Фаина Гримберг - Примула. Виктория Страница 15

Ему нужно было очень, очень много денег. Одни сюртуки чего стоили! Ему давали всё больше и больше денег. А нужно было ещё и ещё. А он тогда был молод и хорош собой...

А время подходило строгое, нравственное. Ещё совсем не так давно, в шестнадцатом, к примеру, веке, вся в золоте и дорогих каменьях, Елизавета Тюдор, королева Бэсс, символизировала для англичан богатство и процветание страны! Если королева сверкает в богатейшем одеянии, если королева пирует, танцует, даёт роскошные пёстрые празднества, стало быть, и страна процветает. Увидев роскошную королеву в роскошных носилках, народ сбегался к ней, приветствовал, радостно вопил:

   — Да здравствует королева!

И вот вам! Изменились времена. Теперь, ах, теперь, при виде разнаряженного короля, очень многие принимались ворчать, начинали подсчитывать, сколько он ещё потратил денег, сколько ещё заказал фраков и жилетов.

Зародились новые девизы, типа: «Мы тут с голоду пухнем, а этот фраки заказывает! А мы на него работаем, чтобы он фраки себе заказывал! Доколе?!»

И только в правление нашей будущей Героини всё уладилось, и Англия обошлась без революций.

Принц Георг был в юности очень хорош собой. Родись он во времена «весёлой Англии», елизаветинской Англии, и — весь в бриллиантах — и — народ весело бежит и орёт:

   — Да здравствует король!

Но времена, времена... совсем другие. Никаких тебе приветственных воплей. А всё же без Шекспира не обошлось!

Красавца-принца прозвали Флоризелем. Шутили. На сцене Друри-Лэйн шла «Зимняя сказка». Сказка о прекрасной принцессе Утрате и её возлюбленном, принце Богемии, Флоризеле. Роль Утраты исполняла красотка Мэри Робинсон. Уже при Карле I на английскую сцену вышли женщины, И какие женщины, храбрые, настырные, остроумные до неприличия. Нелл Гвин поднялась из сточной канавы до подножья трона — возлюбленная Карла II! А всё театр, театр!

Роман Мэри Робинсон и наследного принца ни для кого в столице не являлся тайной. Принца Георга потому и прозвали Флоризелем. Но хуже всего было то, что времена изменились. Они настолько изменились, что дерзкую Мэри Робинсон даже нельзя было казнить! А ведь Его Высочество писал ей письма. Сам писал, или кто-то за него писал, — не так уж и важно! А важно то, что Мэри грозилась эти письма отдать для публикации... Конституция и пресса! Ах, конституция и пресса!.. Пришлось заплатить актрисе пять тысяч фунтов, да ещё каждый год выплачивать пятьсот фунтов. Вот куда деньги-то уходили!

А ведь Георг IV имел восемнадцать любовниц (правда, не одновременно!).

Он был грациозен, у него были прекрасные манеры.

В родительском дворце жилось ужасно скучно. Молодые принцы от этой скуки принимались ужасно беситься. Но перебесившись, они превращались в мирных подданных отца и брата, и народ прощал им грехи молодости и любил за лихость, искренность и весёлый нрав.

Но ведь Георг был королём. От него чего-то ждали, чего-то требовали. А он... Он совершил открытие. Он изобрёл новую пряжку для башмака. Пряжка имела один дюйм в длину и пять дюймов в ширину, пряжка закрывала почти весь подъём и доставала до полу с обеих сторон. В новых башмаках, украшенных новыми пряжками, принц явился на свой первый придворный бал. Кроме пряжек, на нём был кафтан розового атласа с белыми манжетами, камзол белого атласа, шитый разноцветной канителью, парижские искусственные бриллианты, шляпа, украшенная двумя рядами стальных бус...

Но ведь не исключено, что принц желал, то есть смутно хотел, то есть желал поощрять науки и искусства, устраивать ассамблеи литераторов, основать общества по изучению географии, или, допустим, ботаники! Но как-то так вышло, что вместо этого принц начал поощрять французских танцовщиц, французских поваров, жокеев, кулачных бойцов, торговцев фарфором и прочих непочтенных, по мнению почтенных англичан, людишек.

Однажды Георг даже сделал вид, будто дружит с Шериданом. Но тот начал приставать с разговорами нудными: об Индии, о конституции, о равноправии католиков и протестантов внутри страны... А принцу хотелось говорить о пуговицах для жилета, о паштете из куропаток...

И он нашёл свой круг. Его друзья были его собутыльниками, потом они ему надоели. Потом вокруг него столпились льстецы и авантюристы всех мастей. Или это были такие весёлые люди? Ну, кто знает!

