Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика Страница 15

– Ах чи ж шкочина!..

Мерзкая харя первого калеки налилась кровью, как и его единственный глаз. Оборванец резко дернул костыль на себя и, перехватив его на манер дубины, замахнулся на Григория. Но тут же захрипел, выпустив свое «оружие», упал на колени, затем распластался на земле, судорожно дернулся и застыл: из его горла торчала рукоять кинжала, которым гетманыч только что подрезал нападавшего сзади.

Воспользовавшись этим точным ударом, девочка освободилась от второго костыля и отбежала от стены. Но с места потасовки не удрала, лишь отскочила за спину Григория и стала так, чтобы иметь возможность наблюдать и за последним оборванцем, и за тем, что происходило позади ее защитника.

Оттуда, правда, доносились лишь неразборчивые оханья и вскрики, так что, по большому счету, можно было не слишком беспокоиться подрезанным… Но все же она поступила верно! Молодчинка…

Калека нерешительно топтался на месте, сжимая в руках костыль. Он никак не мог найти лучший для себя выход: драться с Григорием или отступить? Костыль длиннее и тяжелее шпаги, так что можно бы и подраться… Впрочем, возле ног храброго иностранца умирал его товарищ, а второй уже застыл мертвым… Очевидно, калеке очень уж не хотелось присоединяться к ним.

Но не стоять же в этом проулке вечно!

Выставив вперед шпагу и не сводя глаз с неприятеля, Григорий осторожно приблизился к убитому оборванцу, носком левого сапога подцепил и подбросил вверх его костыль, сжал левую пятерню. С внутренним удовлетворением ощутил, что кулак крепко схватил деревяшку.

– Повторяю в последний раз: убирайся прочь, не стой у меня на пути, – медленно, почти по слогам проговорил он.

Теперь вооруженное преимущество было явно на стороне Григория: шпага и костыль в его руках (применить их можно было на выбор либо вместе, либо поодиночке) против костыля в руках калеки. В последний раз взвесив свои шансы, нападающий лишь сплюнул в грязь под ногами, положил костыль на плечо на манер ружья или копья и боком отступил в соседний переулок.

– Хоть бы для вида хромал, как раньше… – раздраженно сказала девочка из-за спины Григория.

– Все хорошо, мадемуазель, что хорошо кончается, – гетманыч наконец оглянулся назад, увидел там стонущего оборванца с распоротым животом, который все еще старался отползти куда-то в сторону, оставляя за собой на растоптанном снегу широкий кровавый след. – А потому, мадемуазель, давайте не будем слишком придирчивыми. Ладно?

Григорий отбросил подальше костыль, спрятал в ножны шпагу, наклонился к убитому, вытащил из его горла кинжал, медленно приблизился к умирающему и попросил:

– Отвернитесь, пожалуйста…

Девочка заслонила лицо ладонями, тогда он резко, на всю длину лезвия всадил оружие оборванцу в то место, где шея переходила в плечо, потом столь же резко выдернул руку с кинжалом. Раненый даже не вскрикнул. Кровь из перерезанной сонной артерии брызнула в грязь, перемешанную со снегом, но обшлагов рукавов не запятнала.

– Вот и все, он больше не будет мучиться.

Григорий вытер окровавленное лезвие об убогие лохмотья, поднялся на ноги, спрятал кинжал, потом не слишком глубоко поклонился девочке и отрекомендовался:

– Капитан гвардии его величества шведского короля Густав Бартель – к вашим услугам, мадемуазель!

Хотя все, что здесь произошло, не было похоже на спектакль, специально разыгранный с целью заманить в ловушку сына победоносного гетмана Пилипа Орлика, старшего гетманыча, но конспирация остается конспирацией. Если даже на шведской территории матушка Ганна с самыми младшими детьми, Мартой, Марусей и Яшунькой, вынуждены раз в полгода менять местожительство, чтобы их не выследили вездесущие московские ищейки… Если шведские послы столь же регулярно получают ультиматумы относительно выдачи на «праведный суд» императора Петра II семьи «русского государственного преступника» Орлика!..

Нет-нет, все же следует по возможности проявлять осторожность.

Тем более, в незнакомой Франции.

– О-о-о, так шевалье в самом деле иностранец! – ответила между тем девочка, заправляя под капюшон накидки роскошные белокурые, с едва заметным рыжеватым оттенком волосы.

– Да, я не француз. А что, разве по цветам моего мундира не видно…

– Ох, знаете ли, девушки не слишком разбираются в подобных тонкостях! Откуда я знаю, француз вы или нет?! Тем более, произношение ваше очень и очень чистое. – Она поправляла одежду и вместе с тем говорила: – У шевалье есть шпага[9], чтобы защищать обиженных, я умоляла о помощи…

– Всегда к услугам, мадемуазель, – повторил Григорий.

