Юлия Андреева - Ирод Великий Страница 16

Впрочем, о какой такой милости может идти речь, когда во все времена разбойников не мудрёно распинали на крестах, не пытаясь изобретать чего-нибудь нового.

Но на этот раз проклятые разбойники так переполошили Галилею, столько уничтожили безвинных людей, сожгли домов и складов, что нам пришлось, не ограничиваясь обыкновенной казнью на месте задержания, отрубить головы Иезекии и его сотникам и десятникам, да привезти сию добычу в столицу, выставив их на воткнутых в землю копьях возле здания местного Синедриона[34].

Мы рассчитывали вернуться с победой, слушая благословения и славословия, но Тверия, вопреки ожиданию, встретила вернувшееся с победой войско молчаливым трауром. Отовсюду на нас глядели мрачные лица, люди перешептывались, прятали детей. Ни где не играла музыка, не высыпали на встречу празднично одетые толпы.

В небольшом городе, что при трех колодцах и трех храмах, запамятовал название, толпа подростков встретила нас с камнями, и Ироду хватило сдержанности и здравого смысла, не казнить зарвавшихся наглецов на месте, приказав родителям мерзавцев завершить дело праведной поркой. Мы думали, что это излишне мягкое наказание смягчит нрав подданных, заставив их понять, что перед ними добрый и благородный правитель данный им свыше. Куда там. Наша шахматная партия давно завершилась, но иная игра, та, в которой мы были, всего лишь деревянными фигурами еще только началась, и едва мы въехали в главный город Галилеи Тверию, члены городского совета синедриона выбежали нам на встречу в, по обычаю, разорванных одеждах с посыпанными пеплом головами. Они рвали на себе волосы и туники, проклиная имя Ирода и оплакивая своих детей.

Ничего не понимая мы подъехали ко дворцу, где запершись от беснующейся толпы прятались жена Ирода Дорис с сыном Антипатром. Вот тут-то мы и узнали в чем дело.

Больше в Галилее никто не вспоминал еще совсем недавно докучавших и наводящих ужас на окрестные селения разбойников, а плакали, скорбя о детях самых почитаемых жителей страны, выступивших против назначения идумея, и погибших от его неправедного суда. Как выяснилось почти все уважаемые семьи Ципори, Тверии, Бейт-Шеарим и Тель-Хацор, что в Верхней Галилее потеряли своих сыновей. Это был настоящий провал!

Мы уже не успевали ни попытаться поладить с галилеянами, ни перехватить гонцов, отосланных в Иерусалим после казни «разбойников». Оставалось одно – бежать! Но не тут-то было, разгневанные жители ни почем не желали выпускать нас живыми, забрасывая окна дворца и вставшую живым щитом стражу камнями. Какое-то время мы еще пытались вразумить народ, но куда там. В конце концов, Ирод велел своим воинам во главе с сотником Костобаром[35] – знатным идумеем и личным другом правителя, выстроиться клином, защищая семью Ирода и придворных и рубя каждого, кто только осмелится подойти к нам на расстояния удара меча. Я не видел, кто переносил казну и библиотеку правителя, привезенную им из Идумеи, кто отвечал за сохранность великолепного убранного драгоценными камнями оружия. Ирод – вот уж воистину великий человек, позабыв обо всех своих драгоценностях и святынях, которых было взято с собой в Галилею с избытком, вынес из подожженного толпой дворца лишь свою прекрасную супругу и сына. Сам Ирод был одет в простой дорожный наряд вроде того, что я видел на нем в Идумее, его голова была повязана темным убрусом, просторная туника, широкий пояс, распахнутый ефод[36] с простыми кистями[37]. Вот, пожалуй, и все. Прекрасная Дорис в дорожном плаще с черными, чуть стянутыми головным платом кудряшками, в страхе цеплялась за мужа, давно уже утратившая последние силы, так что, казалось бы, исчезни вдруг Ирод, супруга его замертво упадет на землю и больше не подымится. Занятый разглядыванием толпы, откуда в любой момент мне на голову мог прилететь увесистый булыжник, стрела, метательный нож или копье, я не рассмотрел лицо маленького Антипатра, и поэтому не могу сказать, был ли напуган он. Не ныл, и на том спасибо.

