Анна Ветлугина - Карл Великий (Небесный град Карла Великого) Страница 14

Как бы там ни было, чаша исчезла, но легенда о ней продолжала жить. Франкские короли нет-нет да поговаривали о том, что неплохо бы восстановить такую красоту. Только вот мастеров, которые бы осмелились взяться за эту работу, не находилось.

Ночуя на постоялом дворе, мы снова отправлялись в путь, и вот наконец на горизонте выросли высокие серые башни. Я смотрел во все глаза. Суассон показался мне красивее Нуайона, где располагалась резиденция Карла, а уж про Майнц или Ахен и говорить нечего.

Король, однако, и не думал любоваться красотами. Он выглядел озабоченным. То подъезжал к повозке матери, то вполголоса говорил что-то Роланду и другим знатным воинам.

Когда мы въехали в город, он сразу вырвался вперёд, и я потерял его из виду. Моя лошадь трусила за повозкой Бертрады. Та, высунув голову, напряжённо вглядывалась, видимо, пыталась увидеть сына. Вдруг процессия встала.

   — Что ещё? — раздражённо крикнула королева.

   — Впереди стоят, Ваше Величество, — почтительно ответствовал один из воинов.

   — Ну, так пускай едут! Афонсо, — она повернулась ко мне, — ты молодой и ловкий. Протиснись, посмотри, что там впереди.

Странное приказание, если учесть, что я верхом и лошадь моя не страдает особенной худобой. Но приказ королевы нужно исполнять. Поэтому я легонько сжал пятками лошадиные бока. Животина шагнула вперёд и остановилась, мотая головой.

   — Не проехать мне, Ваше Величество! Тесно впереди.

   — Что уж с тобой делать! — разочаровано отмахнулась Бертрада и вновь высунулась из повозки. — О! Ну как там, сын мой?

Карл появился незаметно. Ему не пришлось протискиваться — всадники сами пропускали его белоснежного жеребца, теснясь к стенам домов.

   — Плохо. — Он говорил негромко, но в полной тишине голос его слышался отчётливо. — Их нет в Суассоне. Супруга нашего брата бежала вместе с детьми под покровительство Дезидерия.

...Карл раздумывал: стоит ли ему останавливаться в замке Карломана, когда оттуда приехал испуганный управляющий и пригласил всех на трапезу. Поручив лошадей конюхам, мы вошли в огромный зал с тремя рядами длинных столов, тянувшихся от стены до стены. Ароматы стояли здесь настолько изысканные, что у меня слюнки потекли. Управляющий лебезил перед Карлом, расхваливая всевозможные яства, доступные здешним поварам. Тог слушал вполуха. Потом прервал многословные излияния:

   — Будут ли на трапезе советники моего брата? — И, не дожидаясь ответа, велел: — Передайте им, что они приглашены.

Забегали слуги, разнося вино и разнообразные закуски. Карл, ценящий во всём скромность, даже не пробовал их, ограничившись блюдом жаркого и кубком вина. Постепенно подходили советники и просто уважаемые люди, в том числе духовного звания. Утолив голод, наш король поднял руку, показывая, что желает говорить, и в зале мгновенно воцарилась мёртвая тишина.

   — Великое горе постигло нас... — В этот момент кто-то громко чавкнул. Король неторопливо повернул голову на звук, и стало ещё тише, хотя куда бы ещё? Карл продолжил: — Но Господь не зря посылает испытания. Негоже, когда один народ, имеющий одну веру, раскалывается на своих и чужих. Потому что, если настанет беда, чужие не придут на помощь. Сейчас тяжёлые времена для Святой церкви — нашего оплота веры и единства. Недостойные угнетают её, лишая воздуха. Только объединившись, мы сможем защитить её! Только твёрдая рука приведёт церковь к победе!

   — Да здравствует Карл — король франков! — крикнул один из советников Карломана. Остальные загомонили, непонятно поддерживая или нет.

Опять послышался голос короля:

   — Война в Аквитании, как известно, закончена. У нас есть силы, чтобы прийти на помощь папе, а Господь поможет нам. Но горе тому, кто не услышит зов Господа!

   — Слава Карлу, королю франков! — прокричало уже несколько голосов. В зале стало заметно оживлённее. Застучала посуда, зазвенели кубки. Я встретился взглядом с королём и увидел знакомую весёлую искорку в его карих глазах. Роланд с довольным видом оглаживал свой неразлучный рог. И даже Бертрада повеселела.

Пир продлился недолго. Не играли музыканты из-за траура, да и приятные беседы завязывались с трудом по понятным причинам. Ведь мы находились в доме покойника, чья вдова сбежала, чтобы не встречаться с его братом.

