Виктор Хорошулин - «От тюрьмы да от чумы…». Путь доктора Коффера Страница 14

– Ради всего святого! – воскликнул Жемайтис. – Мальчишка просто оговорился! А мы и в самом деле можем расставить сторожей, да при случае ещё и отвлечь охрану…

– Если дело устроить именно так, – задумался Герман, затянувшись дымом из трубки, то оно вполне может выгореть… Вы, господа студиозы, стоите на страже, мы выкапываем труп… После мои парни уходят, а вы забираете тело несчастного ювелира и наводите на его могиле идеальный порядок… Что скажете, друзья? – обратился он к своим приятелям.

– Согласно нашим обычаям, – проговорил хриплым голосом сидящий справа от Германа гробокопатель, не вынимая трубки изо рта, – никто из посторонних не должен присутствовать на месте раскопа, пока мы не завершим своё дело и не скроемся…

– Это – верно, – заметил другой мародёр с морщинистым обветренным лицом. – Но времена меняются… Если несколько храбрых студентов берутся обеспечить нам безопасный отход, то почему мы должны отказываться от этого? И почему бы нам не отблагодарить этих ребят, тем более, что наша добыча обещает быть богатой?

– А что скажешь ты, Фриц? – спросил Герман третьего бандита из своей шайки.

Тот подозрительно долго молчал, постоянно вытаскивая изо рта трубку и вновь засовывая её обратно… Наконец, заговорил и он. Голос у него был такой же глухой и хриплый, как и у всех в этой компании.

– Пусть это будет первый… и, желательно, последний раз…, – и опять томительная пауза. – А студентам за их старания, в случае нашего успеха, можно отдать труп… даром.

– Ладно, – проговорил Герман, сверля нас пронизывающим взглядом. – Несите на кладбище сотню талеров… Ежели всё обернётся лучшим образом, мы вернём вам… половину. Завтра, через час после полуночи…

Глава 7. Внутренний голос

Занятия в Университете тяготили нас всё больше. Не потому, что были скучны, и не оттого, что проходили в ту пору, когда хочется гулять по тенистым аллеям города, купаться в реке и от души наслаждаться летом, а оттого что приближалась долгожданная пора «пустых дней» (20). В середине августа нас собирались отпустить на небольшой отдых. Я уже предвкушал поездку в родной Инстербург к отцу с матерью и брату с сестрой. А также к дядюшке Клаусу с его пчёлами, травами и бесконечными рассказами о разных диковинах.

А пока мы заседали в жарких аудиториях Альбертины, наша студенческая одежда не давала телу ни прохлады, ни воздуха. Мы слушали теоретический курс, на котором дотошно, скучно и сумбурно «вдалбливали» нам то, что стало бы ясно при первом же практическом занятии. Но для таких упражнений требовался относительно свежий человеческий труп… А поскольку такового не было, мы переписывали длинные латинские тексты, в сложных лабиринтах которых зачастую ускользала и терялась всякая здравая мысль. Иногда случались диспуты. Они вносили в процесс учёбы разнообразие, дух свободы, позволяли высказываться, поспорить едва ли не до кулаков…

Сегодня у нас тоже проходил диспут, правда, не отличавшийся особым кипением чувств… Всё началось с того, что магистр Лидис, проводящий занятия, задал, казалось бы, провокационный вопрос:

– Как вы думаете, коллеги, отчего умер на Кресте наш Спаситель Иисус Христос?

Библейские истории мы изучали не первый год и думали, что знаем о последних днях Спасителя всё. Поэтому, вопрос преподавателя некоторых студентов озадачил, однако, как оказалось, никто не задумывался над этим как будущий врач. Поэтому и завязался спор.

– От голода и жажды! – воскликнул чересчур активный, выскочка и задавака Филипп Гросс.

Его вывод тут же парировал рассудительный Якоб Лившиц, любящий вникать в каждую мелочь:

– А вот и нет! От жажды погибают в течение нескольких дней, а распятые умирали в первые же сутки.

– Тогда – от кровопотери! – нашёлся Мартин Брадис, упитанный малый, прибывший из деревни, расположенной близ Тильзита.

Магистр с улыбкой наблюдал за полемикой. Был он невысокого роста, с тёмными кудрями, обрамляющими скуластое лицо с немного вздёрнутым носом и большими, выразительными глазами. Он относился к породе тех молодых мужчин, которые, как мне казалось, всегда привлекали к себе внимание дам.

– Если представить реально ту ситуацию, – заметил покровительственным тоном Лидис, – то кровотечение в этом случае, как правило, незначительное.

Возникла небольшая пауза.