Не простое дело передвигаться по кишащему злобой городу, где и не развернешься-то толком. Все равно, что отбиваться от ос, в узком чуланчике для хозяйственных приспособ. И совсем иное оказаться на просторе дорог, сам воздух которых показался нам сладким. Многие втихую пеняли Ироду на его малодушие, якобы толкнувшее законного правителя к позорному побегу, но Ирод не обращал на них никакого внимания, поглощенный мыслью, во что бы то ни стало защитить свою семью, а не стремясь покрыть себя посмертной славой. К тому же для усмирения взбунтовавшихся подданных были нужны солдаты, а за ними все равно, пришлось бы тащиться к Гиркану, докладывать, как все происходило на самом деле. Наверное, было бы правильнее попросить подкрепления в родной Идумее, но Ирод не собирался оголять зад земле своих отцов, где в его отсутствие управлялась сестра Саломея и брат Иосиф. К тому же, для того, чтобы попасть в Идумею, следовало либо пройти через Иудею, либо обходить ее краем, что выглядело, по меньшей мере, глупым.

Нет, определенно Ирод шел в Идумею и его не остановил даже появившийся точно посланник богов Меркурий гонец Гиркана, принесший приказ незамедлительно явиться в синедрион Иерусалима, или как говорят иудеи «санхедрин» для дачи разъяснений по делу убиения именитых и высокопоставленных жителей Галилеи.

Хорошо сказано, немедленно. А меж тем начался шаббат – особый день, когда евреем запрещено делать что-либо, а нужно посвящать время молитве и созерцанию. Тут я снова услышал песню Мишлей из «Притчей царя Шломо», или Соломона, как говорят у нас. Впрочем, римляне мало интересуются другими странами.

На этот раз я слышал, доносящуюся из походного шатра Ирода песню-благословение и на душе моей становилось тепло и привольно:

«Она подобна купеческим кораблям и приносит хлеб свой издалека, – пел своей возлюбленной Ирод, и в этой песне мне виделся зарок долгого, нерушимого счастья.

Встает она еще ночью, раздает пищу в доме своем и урок служанкам своим.

Она думает о поле и приобретает его; от плодов рук своих сажает виноградник.

Туго перепоясывает чресла свои и укрепляет мышцы свои.

Вкушает благоприобретения свои – не гаснет ночью светильник ее».

Да, чтобы ни говорили потом – в то непростое время госпожа Дорис была светочем в жизни моего господина, смыслом его жизни, радостью.

Я плохо еще разбирался в иудейских законах, впрочем, по понятным причинам Иудея уже давно жила по римским. Теперь же все постепенно вставало на свои места. Основным обвинением моему господину было посягательство на права синедриона, оставляющего за собой право судить преступников. Впрочем, окажись Иезекия обыкновенным головорезом из тех, что Ирод уничтожал без суда и следствия в Идумее, в Иерусалиме об этом никто бы и не почесался, но тут… ах, где были мои глаза, никогда уже Ироду не подняться из бездны в которую толкнули его старейшины Галилеи, даже если его оставят жить, и не сошлют в ссылку, даже если дух его будет не сломлен, как он сможет сделаться царем Иудеи после подобного провала?!

Безусловно, мне было жаль бросать на полпути свою миссию, кроме того, как это часто случается со шпионами, я давно уже вжился в свою роль, полюбил и двор Ирода и свое весьма завидное в нем положение. С некоторого времени я начал увлекаться танцовщицами, которых привозили для услаждения нежных чувств правителя, его друзей и семьи. Я приучился подмечать, могущие заинтересовать господина Марциалия подробности жизни будущего царя иудейского, привык носить в широком поясе запас перьев и чернильницу, и вот теперь, предстояло бросить все. Расстаться с привычной жизнью и налаженным бытом…

Глава 14

Как и было сказано, Гиркан ждал Ирода в своем дворце, намериваясь, подобно разгневанному Юпитеру обрушить гром и молнии тому на голову. Предполагалось, что ослушник и преступник должен быть повержен неожиданной и небывалой строгостью по отношению к нему. Противники Антипатра и нынешнего прокуратора Иудеи Фасаила, злобно потирали руки в надежде увидеть поверженным отпрыска зазнавшихся идумейских выскочек, но на подступах к Иерусалиму, а Иерусалим, если кто не знает, располагается на крутых холмах, так что прекрасные дворцы его, равно как и лачуги бедняков, приспосабливаются к местности, кто во что горазд. Так вот, на подступах к Иерусалиму, у подножья холма на который нам еще только предстояло воздвигнуться с войском, грузовыми повозками и паланкинами, нас встречала кучка горожан, одетых в простые каждодневные одежды из грубого льна и шерсти, среди которых Ирод тут же приметил Антипатра. Одетый в простую шерстяную тунику и подпоясанный кожаным поясом в сандалиях и простой накидке, великий министр ждал своего нечаянно оплошавшего сына, дабы напутствовать его, предостерегая от новых неприятностей.