Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев Страница 15

Глава 13

Немало лет минуло после осады Киева печенежскими ордами. Убит был в степи своими сродниками-соперниками хан Тимарь, воеводы Александр и Ян Усмарь ходили в степь за Сулу[113], пленили и привели на Русь другого хана, Родомана, вместе с тремя сыновьями. В Киеве, как всегда, шумно праздновали победы, закатывали на княжеском дворе многолюдные пиры, на которых рекой лилось вино и звенели яровчатые[114] гусли.

А меж тем на крутых обрывистых берегах Сулы, Стугны, Выстри[115], Трубежа[116], на гребнях старинных Змиёвых валов[117] росли, как грибы ранней осенью после обильного дождя, сторожевые крепости. Стучали топоры, визжали пилы, и вздымались ввысь, нависая над речными просторами, над степью, мощные дубовые стены со смотровыми башнями, с обитыми железом воротами и широкими площадками заборолов. Русь защищала себя от разбойничьих степных набегов, отодвигала, шаг за шагом, от своих рубежей лютые печенежьи орды.

Впрочем, были не только войны, были и миры, и долгие переговоры, бойко шла и торговля на степном пограничье.

Крепил князь Владимир и связи на Западе. Заключил он мирные договоры с князьями венгерским, богемским и польским. Жизнь на Руси постепенно поворачивала в мирное русло. И чтобы укрепить единство рыхлой разрозненной державы, в которой каждое племя сохраняло покуда свои обычаи, быт, молилось втайне старым языческим богам, велел возводить князь повсюду города, строить церкви на месте поганых капищ, посылал в разные концы Руси отряды дружин. В городах сажал Владимир на столы подросших сыновей. Святополку, сыну Ярополковой наложницы-гречанки, дал в удел Туров в земле дреговичей, Ярослава определил поначалу в Ростов, но после перевёл в Новгород, Мстислава отправил в далёкую приморскую Тмутаракань, Святослава – в Древлянскую землю, Станислава – в Смоленск. Настала пора получать столы и младшим сыновьям – Позвизду и двоим наипаче прочих любимым отцом чадам, рождённым от царевны Анны, – Борису и Глебу. Приняв решение, Владимир собрал сынов в горнице.

…Позвизду уже стукнуло шестнадцать, это был стройный смуглолицый юноша с редкой ленточкой усов над верхней губой и чёрными, слегка вьющимися волосами. Борис и Глеб рядом с ним казались совсем детьми, и Владимир даже засомневался: стоит ли отпускать их в дальнюю дорогу. Но князь не привык менять принятые уже решения, не любил гадать и сомневаться. Уверенным громким голосом он торжественно изрёк:

– Сын мой Позвизд! Даю тебе в удел Луцк. Город на Волыни, на Стыри-реке. Будешь там суды творить, дани собирать. И помни: не спускай никому никоего лиходейства, ни боярину, ни людину. Устав мой о судах чёл?

– Чёл, – коротко отозвался княжич.

– Ну, так. Ты, Борис, чадо моё, Ростов получаешь в волость. Край дальний, но богат пшеницею, реками среброструйными, лесами дремучими с живностью разноличной. А чтоб не скучно тебе было, по соседству с тобою, в Муроме, Глеб сядет. Вот тако я порешил.

Собравшиеся в гриднице бояре согласно кивали головами. Был среди прочих и Фёдор Ивещей. Всё тщил он себя надеждою, что вспомнит о нём Владимир, отправит с кем из сыновей в волость. Но князь назвал других:

– Тебе, Позвизд, даю воеводою Синька Борича, тебе, Борис, – Никифора, тебе, Глеб, – Ратибора. На том слово моё крепко.

«Прав, прав батюшка-то был! – со злостью подумал Фёдор. – При Владимире ентом не вылезешь наперёд! Что ж делать? Или… с Володарем снестись? Но где его ныне сыщешь? А может, он уж и голову сложил на просторах ковыльных? Может, кости его во степи белеют где-нибудь? Давно вестей от него несть».

С мрачными тяжёлыми мыслями покинул Ивещей палату.

Меж тем на гульбище юный Позвизд прощался с Предславою. С восхищением смотрел княжич на сестру. В писаную красавицу превратилась дочь Рогнеды. Лицо белое, со слегка розоватыми щёчками-ямочками, в глазах – сероватая небесная голубизна, брови тонкие, соболиные, носик прямой и твёрдый, светло-русые волосы пробиваются из-под красочного повоя. В ушах переливаются серьги с синими самоцветами – с ними Предслава теперь никогда не расстаётся.

Грустно княжне, ком подкатывает к горлу, тяжело разлучаться ей с любимым братом. С гульбища[118], держась за руки, они спустились в сад, встали под вишнею, где когда-то детьми лакомились вкусными спелыми ягодами. Долго молчали, вздыхали, вспоминали былое. Кончалась для обоих беспечная беззаботная пора детства. Наступала взрослая жизнь, жестокий безжалостный мир втискивал их в свои цепкие объятия. Оба понимали: невесть когда теперь смогут они увидеться.

– Вот, сестра, ты, может, замуж вскоре выйдешь, а там и я оженюсь. Чада народятся, – говорил Позвизд. – Навещать друг дружку станем.

– Ты верно молвишь. Мы… мы забывать не должны, – тихо сказала Предслава. – Куда бы нас судьбинушка ни разбросала… Давай грамотки будем слать на бересте один другому, да и…Помни, брате, николи не забывай: еже какая напасть, беда, в доме моём завсегда приют сыщешь.

– И я тебе то же обещаю.

Брат и сестра обнялись. Ещё долго стояли они под вишнями. Слабое осеннее солнце освещало их молодые, красивые, исполненные грусти лица.

Явилась в сад Мстислава в чёрной одежде, в низко надвинутом на чело убрусе. За нею следом павой выступала вся разодетая в дорогой ромейский бархат статная молодая Любава, дочь воеводы Волчьего Хвоста.

– Чего енто вы тута, братец с сестричкою, уединились? – с издёвкой в голосе хрипло спросила Мстислава. – Яко жених и невеста.

– Позвизду заутре в путь. В Луцк его батюшка посылает, – холодно и просто ответила Предслава.

Она с жалостью посмотрела на всё изрытое оспинами, усеянное бородавками лицо сестры и тихо вздохнула.

«Господи, помоги ей! – обратилась мыслию к Богу Предслава. – Дай ей жениха доброго! А то тако ить и просидит в девицах. Ей бы матерью, женою справною быти, а она токмо за спинами чужими шушукается. И в подружки выбрала такую же насмешницу и злословицу. Помоги, Господи! Несчастна еси!»

– А мы-то идём да думаем: с кем ето тамо наша красавица под деревами! – смеясь, промолвила Хвостовна, пристально рассматривающая серебряную гривну на шее у Позвизда.

– В худом покуда не замечена! – резко ответила ей Предслава. – Повода для насмешек твоих, дщерь боярска, не вижу.

Хвостовна обиженно повела курносым носом и смолчала. Мстислава, зло скривив губы, хрипло, с издёвкой проговорила:

– Тебе уж, верно, Предславушка, жениха доброго отец подыскивает. Бают, послов рассылает по разным странам. Прынца те ищут, не иначе.

Хвостовна зло фыркнула при слове «прынц».

– О том не ведаю! – вздёрнув голову, так же холодно ответила сестре Предслава.

– Гордячка! – проворчала Мстислава. Усмехнувшись, она пошла прочь, увлекая за собой Хвостовну.

– От таких вот подале