Александр Тавровский - Герр Вольф Страница 14

И тут какой-нибудь безликий и непредсказуемый псих опаснее целой банды заговорщиков. Как этот… пароноидальный швейцарец Морис Баво, возомнивший себя борцом с нацизмом! Ну что ж, у каждого своя миссия. Гитлер пришел, чтобы спасти этот мир от евреев и большевиков, а Баво – от Гитлера!

Ему, видите ли, вздумалось застрелить фюрера из пистолета во время празднования Пивного путча. Еще один гребаный Герострат двадцатого века выискался! Но все просчитал до мелочей! Высмотрел, что фюрер всегда идет во главе колонны, раздобыл пистолет, набил руку, стреляя по деревьям, и в час X, как заправский наемный убийца, занял свое место во втором ряду, сразу же за оцеплением эсэсовцев.

Но провидение и на этот раз хранило шефа лучше любых телохранителей. Когда Гитлер поравнялся с Баво, стоящие в оцеплении эсэсовцы и другие сторонники фюрера вскинули руки в торжественном приветствии и полностью закрыли обзор стрелку. Вскоре мерзавца арестовали и гильотинировали.

Кстати, римское приветствие не раз спасало Гитлера от смерти, как будто благодарные немцы своими руками прикрывали его от врагов.

То, что Гитлера хранит провидение, а вовсе не его охрана, Раттенхубер убедился 8 ноября тридцать девятого года, когда какой-то, прости господи, мюнхенский столяр Иоганн Георг Эльзер заложил бомбу с часовым механизмом в одну из колонн перед самой трибуной вождя в пивной «Бюргербройкеллер», где фюрер традиционно встречался со старыми партайгеноссе, участниками Пивного путча. Но Гитлер вместо обычной трехчасовой речи ограничился часовым приветствием и, сославшись на важную встречу в Берлине, покинул пивную за семь минут до взрыва.

Что заставило словоохотливого Гитлера скомкать давно отрепетированную речь и покинуть столь горячо любимое им общество – неизвестно. Ходили смутные слухи, что он сам спланировал этот инцидент, чтобы одним махом избавиться от ставших чересчур назойливыми партийных камарадов. Так или иначе, но он остался цел, в отличие от многих камарадов, хотя бомба предназначалась именно ему, а вовсе не им.

За долгие годы охраны полубога Раттенхубер стал мастером своего дела. В «Вервольфе», как и во всех остальных ставках фюрера, был разработан особый режим пропуска к шефу, определен круг лиц, которым разрешалось находиться на территории ставки. Все – от почты, адресованной лично фюреру, до продуктов питания и медикаментов – проходило тщательный контроль. С помощью рентгена проверялись письма, посылки и бандероли. Не исключалась и вероятность использования врагами рейха «почтовых бомб».

Продукты питания поставлялись строго определенными фирмами. Заказ их по телефону был категорически запрещен. Даже минералка доставлялась в ставку спецкурьером и разливалась в бутылки только в присутствии спецагентов. Зелень, составлявшая большую часть рациона фюрера-вегетарианца, выращивалась в секретном огородном хозяйстве под Винницей, и начальник столовой лично отбирал ее к столу. Все медикаменты, предписанные профессором Мореллем, изготавливались под надзором проверенного гестапо специалиста-фармаколога и тоже доставлялись в ставку спецкурьером.

И все же СС-группенфюрер отлично знал, что самое слабое звено в этой цепи – человек. В отличие от продуктов и лекарств, до конца проверить его невозможно. К тому же он, шайсе, способен меняться, и, как правило, не в лучшую сторону. И в этом плане пример следует брать со Сталина, у которого человек находился под подозрением с момента рождения!

Раттенхубер в последний раз прочитал донесение Мюллера.

– Насчет майора, дружище Мюллер, нельзя ли… поопределеннее! – не без удовольствия сказал он вполголоса.

А еще ему в голову залетела шальная и, в общем-то, недостойная офицера СС мысль: а смог ли бы он, Иоганн Раттенхубер, в критический момент заслонить фюрера от пули своим телом?

Раттенхубер досадливо отмахнулся от нее, как от роя комаров и мух. Чушь! Он знает точно, что будет с фюрером до самого конца. Даже если придется оборонять от русских последний оплот рейха – фюрербункер под новой рейхсканцелярией, – он покинет его последним.

И в этом не должно быть никаких сомнений, как нет у него сомнений в том, что он, Иоганн Раттенхубер, сын Ганса Раттенхубера и Анны Раттенхубер, урожденной Коглер! Но ведь этого никогда не будет! Не может быть! Смешно даже думать об обороне рейхсканцелярии летом сорок второго, когда вермахт вот-вот прорвется к Кавказу и Сталинграду!

Раттенхубер решительно встал со стула и направился к выходу И у самого выхода его настигла совсем уже крамольная мысль, что легче всего охранять шефа, когда он болен и лежит в постели.

