Эмма Донохью - Запечатанное письмо Страница 17

«Кроме тебя, у меня нет ни одного друга на свете, — вдохновенно импровизировала она, — и я с волнением и страхом прошу тебя выслушать всю историю из моих уст, прежде чем ты вынесешь окончательное суждение. Ведь совсем недавно ты говорила мне, что родственные души должны поддерживать друг друга в любых испытаниях!»

Час за часом ждет она ответа. Время визитов подходит к концу. Гарри, который провел день в Дептфорде, любуясь каким-то новым бронированным шлюпом или шхуной (Хелен отказывается понимать эти различия), вошел в гостиную и уселся за чай. Он просматривал доклад о реформе во флоте; Хелен читала последний выпуск «Нашего общего друга»,[42] но путалась в героях. Такое впечатление, что каждый из них находится в отдельной ячейке пчелиных сот: их разделяет стена отчуждения.

Наконец звонок в дверь! В гостиную заглянула горничная и сообщила о приходе мисс Фейтфул, и у Хелен возникло чувство, будто гора свалилась с плеч.

— Проводите ее сюда, — невозмутимо распорядился Гарри.

Он протянул свою чашку; Хелен поняла, что он хочет, чтобы ему налили еще чаю. Почему он не уходит?

Вошла усталая Фидо. У Хелен прервалось дыхание. Она мимикой выразила ей сожаление: «Если бы мы были одни!» — но Фидо ответила ей чужим, равнодушным взглядом.

Гарри встал во весь свой громадный рост и приветствовал гостью. Глядя на него рядом с невысокой Фидо, Хелен нашла в его росте нечто дикое, первобытное. Нет, это не благородный норманн, а потомок более древней расы: он происходит от жестоких гуннов, в его руках уместно выглядел бы окровавленный топор.

Все сели и начали передавать друг другу тарелку с бутербродами. Гарри принялся расспрашивать об одном из братьев Фидо, который недавно получил звание капитана. Вскоре они перешли к ее любимой теме — борьбе за права женщин.

— Видите ли, адмирал, уже половина британских женщин вынуждена работать, чтобы прокормить семью, — объясняла Фидо. — И в основном они занимаются изнурительным и отупляющим трудом в угольных шахтах или изготовляют цепи.

— Ну, жены и дочери бедняков — это дело другое, — возразил Гарри. — Но когда речь идет о женщинах среднего или высшего общества…

Она прерывает его:

— У нас на бирже я постоянно вижу несчастных жен и даже дочерей джентльменов, разорившихся, когда стоимость акций, в которые они вложили свое состояние, резко пошла вниз. Некоторые джентльмены по другим причинам не в силах обеспечить семью.

— Ты имеешь в виду девочек, как Нелл и Нэн? — спросила Хелен и, видя, как ее муж гордо распрямляет плечи, едва удержалась от смеха.

— Конечно, ваши дочери получают хорошее воспитание и образование… Но в какой области они смогут зарабатывать средства, если, не дай бог, для них настанет черный день? Я считаю, что не отсутствие природных способностей, а наши предрассудки и законы лишают их возможности работать в магазинах, в конторах, управлять школой, институтом или поместьем…

Гарри надменно фыркнул:

— Не думаю, что мне будет трудно подыскать мужей для моих дочерей.

«Для моих дочерей! — возмущенно подумала Хелен. — Будто они появились из его бедра!»

— Кстати, сорок три процента англичанок в возрасте двадцати лет — незамужние, — сообщила Фидо.

Цифра вызвала у него изумление.

— Фидо, ты у нас буквально ходячий справочник! — пробормотала Хелен.

— А! — воскликнул Гарри, подняв длинный палец. — Но если вы и ваши друзья утописты собираетесь обучать девушек из родовитых семей, чтобы они стали независимыми от нашего пола, — если вам удастся убедить их в том, что одинокая жизнь — широкая дорога, а замужество только торная тропа, — так зачем им вообще выходить замуж?

Подумав, Фидо ответила:

— Для большинства женщин, адмирал, супружество является особым и достойным уважения призванием, но, поскольку у меня отсутствует личный опыт, я вряд ли могу судить о его привлекательности.

Гарри наградил ее долгим взглядом, затем разразился хохотом.

Хелен уже забыла, как они нравились друг другу в прежние годы. «Он всегда больше уважал ее мнение, чем мое», — с легкой ревностью подумала она.

— Приятно было снова повидать вас, мисс Фейтфул, после стольких лет. А сейчас, к сожалению, мне нужно написать несколько писем, — сказал он, вставая.