Карл куда-то исчез. Я сидел неподалёку от Бертрады, ковырял жаркое и постоянно осматривался, боясь пропустить что-нибудь важное.

Наконец появился управляющий. С поклонами, изображающими крайнее почтение, он предложил королеве-матери переместиться в покои для отдыха. Та приняла приглашение и удалилась. Проводив её, он вернулся и начал устраивать остальных, начиная, разумеется, с самых знатных персон. Когда очередь дошла до меня, в пиршественном зале почти никого не осталось.

Следуя за служанкой, я шёл по узкой каменной лестнице, стараясь не промахнуться мимо ступеней, плохо различимых в неверном пляшущем свете факела. В замке было уже тихо — видно, все разошлись отдыхать. Каково же было моё удивление, когда у конца лестницы, в нише, я разглядел знакомую высокую фигуру. Завернувшись в плащ, Его Величество разговаривал с каким-то монахом.

«Дело несомненно благое, риск, конечно, но...» — донеслось до меня бормотание священнослужителя.

Мне досталась крохотная каморка. Всё же отдельная, что меня порадовало. Уж очень не люблю ночевать в общих залах, где храпы и прочие звуки, производимые спящими, сливаются в отвратительную какофонию. Радость моя, правда, тут же омрачилась, когда я не обнаружил в комнатёнке кувшина с водой. Служанка уже ушла. Пришлось взять светильник и отправиться на поиски кухни.

Проходя мимо ниши, я опять услышал приглушённый голос, на этот раз Карла:

— На тебя, преподобный Мартин, у нас много надежд. Дело-то Божье, но нужны крепкие и верные человеческие руки...

Смущённо и торопливо я проскользнул мимо.

Кухню удалось найти, хотя и с трудом. Повара давно спали, но кувшин с водой стоял на столе. Тащить его с собой не решился — вдруг хватятся поутру? Напился и пошёл восвояси. Никто мне не встретился в узких коридорах, и ниша у лестницы оказалась пуста.

Утром меня разбудили колокола. Звук их летел со всех сторон. Казалось, что звонит весь город. Я вскочил, оделся. Пожалев, что не взял вчера кувшина с кухни, вышел в коридор. В замке царила суета. Какие-то дамы кричали на служанок. Те сновали словно мыши. Поймав одну из них, бегущую с разноцветными лентами, за рукав платья, я спросил:

   — Куда все так торопятся?

   — В собор, — ответила девица, — служба же нынче большая. Короля будут славить, — и, освободившись, убежала, размахивая разноцветным ленточным хвостом.

Мне служанок не полагалось. Поэтому, попросив на кухне воды, я самостоятельно умылся, и скоро был готов к походу в храм.

Месса ещё и не думала начинаться, хотя народу собралось — не протолкнуться. Говорили, что ждут короля, который в данный момент принимает присягу у подданных Карломана. Толпа всё росла. Пришлось беречь ноги от разных неуёмных горожан и особенно горожанок, которые, толкаясь, лезли поближе к алтарю. Не успели эти проныры расположиться, как появились стражники. Кулаками и дубинками они быстро проделали в толпе довольно широкий коридор для прохождения епископа. И вот тут-то ударил колокол.

Я никогда не видел так много священников сразу, даже когда жил в монастыре. Они шли с пением, не очень, кстати, стройным. Видимо, редко пели вместе. Я стоял в задних рядах, где уже закончились скамьи. Оттуда трудно было разглядеть, что происходит у алтаря, да и слова долетали не целиком. Одно только слышалось явственно и повторялось много раз: «Да благословит всемогущий Бог нашего короля и государство франков». Это значило, что наша страна стала вновь единой, как при Пипине. Народ встречал эти слова ликованием.

Служба тянулась страшно долго, а когда закончилась — разгорячённая толпа так рьяно бросилась к выходу, что возникла давка. Испугавшись, я отскочил в угол за исповедальню и стоял там, покуда храм не опустел. После чего направился к выходу.

За дверями стоял гул. Народ никуда не расходился, толпясь на площади. Толкаться мне очень не хотелось. Тогда почему бы не остаться в храме?

Личная молитва — хорошая защита мыслей от посторонних посягательств. Как часто раньше, встав на колени в часовенке, я предавался мечтаниям, которые не могли нарушить ни мать с её язычеством, ни мои духовные наставники. Я думал тогда о звёздах, о дальних странах, где живут гигантские животные, и о несотворимой материи Аристотеля. В последнее время, правда, я всё чаще грезил об Имме, и это меня не радовало. В конце концов кто такая Имма? Всего-навсего заносчивая девчонка, хоть и баронесса. Она совершенно не ценила меня. А ведь меня есть за что ценить, и сам король понимает это.