Александр Тамоников - Белый царь – Иван Грозный. Книга 2 Страница 15

– Узнаешь, где обитает бородач, сразу хватай его и смотри, чтобы не сбежал! Продолжай поиск. Завтра до обеда я буду на Москве, потом поеду в Коломенское. Рингер сообщает, что состояние Анастасии нормальное, но на душе тревожно. Да и не видел я ее долго, два дня. Сейчас для нее это много. Так что, если что найдешь, до обеда заходи на доклад. Позже приезжай на село.

– Понял, государь! Позволь идти?

– Ступай!

Утром 6 августа Скуратов явился во дворец спозаранку. Ждал, пока царь приведет себя в порядок, помолится, позавтракает.

Иван увидел Малюту, нетерпеливо ходившего по коридору.

– Чего так рано пришел?

Скуратов поклонился.

– Долгих дней тебе, государь.

– И тебе того же. Зачем, спрашиваю, в такую рань пришел?

– Взяли мы бородача. Вечером выследили. Ночью повязали. Петром Большовым его кличут.

– Вот как? Где он сейчас?

– Где же ему быть? В темнице сидит.

– Ты допрашивал его?

– Нет. Решил сначала доложиться тебе.

– Идем!

Царь и Скуратов прошли в подвал, где содержались лихие люди разного рода.

Малюта указал на избитого, прикованного к стене бородача.

Тот поднял голову.

– Сам государь пожаловал! Неужто из-за какой знахарки, которых на Москве пруд пруди?

– Ты поджег избу Домны? – спросил царь.

– Я.

– Один бы ты того сделать не смог.

– Как видишь, смог.

– Ладно, об этом потолкуем позже. Убить Домну и немцев тебя послал Адашев?

– Немцев? – еще больше удивился Большов. – Каких?..

– Ты мне не придуривайся, говори правду, дабы кнута не испытать.

– А меня, царь, ни кнутом, ни дыбой не испугаешь. Я как семьи лишился, перестал боль чувствовать. Не веришь, так проверь.

– Тебя послал Адашев?

– Да. Он велел смотреть за хатой этой колдуньи. А я уж не упустил момент отомстить ей.

– Отомстить? За что?

– Так это она, Домна проклятая, виновата в смерти моей малолетней дочери и любимой жены! Залечила, сволочь, дочурку до смерти, а жена не вынесла горя и повесилась. В один день похоронил семью, да и себя тоже. Теперь мне все равно. Что тюрьма, что казнь.

– И ты в горе своем поджег избу Домны?

– Не сразу. Сначала хворостом обложил ее, потом в сенях затаился. Надеялся, может, выйдет из горницы. Вышла. Я ее обухом по затылку. И крякнуть не успела. А потом петуха красного пустил и ушел дворами. Не заметил, что кто-то видел меня.

Малюта схватил Большова за волосы, рывком поднял голову.

– Врешь, собака! Коли ты так ненавидел Домну и любил свою семью, то почему к польке Марии приставал? Когда кто-то любит да скорбит, а еще и мстит, то за другие юбки не хватается. Ты не хочешь выдать Адашева, вот и плетешь нам тут небылицы. Кому лжешь, собака? Самому царю!

Большов спокойно ответил:

– Адашев велел смотреть за домом Домны. Первым пошел я и прикончил эту стерву за то, что она убила мою дочь и жену. К Магдалине, полюбовнице Алексея Федоровича, я не приставал, непотребного не предлагал, это она напраслину наводит. Если бы хотел снасильничать Магдалину, то сделал бы это. На нее дунь, она и упадет, а я подковы гну. Только Магдалина живет с Алексеем Федоровичем. Даже из-за этого я бы не полез к ней.

– Уважаешь, значит, Адашева? – спросил царь.

– Уважаю, – ответил Большов. – А тебя, царь, нет, коли ты унижаешь таких людей.

– Заткнись! – Малюта замахнулся кнутом.

– Уймись и отойди, – заявил государь.

Скуратов повиновался.

Иван подошел вплотную к Большову.

– Значит, уважаешь Адашева? Тогда почему приказ его нарушил? Он тебе что велел? Смотреть за избой Домны. А ты убил ее.

– Виноват, не сдержался. Давно хотел удавить колдунью, да все не удавалось. А тут такой случай. Ну и не сдержался.

– А почему Адашев велел следить за избой Домны?

– Того не ведаю. Алексей Федорович собрал нас, верных людей, и приказал, смотрите, мол, по очереди за домом знахарки Домны, что у храма Святого Василия. Но так, чтобы про то люди не прознали. Что заметите интересного или подозрительного, сообщайте Анфиму, сыну священника Сильвестра. Ладно, устал я. Не хочу больше говорить.

Скуратов взревел:

– Ты у меня на дыбе, сын собачий, не только заговоришь, соловьем запоешь!

Иван и на этот раз остановил его:

– Оставь его, Малюта, он правду сказал. Скажи, чтобы взяли с него показания да передали дело суду за убийство знахарки.

– Так позволь, государь, пред тем пытать его. Глядишь, еще что-то скажет.

