Крестоносец - Бен Кейн Страница 16

Я задумался над тем, насколько удачным может получиться их брак. Целью союза явно были дети, но без семейного счастья жизнь обернется разочарованием. А может, и нет, мелькнула у меня мысль. По крайней мере, для Ричарда. Я вспомнил о свирепой радости, что отражалась у него на лице во время битвы, и решил, что вот она, его настоящая страсть. Никакая любовь к женщине не сравнится с ней.

— Я проголодался, — объявил король. — Чувствуешь запах хлеба?

— Да, сир.

У меня самого урчало в животе.

Мы покинули аббатство уже много часов назад и теперь въезжали в деревню. Маленькие дома, в одну комнату, с соломенной кровлей, разделялись полосами огородов. Слева от нас стояли по колено в речке женщины, отбивавшие одежду на камнях. На берегу девочка нянчила спеленатого младенца. От крыши кузницы в небо поднимался дымок. Куры копались в мусорной куче. Седобородый дед сидел у двери лачуги и смотрел на нас слезящимися глазами.

Проследовав по запаху к пекарне, уединенно стоявшему зданию, чуть больше остальных по размеру, мы натянули поводья. Зашел я, поскольку Ричард никогда не держал при себе денег, и купил пару еще теплых караваев. Выйдя, я обнаружил, что король внимательно глядит через улицу, если ее можно было назвать таковой.

— В чем дело, сир?

— Я слышал сокола вон в том доме.

Я недоуменно воззрился на него.

— Простолюдинам не полагается держать соколов — это привилегия знати, — пояснил король.

В Англии — допустим, подумал я. В Аквитании тоже. Но здесь-то Италия.

К моему удивлению, Ричард спрыгнул на землю и бросил мне поводья.

— Я скоро.

Отмахнувшись от моих возражений, он направился прямиком в тот дом, откуда доносился пронзительный клекот, принадлежавший, как мне показалось, перепелятнику.

Сгорая от беспокойства, прижимая одной рукой к груди краюхи хлеба, а другой удерживая уздечку королевского коня — мой собственный стоял спокойно, — я не знал, что делать. Последовав за Ричардом, я рисковал не только навлечь на себя его гнев, но и лишиться лошадей. Недружелюбного вида юнцы у входа в пекарню ни за что не посмели бы напасть на меня, вооруженного мечом и щитом, зато могли увести пару отличных скакунов, если бы выпала возможность.

Решив выполнять приказ короля, я остался на месте, прислушиваясь по мере сил к тому, что происходит на другой стороне улицы. Аромат хлеба щекотал ноздри, превратив мой голод в дикого зверя, но, поскольку руки были заняты, я не мог даже откусить от каравая.

Один из юнцов направился ко мне и сказал что-то на неведомом местном наречии. Уверенный в его недобрых намерениях, я ответил суровым взглядом.

— Не говорю… по-итальянски, — произнес я, исчерпав весь свой запас слов этого языка.

Юнец осклабился. Его оставшиеся зубы были наполовину гнилыми и черными. Он снова заговорил, и мне не понравилась задиристая нотка в его голосе.

— Ты меня понимаешь? — попробовал я снова, на этот раз по-французски.

Парень нахмурился, явно не разобрав ни слова. Он сказал что-то своим приятелям, те загоготали.

У меня побежали мурашки. Я хотел было положить руку на эфес, но сказал себе, что это чересчур. Просто крестьяне потешатся над чужаком. С другой стороны улицы донесся громкий, сердитый голос Ричарда. Мужчина заорал в ответ. Его поддержала женщина. Ричард рявкнул, сокол издал пронзительный крик.

Снова вопли. Я перестал занимать юнца, и он вместе с тремя приятелями пошел посмотреть, в чем дело. Я остался один, ощущая нарастающее беспокойство.

Я не мог стоять и ничего не делать. Вопреки возмущенно заурчавшему животу, я бросил караваи на землю и ухватил поводья своей лошади.

— Пойдемте, — сказал я, уводя обоих коней от пекарни.

Зайдя за угол дома, я увидел нечто невообразимое. К задней двери было пристроено небольшое дощатое крыльцо. Махая крыльями в попытке взлететь, удерживаемый привязанным к лапе ремнем, над ним бился великолепный перепелятник. Возмущенный Ричард стоял у крыльца, сжимая в руке обнаженный меч. Напротив него стояли невысокий, средних лет мужчина плотного сложения, видимо домовладелец, и женщина примерно такого же возраста со злобным лицом, явно его жена. Присутствовали также соседи или односельчане: перепачканный сажей мускулистый человек, по виду кузнец, нескладный юнец в кожаном фартуке — подмастерье, старуха в грязном платье и юнцы, что досаждали мне у пекарни.

Глядя на все это с разинутым ртом, я, признаюсь, не сразу понял, что происходит.

Ричард потянулся к соколу, тот уклонился от руки и клюнул его в запястье. Король выругался. Потом крикнул по-итальянски что-то вроде: «Я забираю эту птицу!»

Коренастый заорал в ответ — я не понял, что именно, — и шагнул вперед.

Ричард наставил на него меч. Мужчина остановился.

Рядом с головой государя пролетел камень.

Казалось, он послужил условным знаком. Воздух вдруг наполнился камнями. Юнцы раздобыли невесть откуда палки и стали наступать на Ричарда.

Заметив кольцо в стене — тогда мне подумалось, что его вделал туда сам Господь, — я привязал к нему поводья и, выхватив меч, кинулся в схватку, горланя во всю мочь.

Коренастый теперь держал нож, стараясь пырнуть им короля. Тот легко мог зарубить обидчика, но вместо этого ударил его клинком плашмя. Здоровяк рухнул без сознания, а меч Ричарда, пролетев дальше, ударился о стену, высек сноп искр и переломился. Ричард выругался и повернулся лицом к остальным нападающим, невзирая на град камней. Парни с палками двинулись вперед, хотя двое замыкающих, услышав мой крик, оборотились ко мне.

— Дезе! — взревел я, понимая, что чем громче буду орать, тем больше страха вселю в сердца крестьян. И повторил английский королевский боевой клич: — Дезе![8]

Двое, что противостояли мне, обратились в бегство, и я дал им уйти.

Ричард попал одному из юнцов камнем в рот и разбил губу. Брызнула кровь, юнец взвыл и убежал. Король мощно замахнулся и метнул другой камень. Селяне попятились, за исключением жены коренастого. Заливаясь бранью, та молотила Ричарда костлявыми кулаками. Тот отпихнул ее. Закудахтав от злобы, она накинулась на него снова, на этот раз с трехногим стулом. Король вырвал стул и зашвырнул обратно в дом. Женщина побежала за ним, продолжая верещать на местном наречии.

Я занял место рядом с государем.

— Вы ранены, сир?

— Пострадала только моя честь.

Он обернулся и посмотрел на сокола, который то пытался взлететь, то садился на крыльцо.

Мимо моего уха просвистел камень. Я посмотрел. Юнцы отступили к