Эптон Синклер - Широки врата Страница 16

Ланни мысленно обсуждал этот вопрос с женой и матерью, пока ехал со встречи в Лаймхаусе. Ланни не был уверен в своей позиции, и подвергся резкой критике со стороны этих двух и других лиц, которые имели притязание на него: матери Ирмы, Эмили Чэттерсворт, Софи, Марджи и всех других светских знакомых. «С какой стати, вы должны доверять этому человеку?» — спросят они. — «Он говорит, что он не террорист, а что, если это не так?! Вы говорите, что Труди Шульц социалист. Но прошёл год и несколько месяцев с тех пор, как вы видели ее. И откуда вам знать, что она не изменилась из-за преследований? Вы говорите, что не умрете от горя, если они сделают бомбу и убьют Гитлера. Но вы готовы к тому, что гестапо выжмет из них правду, и газеты всего мира опубликуют историю, что внук Оружейных заводов Бэдд, иначе известный как мистер Ирма Барнс, вложил свои деньги в эти бомбы? И что вы думаете, мы будем чувствовать, когда нас назовут матерью, женой, тещей, друзьями этого мечтательного товарища убийц? Неужели богатые не имеют никаких прав, которые молодой социалист обязан уважать?»

Вот так дамы, которые окружали Ланни, а затем мужчины, лучше информированные о политике, выскажут своё мнение. «Даже учитывая, что этот крепкий самоучка моряк или грузчик, который называет себя вашим „'геноссе“, вашим преданным товарищем по социализму, действительно тот, за кого он себя выдаёт, что тогда? Может быть, он станет новым Эбертом[24] из грядущей революции, но опять же, может быть, он будет Керенским, социалистическим адвокатом, который взял власть в России, но не смог удержать её и был свергнут большевиками. Готовы ли вы увидеть, что эта схема повторится в Германии? Если это так, дайте нам знать, чтобы мы могли понять, что это за сына, или сводного брата или зятя мы получили!»

Весь этот ропот, эта суета звучали в мозгу у Ланни, пока он ехал к фешенебельному отелю, где он останавливался в различных случаях. По времени банки были уже закрыты, но руководство отеля знало, что его чек был обеспечен, и без сомнений выдало ему десять десятифунтовых и две однофунтовые банкноты. Оттуда он отправился в ближайший обменный пункт, который предлагал европейские и американскую валюты с небольшой маржой, и заменил свои банкноты на двенадцать банкнот достоинством в сто марок и пять достоинством в десять марок. Затем скатал их и уложил в нагрудный карман, с чем и отправился на прогулку по Стренду, где к нему подошел плохо одетый человек, который, возможно, говорил: «Пожалуйста, мистер, дайте бедному парню пару пенсов, чтобы поесть», — но это было не так. Ланни сунул ему что-то, возможно, это была пачка сигарет, но это тоже было не так. Геноссе Монк, по-видимому, отправился в Германию, а Ланни пошёл к ближайшему художественному магазину, чтобы быть в состоянии сказать своей жене, не греша против истины: «Ну, я видел другого Сэра Джошуа, и его можно купить менее чем за десять тысяч фунтов».

Глава четвёртая. Когда долг шепчет[25]

Через день после возвращения Ланни из Лондона он отправился к Помрой-Нилсонам поделиться с хромым бывшим пилотом своими планами и сомнениями, насколько он был свободен это сделать. «Плёс», так называлось это место, был на реке Темзе, бывшей в верхнем течении небольшой речкой, но достаточно хорошей для купания и катания на лодках, а также для паромов, соединявших дорогу с обоих берегов. Старый дом Помрой-Нилсонов был построен из красного кирпича, и на протяжении многих лет к нему пристраивались многочисленные фронтоны, мансарды и большое количество металлических колпаков над дымовыми трубами. Даже после этого там было холодно, и американские посетители мёрзли с ранней осени до поздней весны. Ланни, воспитанный в Европе, не мёрз.

Главой семьи был сэр Альфред, своенравный, но общительный старый баронет с белыми волосами, но с ещё темными усами. У него были проблемы с оплатой долгов, но он был счастлив собирать материалы по английской драме двадцатого века. (Это, сказал он, было то, на что все не обращают внимания, пока не станет слишком поздно). Его дети разъехались, все, кроме старшего сына, чья семья жила в доме родителей. Расположение было не совсем успешное, но это место было большим, беспорядочно построенным, и которое было трудно поддерживать в порядке, а мать Рика, которая чувствовала себя не очень хорошо, возлагала на жену Рика всё больше и больше задач по уходу за поместьем. Калека сын получал поддержку от своих родителей на протяжении многих лет, пока он изо всех сил пытался стать писателем. В настоящее время, он сделал себе имя, как драматург, помог оплатить семейные долги и старался, чтобы его отец имел возможность тратить больше, чем когда-либо.