Когда он начал сильно толстеть, ему начали нравиться неоперившиеся юнцы и гвардейцы. В одних ему нравилась молодость, в других — выправка. Его любовниц пересчитали; его любовников, кажется, забыли пересчитать.

Его фаворитки были коварны. Он был сластолюбив и любил выпить. А его подданные уже приучались говорить в определённом смысле правду. Они уже называли чёрное — чёрным, а белое — белым. А Георга называли распутником, бессердечным, самоупоенным, вероломным и трусливым!

Но прислуга любила его, он был господин весёлый и добродушный.

Принц обожал кулачный бой, «аглицкое изобретение» — бокс. В его спальне висело изображение кулачных бойцов.

А ещё он любил сам править лошадьми, запряжёнными в карету. И ездил очень быстро.

А ещё он толстел и толстел.

В жёны принцу была избрана принцесса Каролина. Она была голубоглазой, белокурой егозой. Брауншвейгский двор её отца не считался ни моральным, ни нравственным.

Принцесса Каролина прибыла в Лондон. При встрече с женихом она хотела опуститься на колени, но принц, конечно, не позволил.

Он плохо относился к своей жене. Народ жалел эту взбалмошную женщину. Народ однажды сказал устами одного мастерового:

— Благослови тебя Господь, голубка, мы вернём тебе мужа!

Принцесса Каролина заплакала.

Мужа ей так никто и не вернул.

Муж её был королём. Его великий современник Вальтер Скотт[35] любил его и готов был всегда защитить его от злых шуток и не менее злого критиканства.

Другим современником короля был адмирал Нельсон[36].

Вместо жены Георг — более других своих фавориток! — любил Мэри Энн Фитцгерберт. Она была двадцатипятилетней вдовой, состоятельной и светской. Но она была католичкой. А согласно Акту 1701 года католичка не могла быть королевой. Георг же очень хотел жениться на Мэри Энн. Женился ли он на ней в действительности? Многие уверяли, будто тайный брак имел место. Тайный брак, заключённый согласно обрядам Римско-католической церкви! Большой скандал.

Впрочем, обнародованные в 1905 году документы никаких свидетельств о венчании не содержали. А содержали только завещание, по которому Мэри Энн должна была получить немало! В завещании она именовалась «женой». Но это ещё не доказывает, что венчание имело место!

Принц и Мэри Энн скандально зажили в Брайтоне. Затем принц увлёкся леди Джерси. Затем он женился на Каролине, которая родила ему дочь Шарлотту. Затем он бросил жену и увлёкся леди Хартфорд. Затем он вернулся к Мэри Энн, поселил её снова в Брайтоне и назначил ей содержание — шесть тысяч фунтов в год. Вот куда деньги-то...

Каролина уехала в Италию, дочь ей не отдали. Пресса — ужасный враг королей! — навострила ушки. Принцесса Каролина опубликовала в газете «Монинг кроникл» письмо, в котором жаловалась на свою горькую судьбу.

Заняв престол, Георг IV запретил упоминать имя Каролины где бы то ни было! Он предлагал ей деньги за отказ от королевского титула, она не захотела отказаться от королевского титула. Коронация, как и полагалось, собрала вокруг Вестминстерского аббатства толпу. Каролина пробивалась вовнутрь, туда, где и Должна находиться жена короля, когда его торжественно коронуют. Но вовнутрь, в Вестминстерское аббатство, её так и не пропустили. Вскоре после коронации Георга IV она умерла. Дочь её Шарлотта была выдана замуж за принца Леопольда Саксен-Кобургского. Но этой ветви суждено было угаснуть. Шарлотта умерла при родах вместе с ребёнком.

Последним деянием Георга IV явилась его многочасовая речь, предназначенная для его министров. В этой речи король горячо защищал протестантизм и горячо же возражал против уравнения в правах католиков и протестантов. Король считал, что если предоставить католикам права, они непременно сведут на нет протестантскую веру в Англии. Речь была произнесена в марте 1829 года. А 26 июня 1830 года король скончался.

Байрон (ещё один великий современник!) посвятил ему нелестные строки:

Кровавый деспот, правящий державой,

Властитель бессердечный и безглавый.

По какому поводу Пушкин заметил (уже о другом монархе, об Александре I):

Властитель слабый и лукавый.

Плешивый щёголь, враг труда...

Короче, кто-то кого-то с кем-то перепутал! То ли Пушкин перепутал Александра I с Георгом IV, или себя — с Байроном; то ли Маршак, переводивший Байрона, перепутал Байрона с Пушкиным! Но так или иначе, а трон Альбиона снова оставался свободным в ожидании нового правителя.