Виктор Гюго - Девяносто третий год Страница 16

Он встал ногами на тумбу, на которой сидел, и стал придерживать рукою отрываемый ветром угол афиши. Небо было ясное, а в июне месяце сумерки продолжаются долго; внизу, под дюной, было уже темно, но на вершине ее еще достаточно светло. Афиша была отпечатана настолько крупными буквами, что их было нетрудно разобрать. Вот что он прочел:

«Французская республика, единая и неделимая.

Мы, Приэр, депутат Марнского департамента, находящийся при войсках Шербургского отряда, сим предписываем: бывший маркиз Лантенак, виконт Фонтенэ, именующий себя бретонским принцем, тайно высадившийся на берег близ Гранвилля, сим объявляется вне закона. — За его голову назначается награда. — Тому, кто доставит его живым или мертвым, будет выплачено шестьдесят тысяч ливров. — Сумма эта будет выплачена не ассигнациями, а золотом. — Один батальон Шербургского отряда немедленно будет отправлен на поиски названного бывшего маркиза Лантенака. — Местное население призывается оказывать батальону всяческое содействие. — Гранвилль, 2 июня 1793 года». — Подписано: «Приэр, марнский депутат».

Под этою подписью была другая, написанная гораздо более мелкими буквами, но ее невозможно было разобрать ввиду все более и более сгущавшейся темноты.

Старик нахлобучил шляпу на глаза, застегнул свой капюшон под самым подбородком и быстрыми шагами спустился с дюны. Он, очевидно, нашел, что ему незачем оставаться в этом ярко освещенном месте. Быть может, он и без того просидел здесь слишком долго, так как гребень дюны был единственным более-менее хорошо освещенным местом во всей окрестности.

Спустившись с дюны и очутившись в темноте, он замедлил шаг. Следуя составленному им еще на вершине дюны маршруту, он направился к ферме, имея, по всей вероятности, основание надеяться, что там он будет в безопасности.

Кругом все было пустынно. В этот час люди предпочитают не выходить из дому. Позади одного куста он остановился, скинул с себя плащ, вывернул свою куртку шерстью вверх, надел опять свой плащ из грубой материи, завязал его под подбородком и снова пустился в путь, по тропинке, освещаемой лунным светом.

Он дошел до перекрестка, возле которого стоял старый каменный крест. На подножии креста можно было различить какой-то белый четырехугольник, по-видимому, такую же афишу, как и та, которую он только что прочитал. Он направился к кресту.

— Куда вы идете? — окликнул его чей-то голос. Он обернулся. Из-за изгороди поднялась фигура какого-то человека, такого же высокого роста, как и он сам, такого же старого и седого, как и он, в еще более изодранных лохмотьях, — словом, двойник, да и только. Человек этот опирался на палку.

— Позвольте вас спросить, куда вы идете? — продолжал незнакомец.

— Сначала вы мне сами скажите, где это я? — проговорил старик с почти надменным спокойствием.

— Вы в Танисском поместье, — ответил незнакомец. — Я здешний нищий, а вы здешний помещик.

— Я?

— Так точно, господин маркиз Лантенак.

IV. Попрошайка

Маркиз Лантенак, с этих пор мы так и будем его называть, серьезно ответил:

— Верно! Значит, вы можете меня выдать.

— Мы оба здесь у себя дома, — продолжал неизвестный, — вы — в замке, я — в кустах.

— Не в том дело! Кончайте, выдавайте меня, — перебил его маркиз.

— Вы пробирались к ферме, не так ли? — спросил незнакомец. — Не ходите туда.

— Почему?

— Потому, что там вот уже три дня как объявились синие мундиры.

— Да? Ну и что же, обитатели фермы и хутора оказали им сопротивление?

— Нет, они отворили им ворота.

— Вот как! — процедил маркиз сквозь зубы.

— Видите ли вы эту крышу, господин маркиз? — спросил незнакомец, указывая пальцем на крышу, возвышавшуюся на некотором расстоянии из-за деревьев. — Видите ли вы что-нибудь над этой крышей?

— Вижу флаг.

— Да. Трехцветный, — прибавил незнакомец.

Это был тот самый предмет, который обратил на себя внимание маркиза, когда тот стоял на гребне дюны.

— А мне также показалось, что били в набат, — продолжал маркиз. — По какому поводу?

— Да по какому же еще, как не по поводу вас!

— Но теперь его уже не слышно.

— Потому что ветер относит звук, — ответил незнакомец. — А читали ли вы касающуюся вас афишу? Знаете ли вы, что вас разыскивают? — и, бросив взгляд по направлению к ферме, он прибавил: — Там целый полубатальон республиканцев-парижан.