Глава 17

– Ади, Ади!

Гитлер с трудом открыл слипшиеся от конъюнктивита глаза и, как параличный, немного жутковато улыбнулся. У края кровати на коленях стояла та, которую одни называли очаровашкой, другие – скорее симпатичной, чем красивой, а он сам, не без легкого пренебрежения, «привлекательной штучкой».

Дольфом, Ади или Альфом Еве было позволено называть его только в самой интимной обстановке, «между четырех глаз». На людях она звала его, как все – мой фюрер.

– А!.. – натужно закашлялся Гитлер. – Это ты, моя прекрасная нимфа у Хофманна! Мое маленькое сокровище! Ты со мной или мне это только кажется? Который час? Уже утро? Почему меня не будят?! Где этот чертов Линге?!

– Сейчас ночь, дорогой! Лежи! Я только что прилетела спецрейсом. Как ты меня напугал!

– Ночь? Как странно! Ты только посмотри, Чапперль, что они со мной сотворили! – Гитлер вплотную придвинулся к самому краю кровати. – Пять минут назад приходил Геринг. Он буквально домогался, чтобы я сделал политическое завещание! Какая наглость! Ты не поверишь, как они тут все жаждут моей смерти! Все, кроме тебя и Шпеера! Но я их всех обломил! Самоубийцы! Без меня Сталин в считанные месяцы превратит Германию в компост и будет удобрять им бесплодную Сибирь! Чапперль, не верь никому! Только грудные дети невинны и искренни!

Ева самозабвенно прижалась щекой к его потной руке. Нет-нет! Она никогда не посмеет задать своему Ади, своему любимому Волку – именно так велел называть себя Гитлер в самом начале их знакомства, – дурацкий вопрос: а может ли она в таком случае верить ему?

Давным-давно гадалка нагадала ей: «Я не могу обещать тебе счастливую любовь, но о твоей великой любви будет говорить весь мир!»

И когда вчерашняя выпускница монастырского лицея, а с некоторых пор бухгалтер в фотоателье Хофманна, встретила там «господина Вольфа» – интимного друга «драгоценного Хофманна» и фюрера одиозного и быстро набирающего силу национал-социалистического движения, – главный вопрос ее жизни был решен кардинально и бесповоротно.

И если до встречи с Гитлером Ева с легкой руки старшей сестры из довольно набожной ученицы монастырского лицея стремительно превратилась в модерную девицу в стильном коричневом костюме, такого же цвета берете, туфлях и с сумочкой через плечо, с изящной пудрой на пухленьких щечках, алым штрихом помады на губах и распущенными волосами до плеч, то сразу же после нее она в угоду своему кумиру круто изменилась.

Фюрер всеми фибрами своей души ненавидел загорелую кожу как признак негроидной расы, и Ева без малейших колебаний раз и навсегда избавилась от привычки часами валяться под солнцем. По той же причине она отказалась от массажа, обожаемых танцев и даже от любимейших духов «Шанель № 5».

Страдавший аллергией фюрер не выносил посторонних запахов, чужого мнения и неподчинения его воле. И вот теперь стоящая на коленях у его кровати прекрасная блондинка ничем не раздражала вождя всех немцев: никаких посторонних запахов, кроме аромата собственного молодого тела, никакого собственного мнения и, в меру, рабская очаровательная покорность своему «господину Вольфу».

Больше всего на свете Гитлер любил даже не грудных детей, а свою овчарку Блонди. Ева ненавидела Блонди, которой в «час чая» – время приема важных гостей – позволялось лежать у ног хозяина, тогда как его любовнице предписывалось до утра коротать ночь наедине с собой. Но даже с Блонди Ева старалась не ссориться.

Она обожала свою старшую сестру, но когда та с презрением отозвалась о фюрере и его политике, Ева гневно оборвала ее:

– Перестань! А то скажу ему! А ты знаешь, что он делает с такими, как ты!

После первого знакомства с «герром Вольфом» Ева ненароком полюбопытствовала у отца, не в курсе ли он, кто такой «этот Адольф Гитлер».

– Гитлер? – брезгливо скривился Франц Браун. – Да просто ничтожество…

Потом она благодарила судьбу, что тогда не поверила своему отцу, и больше о Гитлере с ним не говорила.

Да, Ади не очень-то церемонился со своей Чапперль. Прямо в ее присутствии, так, словно она всего лишь забавная расписная кукла, он мог запросто философствовать о незавидном месте женщины в жизни мужчины:

– Высокоинтеллектуальный мужчина должен жениться на примитивной и глупой женщине. Я привлекаю к себе множество женщин, потому что не женат. Это было особенно полезно в дни борьбы за власть. Женатый политик, словно актер, перестает быть идолом в глазах обожающих его женщин, а именно они – более половины его избирателей. Мужчина должен иметь возможность поставить свою печать на каждую женщину. А женщина и не хочет ничего другого.