Она в конце концов привела в порядок одежду, в свою очередь церемонно поклонилась и сказала:

– Жанна-Антуанетта Пуассон.

Потом бросила на Григория загадочный, преисполненный неуловимых чар взгляд и неожиданно добавила:

– И учтите, шевалье, что сегодня вы имели честь оказать великому нашему государству и лично его королевскому величеству Луи XV огромнейшую услугу! Так что и Франция вообще, и я сама в долгу перед вами, месье капитан Бартель.

– Вот как?

– Именно так, любезный шевалье.

Григорий придирчиво осмотрел девочку с головы до ног. Та-а-ак… Приличная, но весьма скромная одежда. Светлые, едва рыжеватые волосы, кончики которых выбиваются из-под капюшона теплой зимней накидки… Милое, однако же несколько бледноватое личико… И глаза… Светлые и ясные, в то же время какого-то неопределенного цвета: то ли желтовато-зеленые, то ли серовато-голубые… Впрочем, более всего они напоминали непостоянную морскую волну, оттенок которой менялся в зависимости от освещения.

Жанна-Антуанетта Пуассон? Интересно, очень интересно.

– Ну что ж, – сказал в конце концов Григорий, когда молчание слишком затянулось. – В таком случае, мадемуазель, разрешите вывести вас из этих трущоб и заодно узнать, каким образом скромный шведский капитан имел честь послужить его величеству королю Луи!

Григорий вежливо подставил девочке согнутую в локте левую руку.

– Благодарю, дорогой шевалье, – она ловко подхватила спасителя под локоть, – действительно, пойдемте отсюда… подальше от этих…

Девочка оглянулась на трупы и брезгливо поджала хорошенькие губки, казалось бы, самой природой созданные для поцелуев.

– Ничего, ничего, вы абсолютно верно заметили, что шевалье имеет меч для защиты обиженных. – Для вящей убедительности Григорий положил правую ладонь на эфес шпаги. Если кто-то и наблюдает за ними из засады, пусть видит, что «шведский капитан» готов воспользоваться оружием.

– Так что, идем?

– Разумеется.

Они медленно пошли прочь.

– Кстати, мадемуазель, как вы здесь очутились?

– Совсем случайно. Я шла в церковь, по дороге встретила того… в…

– Которого из двух?

– Одноглазого и шепелявого. Собиралась подать ему милостыню, но неожиданно он начал скулить, якобы у него дома умирает жена и что у него буквально только что было видение: прекрасная благородная незнакомка исцеляет больную страдалицу одним лишь прикосновением руки. Этот негодяй столь проникновенно умолял о помощи, что я не удержалась и пошла за ним.

– Вы слишком доверчивы, мадемуазель.

– Наверное, да… – вздохнула девочка. – По дороге к нам прицепился второй… только он тогда хромал. Точнее, подпрыгивал, опираясь на костыль. А когда прошли несколько кварталов, негодяи вдруг бросились к моему кошельку. Ну, я не растерялась, тогда они воспользовались костылями, словно распялками… Остальное вы видели, капитан.

Дальше шли молча, пока улицы не стали более широкими и светлыми. Тогда Григорий снял, в конце концов, правую ладонь с эфеса шпаги и сказал:

– Это все, что собиралась рассказать мне мадемуазель?

– То есть?

– А как же быть с моей услугой Франции и его величеству Луи?

– А-а-а, да, да! – И девочка объяснила на удивление непринужденным тоном: – Дело в том, что сегодня вы, любезный капитан, имели честь спасти будущую французскую королеву. Я о вашем подвиге не забуду, имейте в виду.

– То есть?!

И хотя это было не слишком учтиво, тем не менее Григорий не удержался от еще одного взгляда на спутницу. Милая, однако слишком невзрачная… Доверчива настолько, что коварные грабители без особых усилий заманили ее в дебри бедных кварталов и едва не лишили кошелька…

И это – королева Франции?!

Париж, Париж, непостижимый город…

Смесь прекрасного с легким привкусом отвратительного…

Что, однако, делает прекрасное еще более прекрасным!

А самый непостижимый твой элемент – парижане.

Особенно юные парижанки.

– Знаю, месье капитан, что это звучит по меньшей мере удивительно. Но тем не менее…

– Разрешите поинтересоваться, мадемуазель, при каком короле вы собираетесь стать королевой?

– Ну конечно же, при его королевском величестве Луи XV!

– В таком случае вынужден разочаровать вас, мадемуазель: ведь у его величества уже есть королева – ее величество Мария Аделаида Савойская. Более того – королевская чета уже имеет детей…