На следующий день был туман и шёл мелкий дождик, Ланни сидел в кабинете своего друга перед тем восхитительным огнём, который бывает только в английских каминах и получается из мягкого угля, горя большими разноцветными языками пламени.

Дверь была закрыта, и для шпионов не было никаких шансов в замке этого англичанина, но даже при этом, Ланни говорил шепотом, потому что это уже стало привычкой. «Рик», — сказал он, — «я установил контакт с подпольем в Германии».

«В самом деле?» — спросил его друг, у которого сразу проснулся интерес. — «Расскажи мне об этом».

— Я дал честное слово не разглашать какие-либо подробности. Это сообщение от людей, которых я там знал. Ты можешь догадаться, кто они. Они, конечно, хотят денег.

— Ты уверен, что это реальная вещь?

— Почти, но собираюсь быть абсолютно уверенным, прежде чем я дам много. Я думаю, мне придется ехать в Германию.

«Что от тебя ждать!» — воскликнул его друг, но сразу спросил: «А как на это посмотрит Ирма?»

— Ну, это будет выглядеть картинным бизнесом, или, может быть, ты попросишь меня получить некоторые материалы для статьи.

— Послушай, Ланни, ты думаешь, так приятно жить двойной жизнью.

— Я знаю, но там происходит такие ужасные вещи. Как я могу отказать этим товарищам? Ведь это тоже наша борьба.

— Ирма обязательно узнает об этом и поднимет ужасный тарарам.

— Я знаю, но я буду стараться успокоить ее до тех пор, пока смогу.

На лице старшего собеседника появилась улыбка. Как характерно для Ланни. Он пытается успокоить Ирму, а не себя! Будучи англичанином, Рик не сказал, все, что он чувствовал, но его сердце болело за своего друга детства, который был так добр и щедр, но выбрал очень плохое время, чтобы родиться. Кроме того, конечно, Рик был заинтересован профессионально, ибо он уже использовал случай Ланни в качестве основы для драмы о классовом конфликте, а при таком раскладе, он может сделать это снова. Нельзя быть писателем и не думать о «материале».

Ланни хотел обсудить не своё семейное положение, о котором Рик давно знал, а то, что он может сделать для дела, которому они оба были искренне преданы. Его возможности были поистине исключительными по нескольким причинам. Как американец он должен считаться нейтральным в отношении разногласий старой Европы. Также, имея внешность и положение, которые для своих героев выбрал Голливуд, он для многих людей отождествлял очарование экрана. Его богатая жена обеспечила ему доступ к великим и сильным мира сего, а его подлинная профессия искусствоведа давала ему основание для перемещений из одной столицы в другую. Такой человек несомненно был в состоянии оказать реальную помощь делу социальной справедливости.

«Я не писатель или оратор», — сказал он, — «Я думаю, что вёл слишком легкую жизнь и никогда не стану профессионалом, а буду только дилетантом. Но я могу получать информацию, но должно быть какое-то место, куда бы я мог её предоставлять для использования».

«Уикторп и Олбани на это дадут тебе средства c очень либеральной отчетностью», — заявил англичанин с озорством в глазах. «Без сомнения», — сказал Ланни, — «они уже имели со мной разговор на эту тему. Но как они используют ту информацию, которую я им предоставлю? Все, что они хотят от Гитлера, это натравить его на борьбу с Россией, а я могу придумать для него более интересное занятие».

— Что, например?

— Ну, пусть дерется c Муссолини за Австрию.

«Пусть Робби добудет тебе дипломатический пост», — предложил Рик, — «и ты сможешь развлекаться, натравливая всех своих врагов друг на друга!»

— Во-первых, мой отец никогда не будет иметь влияния в Вашингтоне, а наш Государственный департамент, как я слышал, собирается делать тоже, что ваше министерство иностранных дел. Я хочу предоставлять мою информацию в то место, где она будет служить нашему делу.

До этого времени лучшее, что мог придумать Ланни, была помощь Эрику Вивиану Помрой-Нилсону в написании пьес и редких статей для тех немногих газет и еженедельников, которые были открыты для идей социалистической направленности. Это была трагедия положения обоих друзей: если принимать такие идеи, то осуждаешь себя на неуспех. Становишься гласом вопиющего в пустыне. Можно также кричать воронам и воробьям и рассчитывать только на их внимание.