Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом Страница 17

Лаврентьевская летопись сообщает, что «часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерьского; а другие татары пошли на Переяславль, и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка... Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов, к концу сорок пятого года» [Воинские повести 1985, с. 75]. Было ли это разделение запланировано наследником Джучи? Думаю, что нет: амбиции родичей Бату, которые ему прежде удавалось пресекать под предлогом необходимости объединения сил для захвата стольных городов, уже не могли им сдерживаться после взятия Владимира: на их пути стояли только небольшие города, каждый из которых можно захватить сравнительно небольшими силами. Полагаю, именно эта возможность осуществлять самостоятельные боевые действия позволила Мунке, Гуюку, Кадану, Бури и другим смириться с формальным главенством Бату на данном этапе похода.

Когда же поход на Русь был завершен, и Чингизиды сочли, что исполнили свои обязательства перед Бату, его попытки и в дальнейшем сохранять главенствующее положение вызвали враждебную реакцию родичей. Наиболее ярко она проявилась на пиру, который был устроен Бату весной 1238 г. по возвращении из похода на Северо-Восточную Русь и закончился грандиозной ссорой Чингизидов. Сам Бату со всеми подробностями описал это происшествие в своем письме Угедэю: «Силою Вечного Неба и величием государя и дяди мы разрушили город Мегет и подчинили твоей праведной власти одиннадцать стран и народов и, собираясь повернуть к дому золотые поводья, порешили устроить прощальный пир. Воздвигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я, как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: „Как смеет пить чару раньше Бату, который лезет равняться с нами? Следовало бы протурить пяткой да притоптать ступнею этих бородатых баб, которые лезут равняться!" А Гуюк говорил: „Давай-ка поколем дров на грудях у этих баб, вооруженных луками! Задать бы им!" Эльчжигидаев сын Аргасун добавил: «Давайте-ка, мы вправим им деревянные хвосты!" Что же касается нас, то мы стали приводить им всякие доводы об общем нашем деле среди чуждых и враждебных народов, но так все и разошлись непримиренные под влиянием подобных речей Бури с Гуюком. Об изложенном докладываю на усмотрение государя и дяди» [Козин 1941, § 275]. Не исключено, что это письмо могло быть написано Бату собственноручно, поскольку автор «Сокровенного сказания» подчеркивает его «секретный» характер.

Послание вызвало гнев великого хана, который он обрушил на вызванных к нему виновников ссоры. Не дал он спуску и собственному первенцу, даже отказавшись поначалу впустить его к себе. Только заступничество влиятельных нойонов несколько смягчило гнев Угедэя, и он согласился принять сына, но и то — лишь для того, чтобы сделать ему публичный выговор, обвинив в неуважении к старшему и пригрозив отправить в бой в передовом отряде. Слова Угедэя позволяют узнать о не слишком благовидном поведении Гуюка в западном походе: «Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата... Вы... ходили под крылышком у Субеетая с Бучжеком, представляя из себя единственных вершителей судеб. Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца, не добыл». Отчитав сына, великий хан повелел ему вернуться к войску, отдав своего провинившегося отпрыска на суд Бату. Аргасуна же, сына Элджигитая, Угедэй сгоряча вообще пожелал казнить, но потом решил поступить с ним так же, как и с собственным отпрыском, — отправить на суд к Бату. Что касается Бури, то его Угедэй отправил к своему старшему брату Чагатаю, чтобы тот сам принял решение по поводу внука. И Чагатай поступил точно так же, как и его венценосный брат: он передал Бури на суд Бату [Козин 1941, § 276]. Казалось бы, Бату должен был торжествовать: его обидчики получили по заслугам, и их судьба зависела от его решения. Однако наследник Джучи прекрасно понимал, что не сможет наказать старшего сына великого хана и любимого внука Чагатая, как они того заслуживали, если не хочет испортить отношения со своими дядьями. Ему оставалось одно: разыграть роль великодушного старшего брата и забыть нанесенные ему оскорбления; а простив этих двоих, он не мог позволить себе проявить мелочность и наказать одного только Аргасуна, который даже и Чингизидом не являлся.

