморском бульваре играл военный духовой оркестр. Мухин парил возле Нины, теснил скромного доктора. Он летел над морем с пробитым баком и маслопроводом, мотор вот-вот должен был остановиться. Мухин, изогнувшись, задрал ноги вверх, закрыл подошвой сапога дырку в баке, держа при этом рычаги управления и пытаясь глядеть вниз, ибо до берега было еще дальше, чем до Господа. Он заметил турецкую шхуну. Мотор заглох. Гидроплан парил в небе, и летчик не мог понять, почему стало тихо. Посвистывал ветер, скрипели расчалки. Мухин поднял руку, согнув книзу кисть, повел в полуметре от Нины, показывая, как вел самолет.

- А вы, есаул, за кого? - спросил доктор. - За монархию или республику?

- А! - сказал Мухин. - Охота вам? - и продолжал говорить о своем знаменитом полете.

Доктор почувствовал зависть. Он часто завидовал таким самоуверенным счастливцам, они даже умирали как испанские идальго. Феодалы, черт их дери!

Он вспомнил Восточную Пруссию, загадочную жертву армии Самсонова и вдруг, заслоняя Мухина, встал образ полоумного поручика Новоженова - тот застрелил артиллерийского фельдфебеля за то, что фельдфебель не уступал занятую под ночлег избу. В тот же миг Мухин н Новоженов слились в одно. Бравый, жестокий, непотопляемый офицер был вечен.

Доктор приотстал на шаг от спутников. Он уже не завидовал, потому что тяжелая мысль задела его: вот сейчас идут рядом непримиримые фигуры русской жизни, военная сила и предпринимательское свободолюбие, у каждой своя дорога, и вместе им не быть.

Нина оглянулась, поймала доктора требовательным взглядом, словно упрекнула. Он понял, она не хочет, чтобы он отставал.

Сейчас у нее только двое знакомых и ни одного товарища. Мухин не сегодня-завтра улетит, а доктор Шапошников - против свободной работы капиталистов.

Они пообедали в кафе Белого Креста под звуки размеренного громыхания о прибрежные камни полузатопленной баржи. Глядя вниз на бухту, Нина невольно связывала эту заржавелую баржу и памятник на скале - колонну с орлом, держащий лавровый венок. Родным, горьким и великим веяло от этой связи.

- Обратите внимание, - сказал доктор. - Нынче вход на террасы бульвара бесплатный. Генерал Врангель - за демократические порядки. К удовольствию обывателей.

- Вы недовольны? - спросила Нина.

- Недоволен, - признался доктор. - Хотя в другом я за его идеи. Он решил открыть в рабочих кварталах лавки с дешевыми продуктами и выделил интендантству деньги. Это хорошо.

- Это от слабости, - заметила Нина. - Сильная власть должна привлекать народ не подачками, а чем-то другим.

- Почему же? Главнокомандующий таким образом борется со спекуляцией.

- Знаю я эту борьбу! - отмахнулась она. - Еще в шестнадцатом году вводили государственную монополию на уголь. И что же? Уголь вздорожал. А что стало с продовольствием, когда ввели твердые цены? То же самое! Нельзя государству влазить в частный рынок... Ваши дешевые лавки, доктор, это блеф! Жалко, что вы не донимаете.

- Так! - засмеялся Мухин. - Здорово, Нина Петровна!.. Был у нас в авиашколе один офицер...

- Что же, дать волю спекулянтам? - воскликнул доктор.

- Надо не бояться ударить кулаком по столу! - сказал Мухин.

- Вы-то, есаул, что понимаете? - съязвил доктор.

- Да уж понимаю, - ответил Мухин. - Я и Бога встречал в небе.

- И на здоровье! - сказал доктор. - Только все наши беды - от нашей косности и нетерпимости. Неужели с той поры, когда Екатерина Великая вводила картофель при помощи войск, на Руси ничего не изменилось? Любое новшество сразу в штыки?

- Да вы прогрессист! - удивилась Нина, перебив его. - Тогда почему вы против кооперативов? Властям надо опираться на общественную силу, как в Европе, иначе - сплошная государственная монополия и пустота в народе.

- Я такой, как есть, Нина Петровна, - вымолвил доктор. - Ваши кооперативы, прогресс - это в наших условиях ведет к хаосу и кровопролитию. У нас нет правящего класса. Господа помещики уже не годятся, а ваши господа промышленники... да сами про них знаете! Для них отечество - где больше барыша.

- Значит, если главнокомандующий захочет опереться на кооперативы, ему придется призвать на помощь штыки? - Нина повернулась к Мухину и кивнула на доктора, словно призывая свидетеля докторской противоречивости.