— Ну, так идем же туда, — сказал маркиз и сделал шаг по направлению к ферме.

— Ради Бога, не ходите туда, — проговорил незнакомец, хватая его за руку.

— А куда же мне идти?

— Да хотя бы ко мне.

Маркиз пристально взглянул на нищего.

— Послушайте, господин маркиз, у меня вы не найдете удобств, но найдете безопасность. Хижина моя не выше погреба. Вместо постели — охапка водорослей, вместо потолка — плетенка из ветвей и травы. Но все равно, идемте. На ферме вас расстреляют; у меня же вы, по крайней мере, уснете. Вы, должно быть, сильно устали. А завтра утром синие мундиры уйдут, и вы вольны будете отправиться, куда вам заблагорассудится.

— Но чью же сторону вы держите? — спросил маркиз, пристально глядя на нищего. — Кто вы такой? Республиканец? Роялист?

— Я — бедняк.

— Ни роялист, ни республиканец?

— Кажется, ни то ни другое.

— Но все-таки, что же вы — за или против короля?

— У меня нет времени этим заниматься.

— Но что же вы думаете о всех последних событиях?

— Я думаю только о том, как бы прокормиться.

— Однако же вы вызываетесь мне помочь?

— Я узнал, что вас поставили вне закона. Что такое после этого закон? Как можно быть вне закона? Я этого не понимаю. Впрочем, и я, пожалуй, стою вне закона. Мне, по крайней мере, это неизвестно. Разве умирать с голоду значит стоять в пределах закона?

— А давно ли вам приходится умирать с голоду?

— С тех пор, как я себя помню.

— И в то же время вы вызываетесь меня спасти? С какой стати?

— Потому, что я сказал себе: вот еще более несчастный человек, чем я. Я, по крайней мере, имею право дышать, а он и этого права не имеет.

— Это верно! И вы решили меня спасти?

— Без сомнения! Теперь ведь мы братья, ваше сиятельство. Я прошу хлеба, вы просите жизни. Мы оба — нищие.

— Но известно ли вам, что за мою голову назначена награда?

— Известно.

— Каким образом вы это узнали?

— Потому, что я прочел объявление.

— Вы, значит, умеете читать?

— Да, и писать также. С какой стати мне быть скотиной?

— Ну, если вы умеете читать и прочли объявление, то вам должно быть известно, что человек, который выдаст меня, получит в награду шестьдесят тысяч франков.

— Да, знаю, и вдобавок еще золотом, а не ассигнациями.

— Ведь шестьдесят тысяч франков, это — целое состояние. Значит, вы могли бы разбогатеть.

— Ну, так что же? Я об этом подумал. Увидев вас, я сказал сам себе: как подумаешь, — человек, выдавший этого старика, получит шестьдесят тысяч франков! Поторопимся укрыть его.

Маркиз пошел вслед за нищим. Они вошли в чащу, в которой была скрыта его берлога. Это было не что иное, как отверстие под старым дубом; оно было вырыто под корнями дерева и прикрыто сучьями. Оно было низко, темно, незаметно для глаза. В нем было место для двоих.

— Я предвидел, что мне, быть может, придется принимать у себя гостя, — заметил нищий.

Такого рода подземные жилища встречаются в Бретани чаще, чем многие думают, равно как и ниши, проделанные в толстых стенах. Вместо всякой меблировки в них бывает лишь связка соломы или промытых и высушенных морских водорослей, кусок дерюги вместо одеяла, несколько горшков, сальный огарок, огниво и связка лучин.

Они нагнулись, немного проползли и очутились в подземелье, разделенном толстыми корнями как бы на несколько отделений; здесь они уселись на мешке, набитом сухими водорослями и заменявшем постель. Сквозь образуемое двумя корнями отверстие, служившее в одно и то же время и дверью, и окном, проникало немного света. Правда, уже наступила ночь, но глаза привыкают даже к самому слабому освещению. В одном углу стояла кружка воды и лежали маисовая лепешка и горсть-другая каштанов.

— Ну что же, поужинаем? — пригласил нищий своего гостя. Они по-братски разделили каштаны, маркиз достал свой сухарь, и они поочередно откусывали от него и пили воду из кувшина. Постепенно завязался разговор. Маркиз стал расспрашивать своего нового знакомого.

— Значит, что бы ни случилось — вам совершенно все равно?

— Да, более или менее. Ваше дело другое, вы — господа. Это дело господское.

— Но наконец-то, что творится кругом…