Ален Бюизин - Казанова Страница 16

Тем не менее эта псевдонаука все же требовала от Казановы серьезных навыков, чтобы быстро преобразовывать буквы в числа. Вопрос, заданный «гению», который должен был его вдохновить, переводился в цифры, соответствующие числу букв в каждом слове. Затем выводился ответ, следуя такому алфавитному соотношению: А = 1, Б = 2, В = 3 и т. д. Буквы Е и Ё, И и Й обозначались одним числом. Он знал это соотношение наизусть и почти сразу же переводил предлагаемые ему вопросы. Допустим, такой вопрос: «По какой причине господин граф запретил, чтобы ему говорили о его скором отъезде в Венецию?» В каждом слове этой фразы есть определенное число букв. Расположим эти числа в виде пирамиды:

Представим себе, что Казанова пожелал бы ответить: «По очень секретной дипломатической причине»; и немедленно составил бы в голове код ответа. По принципу, указанному выше, это дало бы следующее: П = 15, О = 14 и т. д. Значит, нужно как можно быстрее совершить нудные преобразования, которые не так-то просто выполнить с большой скоростью. Действительно, необходимо обладать замечательной быстротой ума, неоспоримой способностью к мысленным расчетам, чтобы на ходу жонглировать буквами и цифрами, хорошей памятью, чтобы держать в ней пирамиду и все допустимые ею сочетания чисел. Это качества, необходимые для шахматиста или картежника, и в этом отношении нашему венецианцу сам черт не брат. Он здорово натренировался. Остается найти шифр ответа в пирамиде. Здесь царит полный произвол, ибо Казанова сам направлял своего собеседника. «Возьмите, – говорил он ему, – первую цифру во второй строке и перемножьте со второй цифрой в четвертой строке». Получалось 15 = П. «Теперь отнимите от нее третью цифру в пятой строке». Итог: 14 = О. И так далее… Детский прием: поглощенный каббалистическими вычислениями, сложением, умножением, вычитанием, оператор не сознает, что его подводят к заранее замышленному ответу. Поскольку всегда существовал риск того, что числовой обман будет раскрыт неким проницательным скептиком, Казанова старательно усложнял и запутывал свои расчеты. Он использовал магический ключ, состоявший из инициалов О.С.А.Д. Изучал двойные колонки, добавлял нули. Порой даже «гений» подсказывал ему первую директиву, чтобы получить согласные, а гласные выявлялись во время второй операции. На самом деле, точные действия Казанове не важны. Если верить Бернхарту Марру, чтобы получить ответ, он продвигался зигзагом от цифр, расположенных на вершине пирамиды, к тем, что были в ее основании. Важно то, что этот монументальный обман чудесно срабатывал и восторженные простофили попадались в ловушку.

Восхищенный чудесами своего молодого протеже, в котором он, вероятно, не мог не увидеть юного ветреника, каким был сам в свое время, и которого, возможно, надеялся вразумить своими стараниями, синьор Брагадин решил обходиться с ним, как с приемным сыном, предоставил ему квартиру, одежду, стол и слуг, оплаченную гондолу, а также пенсион в десять цехинов в месяц. Теперь, когда он мог жить как богатый барин, Казанова окунулся в еще более распущенную и развратную жизнь, перемежая любовные приключения в «казино», небольших домах удовольствий, очень модных в Венеции XVIII века, с игрой в карты, где он часто проигрывал огромные деньги в несколько часов. Но какая разница, если синьор Брагадин всегда уплатит долги! «Довольно богатый, наделенный природой импозантной внешностью, решительный игрок, дырявая бочка, говорун, лишенный скромности, бесстрашный повеса, волочащийся за хорошенькими женщинами, устраняя соперников, считавший подходящей для себя лишь ту компанию, которая меня забавляла, я мог вызывать только ненависть. Готовый принять удар на себя, я считал, что мне все дозволено, ибо мне казалось, что стеснявшая меня несправедливость создана для того, чтобы ее попрать» (I, 384).