– Значит, от боли? – предположил Густав Грюн, вихрастый рыжеволосый парнишка, известный своим пристрастием к зубрёжке.

– Будьте уверены, господа студенты, боль, конечно, присутствовала, и довольно сильная…, но она не могла привести так быстро к смерти…

– Так отчего же? – невольно вырвалось у меня.

– От невозможности нормально дышать… И сейчас вам это поясню…

Мы приготовились слушать.

– Подвешенные подобным образом люди, – продолжал магистр, по-отечески глядя на нас, – для того, чтобы их грудь могла расширяться и наполняться воздухом, должны были своими рёбрами тащить и приподнимать всё тело. От этого мышцы быстро слабели и человек не мог сделать полноценный вдох… Для продления мучений им специально прибивали небольшую перекладину, на которую они в отчаянии пытались упираться своими ногами. А когда палачи желали ускорить кончину, то ломали жертвам кости голени, лишая этой опоры… Вот вам и весь секрет!..

Иногда я получал небольшие посылки из дома. Обычно их привозила мать либо сестра. Отец с братом трудились в кузнице и не могли позволить себе даже двухдневного безделья. Но, дела их шли неплохо, работа приносила небольшой доход, и кое-что перепадало мне. На меня семья возлагала особые надежды, и я не мог её подвести. Бесконечные попойки и весёлые гулянки студентов меня не привлекали, да и зоркое око профессора Майбаха строго следило за моими успехами.

А осень робко и осторожно заглядывала в город… Солнце по привычке ещё пылало, но прозрачное небо уже остыло. Скоро, скоро должно начаться увядание природы… Липы и каштаны на Кнайпхофе местами уже запестрели желтизной, по ночам стало заметно прохладнее, но днём солнце продолжало жарить землю и гнать соки по стеблям трав и по жилам всех живых существ.

Старое кладбище Закхайма расположилось вблизи кирхи Святой Елизаветы и растянулось от Земляного вала до Речной улицы. Тут же находились женский монастырь и Сиротский приют имени той же святой. Здесь хоронили, в основном, монахов, а также состоятельных граждан Закхайма. По всему периметру кладбище было огорожено решётчатым забором, представляющим собой частокол острых металлических прутьев, соединённых снизу и сверху поперечными перекладинами. Последнее пристанище христиан охранялось тремя-четырьмя монахами, которые несли круглосуточное дежурство. Тем не менее, было известно, что богатых покойников здесь периодически грабили, взламывая склепы и разоряя могилы. Но кладбищенские воры действовали хитро, они умело заметали свои следы и, при необходимости, платили сторожам за молчание. Поэтому, у некоторых горожан до сих пор бытовало мнение, что покойников здесь не беспокоят. В заборе находилось, по меньшей мере, два места, где прутья были подпилены, и, при случае, могли быть вытащены. Таким образом, в, казалось бы, надёжном ограждении можно было достаточно быстро проделать приличных размеров проход.

8 августа ночь была ясной. Ярко светила луна, немигающим оком обозревая земную поверхность. Россыпи звёзд, среди которых нет-нет, да и промелькнёт падающая искорка, усыпали небо, привлекая к себе взоры людей. Глядя на них, я пытался представить, что они хотят нам сказать… Чаще всего мне казалось, что звёзды хитро улыбаются или снисходительно над нами посмеиваются, словно знают наперёд всю нашу жизнь…

Мы собрали небольшую команду, в которую, кроме магистров Кольтенброка и Лидиса, вошли студенты Грюн, Лившиц, Брадис и другие, в числе коих находился, разумеется, и я. Роли были распределены заранее: некоторые из студентов с масляными фонарями в руках отправились в разные концы улиц, выходящих к кладбищу и монастырю. Они должны были раскачивать фонарями в случае появления полицейского патруля. Завидев их предупреждающий сигнал, грабители тут же уходят сквозь щели в ограждении. Меня же привлекли для работы возле могилы. Я должен принять от мародёров тело и погрузить его на телегу, которую обещал доставить Жемайтис. Тот увозит мертвеца, а я должен буду восстановить прежний вид могилы и убрать все видимые следы преступления. Мне будут помогать двое из команды гробокопателей. Вся наша работа должна занять не более четверти часа.

Стоит ли говорить, что внутри меня дрожала каждая жилка? Ведь я встал на довольно скользкий путь: сейчас занимаюсь богопротивным делом, мало того, участвую в настоящем преступлении! Что сказали бы отец и мать, узнав об этом?.. Но было слишком поздно что-либо менять. И то обстоятельство, что я участвую в похищении трупа с кладбища в строго медицинских целях, и не единственный, кто занимался и занимается этим делом, – утешало меня слабо.