Елена Съянова - Маленькие трагедии большой истории Страница 16

Только король Карл VII пока хранил молчание… Такова легенда.

Что же, однако, дальше? Можно сколько угодно разъезжать по местам былой славы, быть всеми признанной, но – для чего?! В чем великий промысел возвращения Девы Жанны? Как бы ни менялись обстоятельства, от себя – Жанны д’Арк, Французской Девы – не уйдешь! Что ей делать со всем тем, что внутри нее, со своим отчаянным сердцем и мятущимся духом?! Да конечно же, заявив во всеуслышанье о своем спасении и подтвердив свой статус, продолжить свой ратный путь!

А что делает девушка, назвавшая себя Девой Жанной?! А девушка просто выходит замуж. Она становится графиней Армуазской и рожает своему мужу двоих сыновей. Этого факта, может быть, недостаточно историкам и любителям версий, но его вполне хватило французскому народу. Легенда о возвращении Жанны прожила всего четыре года. Уже в августе 1440 года газета «Французский обыватель» описывает, как некая девица Клод, в замужестве графиня Армуазская, во всеуслышанье призналась, что выдала себя за Французскую Деву, обманным путем вышла замуж за благородного рыцаря, родила детей, что глубоко раскаивается и молит о прощении. На суде всплыли и подробности «ратного пути» девицы Клод: она бежала из своей деревни после того, как убила мать и покалечила отца; скрываясь, переоделась в мужское платье, приняла участие в боях в Италии и даже убила двух неприятелей. Все эти бурные события, видимо, вскружили голову девушке Клод! Да и ратные доспехи оказались ей, очевидно, к лицу: однажды глянув на себя в щит, она, наверное, подумала: а чем я хуже той?!

Лжежанну судили; она провела в разных тюрьмах семнадцать лет. Потом король вроде бы ее помиловал: об этом свидетельствует документ от 1457 года.

Есть свидетельства, что позже появлялись и другие лжежанны; за ними потянется сквозь века бесконечная цепь: лжеуорвики, лжедмитрии, лжелюдовики…

Все они – самозванцы – отрыжки великих потрясений.

«Разворачивайтесь в марше…»

Ранним утром, 4 мая 1967 года боливийский крестьянин Онорато Рохас работал в поле со своими сыновьями…

Поле вместе с маленькой фермой он получил всего год назад, и это был первый год, за который огромная семья Рохасов не похоронила ни одного из детей.

Был ли Рохас счастлив? Случалось, распрямив спину и утерев со лба пот, он все еще недоверчиво, жадно и ласково обводил взглядом свои нынешние владения, и на несколько мгновений в его глазах вспыхивало что-то похожее на счастье. Был ли Рохас спокоен? Ни одного дня!

В то майское утро, выпрямившись, чтобы передохнуть, он сразу напоролся взглядом на одинокую фигуру, незаметно появившуюся у придорожных кустов. Незнакомец просто стоял и смотрел на него, держа руку за пазухой. Глаза их встретились. Рохас отвел взгляд. Он крикнул сыновьям, чтобы шли в дом. Мальчики решили, что отец отсылает их завтракать, и убежали. Проводив их глазами и еще раз окинув взглядом поле, дом, кусочек неба, Рохас молча повернулся к незнакомцу.

Через час семья нашла его с пулей в голове.

Его похоронили недалеко от дома, в собственной земле. Эта земля теперь кормила семью; эта земля позволила скопить немного денег, чтобы отправить старшего сына в школу. Мальчика звали Фернандо, а его учителя Санчес, и он слыл красным. На уроках учитель рассказывал крестьянским детям о недавних событиях в их родной Боливии, о партизанах, которые воевали здесь за то, чтобы дать крестьянам землю, об отважном командире партизан по прозвищу Фернандо Зубодёр. Для мальчика Фернандо – он, тот Фернандо, стал героем: мальчик сочинил даже целую историю о том, как тот Фернандо, по прозвищу Зубодёр дал его отцу землю, на которой теперь стоит их дом.

Семь лет спустя Фернандо Рохас вступил в боливийский комсомол. Его приняли, сочтя надежным, но перед тем открыли ему правду об отце и о той земле, на которой стоит их дом. Открыли, но в вину не поставили.

В 1967 году Онорато Рохас жил в хижине около Рио-Гранде и, как мог, помогал отрядам партизан Эрнесто Че Гевары, которого местные прозвали Фернандо Зубодёр.

Онорато Рохаса дважды арестовывали боливийские власти и американские рейнджеры, жестоко избивали и пытали электричеством, чтобы получить информацию о Че. Рохас выдержал и побои, и пытки, но когда опытный цереушник Ирвинг Росс предложил ему плату – собственную землю и дом, Рохас не устоял. Спустя несколько дней он донес властям о подходе группы партизан – это был знаменитый отряд Хоакина, прорывавшийся на соединение с отрядом Че. Рохас указал место, где партизаны собирались переправиться вброд, и на переправе рейнджеры устроили настоящую бойню. Вот за это Рохас и получил землю, которая с тех пор кормила его семью и дала образование сыну.

