Амитав Гош - Стеклянный Дворец Страница 16

В результате такого рачительного хозяйствования лагерь заготовщиков тика часто выглядел как меленькая горная деревушка с семейными домами, протянувшимися полукругом за домом старосты. Но это было обманчивое впечатление, потому что поселения являлись временными. Команде оо-си требовалась всего пара дней, чтобы построить лагерь лишь из лиан, только что нарезанного бамбука и плетеного тростника. В конце сезона лагерь оставляли джунглям, чтобы возвести его на следующий год в другом месте.

В каждом лагере был хсин-оук, занимающий самую большую хижину, обычно в ней и останавливались Сая Джон с Раджкумаром. Находясь в лагере, Сая Джон с Раджкумаром часто сидели на балконе хижины, провожая вечер. Сая Джон курил черуты и вспоминал о своей жизни в Малайе и Сингапуре и о покойной жене.

Тем вечером, когда управляющий накинулся на Саю Джона, Раджкумар долго не мог заснуть, уставившись на мерцающие в таи огни. Несмотря на предостережение Саи Джона, он не мог отделаться от вызванного поведением управляющего негодования.

Как раз перед тем, как заснуть, Раджкумар услышал, как кто-то прокрался на балкон. Это был Сая Джон, вооруженный коробком спичек и черутой. Раджкумар внезапно снова пробудился, таким же злым, как и вечером.

- Саяджи, - выпалил Раджкумар, - почему ты ничего не сказал, когда тот человек на тебя кричал? Я так разозлился, что хотел забраться в таи и преподать ему урок.

Сая Джон бросил взгляд через поляну на таи управляющего, где еще горел свет. Силуэт управляющего был четко виден на фоне тонких стен из тростника, он сидел в кресле и читал книгу.

- Нет причин злиться, Раджкумар. В таком месте только так и можно себя вести, даже еще и похуже. Что меня поражает, так это что большинство из них ведут себя не как этот.

- Почему, Саяджи?

- Подумай, какую они здесь ведут жизнь, эти молодые европейцы. В лучшем случае, им придется провести в джунглях два или три года, до того как они настолько ослабнут от малярии или лихорадки денге, что не смогут далеко удаляться от докторов и больниц. Компании прекрасно это известно, она знает, что через несколько лет эти люди преждевременно состарятся в возрасте двадцати одного года, и их поставят на должность чиновника в городе. Лишь только что прибыв, семнадцати- или восемнадцатилетние, они могут вести подобную жизнь, и за эти несколько лет компания должна извлечь из них всю возможную прибыль. И она бесконечно посылает этих молодых людей из лагеря в лагерь, почти не давая передышки. Взгляни на этого: мне сказали, что у него уже был тяжелый приступ лихорадки денге. Он не старше тебя, Раджкумар, ему, вероятно, восемнадцать или девятнадцать, и вот он - больной и одинокий, в тысячах миль от дома, окруженный людьми, чьи пристрастия он никогда не узнает, в гуще леса. Посмотри на него: вот он, читает книгу, без следа страха на лице.

- Но ты тоже далеко от дома, Саяджи, - сказал Раджкумар. - Как и я.

- Но мы не так далеко, как он. И сами по себе мы бы ни за что не пришли сюда, собирать дары этого леса. Взгляни на оо-си в лагере, взгляни на хсин-оука, лежащего на циновке, оглушенного опиумом, посмотри на их ложную гордость своими навыками управляться со слонами. Они считают, что поскольку их отцы и семьи работали со слонами, никто так не знает этих животных. Но пока не пришли европейцы, никто и не думал использовать слонов для валки леса. Слонов использовали только в пагодах и дворцах, для войн и церемоний. Именно европейцы поняли, что прирученные слоны могут работать на пользу человеку. Именно они изобрели всё, что ты видишь вокруг нас в лагере. Весь этот образ жизни - дело их рук. Именно они придумали способ умерщвлять деревья, как таскать бревна с помощью слонов и систему сплава вниз по течению. Каждая деталь структуры и размещения хижин, план таи, использование бамбуковых циновок и ротанга - их изобрели не оо-си со своей древней мудростью. Всё это появилось в уме таких людей, как сидящий в этом таи - мальчишек ненамного старше тебя.

Торговец ткнул пальцем в виднеющийся в таи силуэт.

- Видишь этого человека, Раджкумар? - сказал он. - От него ты можешь многому научиться. Как склонять природу на свою сторону, как сделать растущие из земли деревья полезными для человека, что может быть более восхитительным и вдохновляющим? Вот что я сказал бы мальчику, у которого впереди вся жизнь.

Раджкумар решил, что Сая Джон сейчас подумал не о нем, его луга-леи, а о Мэтью, отсутствующем сыне, и осознание этого внезапно его опечалило. Но боль длилась только мгновение, а когда она затихла, Раджкумар почувствовал себя намного сильнее и лучше подготовленным. В конце концов, он был здесь, в лагере, а Мэтью - в далеком Сингапуре.

