Сокровище тамплиеров - Джек Уайт Страница 16

После череды ужасных, бесформенных, шумных и пугающих сновидений Синклер очнулся и понял, что вокруг царит безмолвие, похожее на могильную тишину. Некоторое время он лежал неподвижно, с закрытыми глазами; всё кругом тоже было неподвижным.

Наконец Синклер попытался открыть глаза и понял: что-то не так! Его веки послушно дрогнули, но что-то на них давило, мешая приподняться. Тамплиер в панике сделал резкий вдох, вскинулся и попытался схватиться обеими руками за лицо, забыв, что левая рука плотно привязана к телу. Зато правая быстро поднялась к лицу, и выяснилось, что оно прикрыто присыпанной песком тканью.

Синклер в страхе ухватился за эту штуковину и попытался её сорвать, но обнаружил, что она плотно обмотана вокруг головы. Всё ещё цепляясь за тряпку, рыцарь медленно опустился обратно на ложе. Он наконец понял, что адский шум и круговерть вовсе не были ни сном, ни бредом. Дикие завывания, вихрь, грозящий вырвать из него душу и зашвырнуть в бездну ада, — всё это случилось наяву.

Что говорил Лаклан? Такой удушливый зной при мёртвой неподвижности воздуха часто предвещает бурю. Выходит, друг не ошибся. Но где же он сейчас? В сновидениях Синклера его не было.

— Лаклан? Ты здесь?

Голос тамплиера, хоть и приглушённый складками ткани, был достаточно громким, чтобы Лаклан услышал и откликнулся. Но ответа не последовало, и Синклер нехотя признал, что это его не удивляет. Должно быть, буря застигла Лаклана Морэя снаружи, и маловероятно, чтобы в такую погоду ему удалось вернуться в пещеру.

Вздохнув, Синклер с трудом приподнялся и, действуя одной рукой, сумел-таки размотать обрывок полотняной рубашки, защищавший его лицо.

Теперь, в мёртвом безмолвии пещеры, он попытался оценить своё положение. Похоже, если он хочет выжить, он должен полагаться только на самого себя. Рыцарь пошевелил пальцами левой руки и почувствовал, что они сгибаются, пусть еле-еле, но, к счастью, не причиняя боли. Боль ушла или, по крайней мере, отступила, голова была ясной, храмовник чувствовал себя почти здоровым.

Но он лежал на спине, и ему нужно было подняться. Синклер понимал, что с неподвижной левой рукой сделать это будет не так-то просто. Алек попытался сдвинуть ноги вправо, но не смог. В груди его вновь всколыхнулся страх: рыцарь не понимал, что происходит. Разлепив веки, он с удовлетворением отметил, что хотя бы это движение не причиняет боли. Синклер оттолкнулся правым локтем; опираясь на него, слегка приподнялся, опустил подбородок на грудь и сумел посмотреть вниз, на свои ноги. Оказалось, что весь он ниже пояса засыпан песком.

Льющийся слева свет говорил о том, что вход в пещеру не замело, во всяком случае не полностью, и всё же внутрь нанесло столько песка, что он покрывал пол толстым ковром.

Синклер возблагодарил Господа за то, что Лаклан додумался приподнять изголовье волокуши и опереть на уступ. Алек понимал: в противном случае он был бы с головой погребён в песке и, скорее всего, просто задохнулся бы во сне, так и не поняв, что происходит.

Успокоившись, он принялся двигать ногами, то одной, то другой, сгибая и разгибая колени, пока наконец не смог выбраться из-под песка. Потом медленно повернулся вправо, крепко ухватился за шест, скинул ноги с носилок и сел.

Встать Синклеру удалось с трудом, только с третьей попытки. И всё-таки он встал и постоял, пошатываясь, вцепившись в шест, задравшийся вверх, как только волокуша освободилась от груза. Мешок со снедью и бурдюк с водой, которые оставил ему Лаклан, так и болтались на вбитом в стену крюке, а ещё там висел пояс с прямым, длинным кинжалом в ножнах. Взгляд Синклера тут же упал на путы, привязывавшие его руку к телу. Мгновение спустя он решительно всунул ножны между своим боком и рукой и извлёк футовый клинок. Три разреза — ион освободил руку, но, поскольку лубки были сделаны из шести железных арбалетных болтов, её вес моментально отдался в плече отголоском вчерашней боли.

Синклер положил кинжал у ног и потянулся за бурдюком. Бурдюк дрябло обвис — значит, пить из него, удерживая одной рукой, будет нелегко. Однако где-то тут, под песком, должна была находиться и чаша для питья.

Алек огляделся по сторонам в поисках местечка, где можно было бы присесть, и медленно опустился на уступ, который поддерживал его волокушу. Бурдюк он пристроил на колене. Ему пришлось долго шарить в поисках чаши, но всё-таки рыцарь её нашёл, крепко зажал между коленями, зубами вынул затычку и очень медленно, крайне осторожно принялся манипулировать неуклюжим, вихляющим бурдюком, пока не уложил горловину на предплечье. С замирающим сердцем, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги, Синклер медленно сцеживал воду в чашу, пока не набрал половину, потом зубами вернул затычку на место и положил бурдюк.

Первый глоток ушёл на то, чтобы тщательно прополоскать рот. Сплюнув, храмовник глотнул снова, на сей раз ощутив во рту больше воды, чем песка. После этого вода уже казалась чистой, и он с радостью её проглотил, прежде чем осторожно налить ещё половину чаши. На сей раз он пил маленькими глотками, глядя на мелкую рябь на поверхности, вызванную дрожанием его руки, и думая, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее и чище. Потом отпил ещё немного воды, прополоскал рот и сплюнул, с торжеством чувствуя, как мало-помалу оживает.

Он сел прямее, рассматривая всё, что можно было разглядеть в неглубокой, но широкой пещере. Лаклана Морэя и след простыл. Вздохнув, Синклер запретил себе думать о возможной печальной участи друга и открыл мешок с едой, в котором обнаружилось несколько плоских, твёрдых дисков пресного хлеба, тряпичный свёрток с удивительно свежими финиками, твёрдый комок чего-то непонятного — рыцарь решил, что это козий сыр, — и несколько маленьких кусочков сушёного мяса. Хотя храмовник не чувствовал голода, он понимал, что ему нужно поесть, поэтому оторвал зубами кусочек мяса. Несколько минут он думал, что с тем же успехом мог бы жевать сухую древесную кору. Но потом слюна начала увлажнять мясо, оно приобрело вкус и аромат, вслед за чем пришёл аппетит, очень скоро сделавшийся волчьим. Синклеру потребовалось сделать над