Как только он вышел, в комнате повисла гнетущая тишина. Хелен заставила себя отставить чашку и приступить к разговору:

— В тот день, дорогая моя, у тебя в доме, в момент слабости, за что я себя жестоко корю…

— Этот момент был довольно долгим.

У Хелен загорелось лицо; она уже не могла вести разговор так, как намеревалась.

— Твоя совесть — это твое дело, — с трудом произнесла Фидо. — Но я ожидала от тебя более приличного и достойного поведения.

Вот как? Значит, она воспринимает ту сцену как преступление против английского этикета? Затем Хелен более внимательно всмотрелась в Фидо — взгляд в сторону, строго сжатые губы — и поняла! «Она оскорблена, потому что я не сказала ей об этом заранее, она не может вынести мысли, что это произошло на ее диване!» Хелен импульсивно упала на колени.

— Что ты делаешь?! — гневно воскликнула Фидо.

В голове Хелен мелькнуло сомнение в правильности своего поведения, но она решила, что лучше перестараться.

— Прошу тебя, умоляю простить меня, — едва слышно сказала она и, как провинившаяся собака, положила голову на колени Фидо. — Ты имеешь полное право бросить в меня камень. Но позволь мне только сказать, что это не было… заранее запланировано… Все произошло так внезапно, так неожиданно…

Молчание, затем вопрос:

— Правда?

«Ага! — торжествует Хелен. — Она готова меня простить! Все это время она мечтала вернуть меня!» Она слегка отпрянула и потерла кулачками сухие глаза.

— Встань, малышка моя. Сядь подле меня. В некотором смысле я сама виновата, — сказала Фидо, уткнувшись в носовой платок.

Хелен удивилась: что она хочет этим сказать?

— Ведь это я подтолкнула тебя к резкому разрыву, — шепотом произнесла Фидо. — Наверное, я была слишком наивной; наверное, из-за незнания противоположного пола я не понимаю всей опасности общения с мужчинами. Когда закаленный в битвах ветеран видит, как то, к чему он стремится, вот-вот ускользнет от него…

«Она думает, во всем виноват Андерсон. Господи, в таких вещах она доверчива, как ребенок!» — изумилась про себя Хелен и несколько раз кивнула.

— Он был так взбешен…

Фидо сжала ей руку:

— А я, глупая, оставила тебя наедине с ним, в моей собственной гостиной! Дорогая моя, он сделал тебе больно?

— Нет, нет! — Хелен спохватилась, что заходит слишком далеко.

Неужели Фидо так мало знает о мужчинах, что всех до одного считает необузданными дикарями? Хелен, не поднимая головы, размышляла, в чем можно ей признаться, не рискуя вызвать подозрений?

— Возможно, ты не мужчин плохо знаешь, а женщин. — Она нерешительно умолкла, затем набралась храбрости. — Когда я сказала, что хочу положить конец этой страсти, я имела в виду не только его страсть.

Ужасное, гнетущее молчание. Круглое лицо Фидо вдруг словно похудело на глазах. Неужели Хелен допустила промах?

— Мне всегда нужна была твоя поддержка, ты умела противостоять моим слабостям, — страстно взмолилась она, — но сейчас я нуждаюсь в тебе как никогда прежде!

— О, бедная моя девочка! — Фидо крепко обняла ее.

Голова Хелен притиснута к платью подруги, от которого пахнет едкой типографской краской, но она почувствовала прилив невероятной радости и облегчения.

— Если ты отдала свое сердце этому человеку… тогда нет смысла докучать тебе строгими нотациями, факт уже свершился. Но ты должна, обязана осознать, что сбилась с пути, изменила себе, — говорит Фидо, слегка отстраняя Хелен и пристально глядя на нее своими карими, как у собаки, глазами. — И речь идет не о нарушении принципов морали, хотя и об этом тоже. Главное же в том, что ты позволила себе утратить чувство собственного достоинства, самоуважение, и…

Но Хелен ее не слушала, готовясь к дальнейшему приступу.

— Порой я боюсь, что мои чувства к нему сильнее меня, — сокрушенно призналась она. — Что он оторвет меня от мужа, даже от моих детей…

— Не говори так! Даже не произноси эти ужасные слова! Моя любовь сильнее его любви, — уверяла Фидо, — и я спасу тебя!

Хелен с удивлением отметила, что довольно невзрачное лицо ее подруги вдохновенно преображается.

— О, Фидо, ты одна стоишь между мной и этой пропастью!

Обе умолкают, их руки тесно переплетаются подобно корням дерева.

Фидо откашлялась.

— Ужасно неловкий… практичный вопрос… А что, если что-то произойдет?

Думая о перевернувшемся кебе или о падении с балкона, Хелен недоумевает, но затем догадывается, почему ее подруга так смущена, и едва сдерживает смех.