Глава седьмая

В Ратнагири многие полагали, что король Тибо всегда первым узнавал, когда море требовало жертву. Он ежедневно проводил на балконе многие часы, всматриваясь в море через бинокль с золотой оправой. Рыбаки научились узнавать хорошо различимые двойные проблески на холме, словно знак поддержки. Люди говорили, что в Ратнагири не может ничего произойти, чтобы король не узнал об этом первым.

Но самого короля ни разу не видели с того дня, когда он проехал из бухты вместе с семьей. Королевские экипажи часто появлялись в городе, запряженные пегими лошадьми и с усатым кучером, но король никогда в них не выезжал, а если бы это и делал, что всё равно никто бы его не заметил. У королевской семьи было два гаари: открытая коляска и брогам с занавешенными окнами. Ходили слухи, что король иногда скрывается внутри брогана, но никто не был в этом уверен из-за тяжелых бархатных штор.

Принцесс, с другой стороны, видели в городе три или четыре раза в год, они ездили к пристани Мандви, в храм Бхагавати, или домой к тем английским чиновникам, которых им дозволено было посещать. Горожане их узнавали - Первую, Вторую, Третью и Четвертую принцессу (последняя родилась в Ратнагири, на второй год королевского изгнания).

В свои первые годы в Индии принцессы обычно одевались по-бирмански, в айнджи и хтамейны. Но по мере того, как шло время, их одежда изменилась. Однажды, никто точно не помнил когда, они появились в сари - не дорогих и роскошных, а в простых сари из зеленого и красного хлопка местного производства. Они начали укладывать и напомаживать волосы, как и школьницы в Ратнагири, выучились говорить на маратхи и хиндустани так же бегло, как любой горожанин, теперь они разговаривали по-бирмански лишь с родителями. В этих приятных девочках была какая-то прямота и простота. Когда они ехали по улицам, то не отводили взгляд. В их глазах был голод, любопытство, словно они стремились узнать, каково это - пройтись по базару Джинджинака, потолкаться в лавках и поторговаться за сари. Они сидели прямо и напряженно, впитывая впечатления и время от времени задавая вопросы кучеру. Чей это магазин? Какой сорт манго растет на том дереве? Что за рыба висит вон там, над прилавком?

Мохан Савант, кучер, был местным пареньком из обедневшей деревушки, лежащей вниз по течению реки. У него была куча родственников в городе, которые работали рикшами, кули и тонга-валлахами [11], все его знали.

Когда он появлялся на базаре, к нему подходили люди.

- Передай эти манго Второй принцессе. Они из нашего сада.

- Отдай малютке горсть сушеной гарцинии. Я видела, как девочка про нее спрашивает.

Глаза принцесс трогали каждого, на ком они останавливались. Девочки были совсем еще детьми, что они сделали, чтобы так жить? Почему им запрещают ходить в гости к местным, завести друзей среди детей-маратхи с хорошим образованием? Почему они вынуждены расти в компании одних лишь слуг?

Один или два раза в год королева выезжала вместе с дочерьми, с белым, словно маска, суровым и неподвижным лицом, с мертвенно-синюшными от черут губами. Люди собирались на улицах, чтобы поглазеть, как она проезжает, но она, казалось, никогда никого и ничего не замечала, сидя прямо, как палка, со строгим и застывшим лицом.

А еще была мисс Долли с длинными черными волосами и точеным лицом, прекрасная, как принцесса из сказки. С течением лет все остальные, кто сопровождал королевскую семью в Ратнагири, постепенно разъехались - горничные, родственники и придворные. Осталась только Долли.

Король знал, что о нем говорят жители Ратнагири, и хотя был озабочен приписываемой ему властью, но также и рад, и даже немного польщен. Некоторым образом он пытался исполнить тот долг, который возлагался на него этой ролью. Иногда женщины забирались на крыши, высоко поднимая новорожденных, в надежде привлечь воображаемое благословение его взгляда. На несколько минут король направлял бинокль на этих легковерных матерей. Это ведь такая мелочь, почему же не дать то, что он в состоянии дать?

Дело было еще и в том, что не всё, что о нем говорили, являлось неправдой. Например, то, что касалось моряков: каждый день, когда король на заре выходил на балкон, он видел, как по бухте вереницей проплывают квадратные белые паруса рыбацкого флота. Лодки назывались хори, катамараны с глубокой посадкой и единственной уключиной, из рыбацкой деревушки Карлы в устье реки. По вечерам, когда солнце становилось больше, клонясь к горизонту, король видел, как те же лодки галсами, против ветра, входили в бухту. Он никогда не считал лодки, которые подняли паруса утром, но каким-то образом всегда точно знал, сколько их. Однажды, когда катамараны находились далеко в море, он заметил, как на них надвигается внезапный шквал. В тот вечер, когда флот пробирался назад, он знал, что число не совпадает, одной лодки не хватает.