В отряде Хоакина погибла девушка Тамара Бунке, известная под псевдонимом Таня. Ее тело нашли только на третий день, а еще через день ниже по течению, из мутных вод Рио-Гранде выловили ее дневник, в котором почти ничего уже нельзя было прочесть. Рейнджеры выбросили его, а крестьяне подобрали. Эпиграфом к своему дневнику Таня выбрала строчки из Маяковского. Учитель Санчес прочел их своим ученикам, среди которых был и Фернандо Рохас, сын предателя, погубившего Таню. С этих строк начался для Фернандо его путь в революцию:

Разворачивайтесь в марше!Словесной не место кляузе.Тише, ораторы!Вашеслово,товарищ маузер.

Воистину, неисповедимы пути революций.

Несчастный Этьен Дюваль

Это произошло в семидесятые годы XVIII века, в канун великого потрясения великой революции, когда французское общество устами собственных писателей и публицистов отзывалось о себе, как о гигантском доме для умалишенных, в котором неосторожно брошенное слово или случайно вырвавшийся громкий вскрик могли вызвать взрыв общего возбуждения, вспышку эмоций, истерику, грозившую вышибить двери и окна, разметать стены, снести крышу крепкого лишь на первый взгляд здания.

Это было время юристов-пожарников, льющих в пламя страстей слезы крокодиловых законов; экономистов-пророков, сулящих конец луидора, как конец света и публицистов-разбойников, своим посвистом раздувающих пламя страстей и приближающих обрушение луидора.

Это было время, когда публично брошенное слово убивало, как удар кинжала в руках опытного убийцы. И это было последнее время, когда правила власть слов. Очень скоро, лет через пятнадцать, все во Франции переменится: ложь польется мутным потоком, оскорбления полетят, как комья грязи, и заляпают вокруг всех; репутации превратятся в груды мусора, и обесценятся слова, а не луидор. Нужно было только потерпеть немного…

Друзей было пятеро. Молодых, энергичных, талантливых… Они вели обычный для своей среды образ жизни: танцевали на балах, посещали театры и будуары актрис, флиртовали, занимались и делом: Луи Бреге, например, делал часы; Антуан Лавуазье ставил химические опыты; Жан Поль Марат лечил нищих и аристократов; Пьер Бриссо изучал юриспруденцию, а Этьен Дюваль был математиком. И все пятеро, как было тогда принято, немножко пописывали: романы, стишки, памфлетики… Это было обычным делом; и свои научные исследования преуспевающие люди тех лет старались облечь в литературную форму, пригодную для усвоения даже неискушенной публикой. И почти любое сочинение того или иного рода находило своих рецензентов.

Как-то ноябрьским вечером, друзья заехали за Этьеном Дювалем, чтобы вместе отправиться в театр. Они нашли своего друга в ужасном состоянии: по всей комнате были разбросаны исписанные листы бумаги, а сам Этьен неподвижно стоял у окна, уставившись в ночь. Оказалось, что в сегодняшних парижских газетах появилась сатира некоего Карно на его, Этьена, диссертацию по математике, в которой тот высмеял автора, как очевидную бездарность. Это был жестокий удар. Друзья принялись было утешать Этьена: Лавуазье предложил ответить новой диссертацией, самый молодой и пылкий Пьер Бриссо – немедленно и публично отхлестать этого Карно по лицу его же сочинением, а Марат напомнил, как его самого недавно высмеял Вольтер. На этих словах Этьен Дюваль вдруг вспыхнул, а затем страшно побледнел: «Если бы меня высмеял Вольтер, – произнес он едва слышно, – я был бы сейчас счастлив. Но меня высмеял какой-то Карно…».

Исчерпав все доводы, друзья уехали от Дюваля с тяжелым сердцем. А наутро они узнали, что этой ночью их друг повесился.

С тех пор каждый год 14 ноября, невзирая ни на какие обстоятельства жизни, четверо собирались вместе на могиле Этьена Дюваля. Время сильно их изменило, а революция развела по враждующим лагерям, но своей традиции они не изменили. А когда в живых не осталась ни одного из четверых, на могилу Этьена Дюваля пришел еще один человек. Великий французский математик, автор многочисленных трудов по математическому анализу и проективной геометрии и министр Наполеона Лазарь Карно. Тот самый.

Карно всю жизнь казнил себя за ту мальчишескую желчь, которая вырвалась из-под его пера из-за глупой ревности и нехватки доводов.