– Ничего он больше не скажет. И не перечь мне, Малюта.

– Слушаюсь, государь.

Иван резко обернулся к Большову:

– Тебя будут судить и казнят. Ответь мне одно, но как на духу.

– Спрашивай, отвечу.

– Вот отомстил ты Домне, тебе легче стало?

– Легче! Душа успокоилась. А теперь, когда до встречи с женой и дочерью недолго осталось, то совсем полегчало. Не поверишь, царь, радостно мне. На этом свете делать больше нечего.

Иван повернулся и вышел на улицу. Скуратов остался в темнице, брать показания убийцы знахарки Домны.

Государя встретил Дмитрий Ургин, прибывший в Кремль проведать его и узнать о здоровье царицы.

– Здравствуй, Дмитрий!

– Признаться, не ожидал увидеть тебя здесь, государь.

– В темнице был, допрашивал одного лиходея. Но пойдем в палаты, там поговорим. Времени у нас немного, после обеда поеду в Коломенское.

– Как Анастасия?

– Лекарь сообщает, что вроде нормально.

– С Божьей помощью встанет!

– На то и надеюсь, о том и молюсь денно и нощно.

Царь и князь Ургин прошли в палату. Иван присел в кресло, Дмитрий устроился напротив, на лавке.

Иван поведал верному князю обо всем, что произошло за последние дни, подробно изложил разговор с Петром Большовым и спросил:

– Что ты думаешь по этому поводу, Дмитрий?

– По-моему, Большов сказал правду. Я слышал о случае, когда знахарке не удалось спасти больного ребенка, а мать после его смерти покончила с собой. Так что Большов имел повод отомстить знахарке.

– Ты считаешь, он ничего не знал о немцах и о лекарстве, которое они готовили вместе с Домной?

– Считаю, что не знал.

– А Адашев?

– Алексей Федорович мог знать.

– Мог, – проговорил царь. – Он выставил своих людей следить за работой. Зачем? Ему-то до того какое дело?

– Возможно, он хотел знать, удастся ли лекарям сделать нужное снадобье.

– Не затем ли, чтобы уничтожить его?

– Вряд ли. Адашев не пошел бы на это. Да и какой смысл уничтожать лекарство, когда еще неизвестно, помогло бы оно или нет.

– Возможно, ты и прав, но снадобье уничтожено верным холопом Адашева. Вместе с лекарями. От этого не уйти.

– Но Большов сообщил тебе, что он хотел убить лишь одну Домну.

– Говорил…

Речь царя прервал Скуратов, буквально ворвавшийся в палату:

– Государь, из Коломенского плохие вести.

– Что? – Иван поднялся с кресла. – Что с Анастасией?

– Гонец передал, что ей стало плохо, она впала в беспамятство.

– Немедля коня!

– Слушаюсь. Я с тобой?

– Да. – Иван взглянул на Ургина.

Тот все понял и сказал:

– Я тоже, коли ты не против, отправлюсь с тобой.

– Едем!

Через полчаса конный отряд во главе с царем вихрем влетел в Коломенское. Иван спрыгнул с коня и побежал в опочивальню жены. Ургин и Скуратов последовали за ним.

У постели Анастасии сидел лекарь Рингер.

– Что с царицей, Курт?

Рингер поднялся, вытянул, как солдат, руки по швам, опустил голову.

– Мне не удалось вылечить царицу, государь. Поверь, я делал все, что мог, но оказался бессилен пред болезнью.

– Погоди, Курт. Вдруг еще можно что-то сделать? Царица, вижу, в беспамятстве. Может, она придет в себя, и дело пойдет на поправку? Что молчишь?

– Я боюсь твоего гнева.

– Да не думай ты о том. Надо царицу спасать.

– Уже бесполезно.

– Что ты сказал? Бесполезно? Значит, царица умирает?

– У нее проявились те же признаки, что и у баронессы Греты фон Хартманн перед самой ее кончиной. Я ничего не могу сделать.

– Пошел вон!

Иван присел на край постели жены.

Она лежала бледная, глаза закрыты, на лице гримаса боли. Похудевшее тело вздрагивало. Иван взял ее руки в свои ладони. От них веяло холодом.

– Настенька! – проговорил он, склонившись над женой. – Очнись, родная, прошу.

В опочивальню вошел митрополит Макарий. Он тоже получил тревожное известие из Коломенского и немедля прибыл туда.

– Как она? – спросил Макарий.

Царь ответил:

– Плохо, владыка!

– Исповедоваться бы надо, да без сознания наша царица.

Иван схватил митрополита за золоченое одеяние.

– Она должна жить, Макарий! Понимаешь, должна!

– Успокойся, государь, Господь милостив. Молись!

– Да я молюсь. Только не слышит меня Господь, опять посылает мне испытания. Не слишком ли часто.

– Не богохульствуй, государь.

– Оставьте меня с Настей! Все уйдите!

– Но мне следует быть при царице, – воспротивился Макарий.

– Очнется, позову. А сейчас уходите!