В средневековом обществе для торжественных пиршеств было характерно своеобразное «местничество»: каждый занимал место, соответствовавшее его положению и заслугам, и должен был вести себя соответственно. Попытка занять чужое место или совершить действия, по статусу не полагавшиеся участнику пира, обычно влекла враждебную реакцию остальных: вспомним хотя бы скандал, который устроили, чжуркинцы на пиру у Чингис-хана, когда его кравчий разливал вино, нарушив правила старшинства [Козин 1941, § 130-132; Рашид ад-Дин 19526, с. 91-92; см. также: Липец 1984, с. 33-34]. Соответственно, выступив против Бату на пиру, Гуюк и его единомышленники демонстративно отказались признать его главенство, ничем, с их точки зрения, не подтвержденное, Лолагаю, главная причина ссоры состояла именно в том, что Угедэй в свое время не позаботился назначить предводителя западного похода, и Бату, после того как улус для него был завоеван, утратил положение лидера в глазах своих родичей. Характерно заявление Бури, внука Чагатая (к тому же родившегося от наложницы), которое весьма точно отражает отношение Чингизидов друг к другу: «Разве я не из рода Чингисхана, как Бату?.. Почему и мне, как Бату, не идти на берег Этилии, чтобы пасти там стада?» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 123]. Пресловутое равенство Чингизидов и стало причиной конфликта: Гуюк и его сообщники просто не видели оснований для того, чтобы Бату первым поднимал чашу, поскольку по окончании похода с целью расширения его улуса он перестал бсприниматься ими как предводитель. Старшинство Бату среди царевичей, на которое он сослался в своем письме Угедэю, вовсе не означало и наличия у него права произнесения первой здравицы [см.: Крамаровский 2000, с. 58; 31, с. 81].

Видимо, Угедэй только после письма наследника Джучи понял свою ошибку и официально утвердил Бату в статусе редводителя похода. Отметим, что после соответствующего решения великого хана главенство Бату в дальнейших походах на Запад уже не оспаривалось его родичами и зафиксировано даже в свидетельствах западноевропейских современников: например, венгерский епископ Рогерий называет его «главным господином» [Хрестоматия 1963, с. 714]. Русские летописи под 1239-1240 гг. также сообщают, что Батый стал посылать свои войска на Переяславль, Чернигов, Мунке — к Киеву [см., напр.: ПСРЛ 1908, с. 781; Ермолинская летопись 2000, с. 108; Типографская летопись 2001, I, 125]: до этого летописцы не отмечали, что Бату приказывал кому-либо из военачальников отправиться в поход, ограничиваясь сообщениями о его собственных действиях и действиях «Татар» в целом. В сообщении «Юань ши» о походе на Запад Бату упоминается с титулом «чжу-ван», а другие внуки Чингис-хана называются «цинь-ванами» [Кычанов 1999, с. 162, 165, 166; Юань ши 2004, с. 495, 503-505]. Титул «цинь-ван» означал «принц крови», то есть принадлежность к Золотому роду, тогда как «чжу-ван», буквально переводящийся как «старший ван», свидетельствует о более высоком статусе его обладателя по сравнению с остальными. Любопытно, что чжу-ванами могли быть не только Чингизиды: в «Юань-ши» с этим титулом упоминаются также Эльджигитай, который приходился Чингис-хану племянником, и Куун-Бука, который был либо тоже племянником Чингис-хана (сыном его брата Бельгутэя), либо вообще не принадлежал к роду Борджигин, а был братом Мухали из племени джалаир, знаменитого сподвижника Чингис-хана [Юань ши 2004, с. 483, 487]. Титул «чжу-ван» в «Юань-ши» употребляется применительно к лицам, командовавшим войсками на определенных направлениях, но все же нет полной уверенности, что он присваивался именно предводителям походов: и Бату, и Эльджигитай, и Куун-Бука были также старшими в своих семействах. По-видимому, титул «чжу-ван» был всего лишь китайским эквивалентом монгольского понятия «ака».

§ 10. Завоевание Волжской Булгарии

Не прекращались удары мечей и метание копий между Токтамышем и Идику... Дошло до того, что они сразились между собою 15 раз, причем раз тот одержит верх над этим, а другой раз этот над тем.