Но Мухин смотрел на них с усмешкой, он уже понял их заботы. О чем они толкуют? О судьбе России? Здесь? Под полотняным грибком кафе, вдыхая морской бриз? Только вряд ли судьба России интересует сейчас эту зеленоглазую женщину. Ей надо устроиться, втиснуться в военный порядок, а для этого она подразнивает хмурого лекаря, чтобы тот увлекся...

- Главнокомандующий хочет, - насмешливо произнес есаул, - мадам хохочет.

Нина прищурилась, сказала:

- Господи, как мальчишка!

- Вы меня недооцениваете, - ответил Мухин. - Я серьезно встречал Бога и, не исключено, снова встречу.

- Спросите у него, за что он нас мучает? - попросила она.

* * *

В первый день на родине Нина почувствовала российский дух, он пронизывал все и сулил ей не только место в банно-прачечном поезде, но и роль временной возлюбленной летчика-героя.

После обеда, за который заплатил Мухин, Нина оставила спутников и направилась в Русско-Французское общество разыскивать Симона и наводить справки о возможностях Крыма. Вернулась домой поздно, в автомобиле начальника авиации, в сопровождении совсем не авиаторов, а знакомых промышленников. Они дурачились и шумели, вызывая раздражение у собак, и разудало пропели куплеты:

Беженцы, беженцы,

Что мы будем делать,

Когда настанут зимни холода?

У нас нету теплого платочка,

У нас нету зимнего пальта!

И никаких белогвардейских песен, как во время Ледяного похода, никаких русских, как во время деникинского наступления. Все это куда-то ушло. Да и Бог с ним.

В свете автомобильных прожекторов, выхвативших заборчик и ветки с белыми цветами, несколько немолодых мужчин в черных костюмах-тройках, а один с увесистой палкой, притопывали, пританцовывали, величали единственную горнопромышленницу.

Деньги и ценные бумаги росли в цене. Нынешним вечером Нина перестала быть бедной.

Мотор зарычал, электрический свет поплыл дальше, господа уехали. В наступившей темноте теплилось желтое пятно окна в доме Осиповны.

Нина толкнула калитку и очутилась в неизменном простом мире. Ее флигелек утонул в темноте. Тропинки не было видно. Может быть, там ничего не было? Нина шла, вытянув руки.

Громыхнула щеколда, выплыла керосиновая лампа, очертив движущийся круг и фигуру мужчины, который поднял высоко лампу и спросил голосом Мухина:

- Это вы?

Он не ушел в Морские казармы?

- Я, - сказала Нина холодно. - Не волнуйтесь, я сама.

Мухин подошел к ней, взял под руку.

- Я сама, - повторила она, освобождаясь.

Послышался певучий голос Осиповны:

- Кто там, Лев Александрович?

Нина шла за Мухиным, а за ней - шаркающими шагами хозяйка.

- Как он вас ждал! - вдруг почти на ухо сообщила Осиповна. - Может, что с вами сталось?

"Надо искать другую квартиру, - подумала Нина. - Эх, есаул, зараза!"

- Ничего не сталось! - буркнула она. - Спать хочу.

- А я там в смежной постелила охвицеру, - сообщила Осиповна. - Там воздух свежей.

Нина остановилась и сердито спросила:

- Есаул, что за фокусы? Вы для этого предложили мне квартиру?

Осиповна натолкнулась на нее, обняла за плечи.

- Лев Саныч охранять тебя будет, он хороший, - шепнула хозяйка.

- Я буду ночевать без всяких Львов Санычей!

Мухин повернулся, лампа качнулась.

Все в Нининой голове соединилось в одно чувство: константинопольская тоска, разгул русско-французских пайщиков и ловушка летчика.

- Поймите, Нина Петровна! - воскликнул Мухин. - Ничего дурного!.. Воинское братство!.. Боже упаси...

- Дайте лампу, - потребовала Нина. - Спокойней ночи.

Есаул посторонился, пропуская Нину к флигелю. Она коснулась плечом и рукой влажной ветки.

- А на авто с пьяндылами каталась! - буркнула Осиповна. - Не уважаить нас! Мы с тобой поганые для них.

Нина вошла во флигель, затворила дверь. Пронесло. Она спокойно подумала, что летчик просто дурачок. С женщинами надо не так. Герой-дурачок. Вот Симон поумнее. Правда, сегодня не встретила старого друга, называвшего ее богиней, отведавшего ее кнута и спасшего из Новороссийска. И доктор тоже дурачок.