Его связи и проигрыши на самом деле были лишь мелкими шалостями по сравнению с другими, гораздо более позорными делами. Однажды, будучи за городом, он свалился в ров, полный жидкой вонючей грязи. Его красивый наряд был непоправимо испорчен, и вид он имел самый смешной. Падение оказалось не случайным: доска, перекинутая через ров, была подпилена неким греком по имени Деметрио – тот хотел отомстить Казанове, отбившему у него горничную, в которую он был влюблен. Казанова пришел в ярость; он отрезал руку у свежезахороненного трупа и засунул ее в постель к греку, пока тот спал. Тот потянул ее на себя, но Казанова ее удерживал, а потом вдруг отпустил. До смерти напуганный этой мертвой рукой, Деметрио замкнулся в молчании и погрузился в состояние оцепенения, из которого так больше и не вышел. Никаких сожалений и угрызений совести со стороны Джакомо. На стол прокурору легло обвинение в кощунстве, присовокупленное к другой жалобе. Казанова дал шесть цехинов матери одной юной девственницы (данное обстоятельство было проверено самим заинтересованным лицом), чтобы свободно ею располагать. Когда сделка была заключена и деньги уплачены, девушка вдруг взбунтовалась и не поддалась ему. Решив, что его надули, Казанова сильно избил ее черенком метлы. История по меньшей мере грязная, которая стала очередным обвинением, выдвинутым против Казановы. Это было слишком для одного человека, и осторожный синьор Брагадин посоветовал ему как можно скорее уехать из Венеции. Вообще-то дело приняло куда более серьезный оборот: к тому времени о каббалистических опытах Казановы стало известно государственным инквизиторам.

VIII. Заражаться

Всю свою жизнь я только и делал, что трудился, чтобы заболеть, когда был в полном здравии, и трудился, чтобы вернуть себе здоровье, когда его терял. Мне очень хорошо удавалось и то, и другое, и сегодня я в этом отношении обладаю превосходным здоровьем, которому хотел бы навредить, но возраст мне это не позволяет. Болезнь, которую мы называем французской, не укорачивает жизнь, когда умеешь от нее излечиваться; она только оставляет шрамы; но от этого легко утешаешься, когда думаешь, что приобрел их с наслаждением, как военные любят видеть в отметинах от ран признаки доблести и источник славы.

У всего есть свое начало – и у любви, и у сифилиса. Когда-то приходится подцепить его в первый раз. Это столь же важное посвящение, как и сам секс, особенно для распутника, подобного Казанове, более всех других смертных подверженного неприятностям такого рода. 2 апреля 1743 года, в день своего рождения (Казанова родился 2 апреля 1725 г.) или, вернее, «в роковой день моего появления на свет», как он писал, он, встав с постели, увидел прекрасную гречанку, которая попросила его написать прошение (Джакомо изготавливал их одно за другим для множества неграмотных албанских офицеров): как добрая супруга, она хотела получить для своего мужа, простого прапорщика, мечтавшего о чине лейтенанта, рекомендательное письмо, которое она сама бы отнесла военному министру. В то время Казанова находился под стражей в форте Святого Андрея в Венецианском заливе, и в этом месте для него не нашлось другого занятия, кроме должности общественного письмоводителя, потоком составляющего прошения о продвижении по службе, чтобы заработать несколько цехинов на карманные расходы. Прекрасная гречанка, бедная, как церковная мышь, могла расплатиться с ним только своим «сердцем» (!). Ничего страшного! Он согласился на предоплату своего труда, сочтя, «что хорошенькая женщина противится лишь для очистки совести». Получив, как и было условлено, готовое прошение к полудню, она решила, что он заслужил небольшой прибавки, и расплатилась с ним во второй раз. В тот же вечер, «под предлогом кое-каких поправок», и на сей раз в уплату за все, она в третий раз предложила ему свое сердце в постели. Возможно, Казанове следовало встревожиться: тройная оплата натурой в один день – довольно много за одно-единственное письмо, с чего бы вдруг такая щедрость? Результат не заставил себя ждать. Уже через день он обнаружил у себя нехорошую болезнь, как полагают специалисты по венерическим заболеваниям – гонорею. И вот ему пришлось довериться представителю «оккультной медицины», вдохновленной Парацельсом. На излечение ушло полтора месяца – обычный тариф в таких случаях. «Когда я довольно глупо укорил эту женщину за ее дурной поступок, она ответила мне со смехом, что дала мне лишь то, что имела, и что я сам должен был быть настороже. Но читатель не сможет вообразить себе ни то горе, ни стыд, который причинило мне сие несчастье. Я смотрел на себя как на опустившегося человека. По этому событию любопытные могут себе представить всю полноту моего легкомыслия» (I, 119). Действительно, необычный способ отпраздновать свое восемнадцатилетие; в первый раз Казанова казался ошеломленным и уничтоженным. Зараза произвела на него такое действие, поскольку была ему внове. Впоследствии, попривыкнув, он уже не так убивался, научившись поддерживать если не дружеские, то, по крайней мере, лишенные драматизма отношения с венерическими заболеваниями. Во всяком случае, столкнувшись с опасностью как заражения, так и зачатия, он так никогда и не станет принимать элементарных предосторожностей, даже при явной угрозе: хотя ему прекрасно известно назначение замечательных презервативов – «тонких английских сюртуков» в форме раздутого члена, – он терпеть не мог использовать во время любви эти «жалкие ножны», не решаясь облекать свой орган в «мертвую кожу» (II, 418).