Алексей и Ольга Ракитины - Скопец Страница 17

– Вот вы где, Алексей Иванович, а я уж боялся, что не застану вас, – проговорил он с улыбкой. – Мне кажется, выбор Базарова оказался удачен.

– Вы это о чём? – не понял Шумилов.

– Я имею в виду ваше приглашение. Я поинтересовался о вас у нотариуса Утина: оказывается, вы весьма известный в городе человек.

– Только в очень узких кругах. И известность моя весьма специфического свойства.

– Я просил бы вас задержаться ещё на некоторое время. Вы показались мне компетентным юристом и думающим человеком, я бы очень хотел, чтобы рядом со мною был знаток юридических тонкостей. Кроме того, я – человек в столице чужой, никаких входов-выходов не знаю, одно слово – провинциал. Наконец, есть ещё один весьма важный нюанс, в котором мне, возможно, потребуется дельный совет…

– Что за нюанс?

Василий Соковников вздохнул и огляделся по сторонам, словно проверяя, не слышит ли его кто-то ещё:

– У меня была встреча… ко мне приезжал человек… скопец… назвался представителем столичного скопческого «корабля»… говорил от имени «кормчего»… сказал, что ежели я желаю принять наследство Николая Назаровича, то мне придётся выплатить им «отступные».

– Вот это да! – Шумилов даже опешил от услышанного. – Неужели они решились на такую наглость?

– Представьте себе. Он много чего наговорил. Сказал, будто Николай Назарович тоже выплатил им отступные при вступлении в права наследования, миллион рублей, якобы… Разговор получился такой… нешуточный, знаете ли. Я понял, что передо мной серьёзная сила; ударить табуреткой по голове и выбросить наглеца в окно – такой вариант здесь не пройдёт.

– Ну да, ну да… На всех скопцов табуреток не хватит! Чего же именно этот самый «гонец» хотел?

– Ничего конкретного не сказал. Объявил, что размер «отступных» будет определён после того, как станет известна доля имущества Николая Назаровича, отошедшая мне. Сегодня завещание было открыто, так что, полагаю, скоро появится ещё один «гонец».

– Оч-чень интересно! Не думал я, что такие варианты возможны в Российской Империи, честное слово… у нас ведь не Сицилия какая-то, не Северо-Американские Соединённые Штаты, где правят разного рода эмигранты-маргиналы, у нас – традиция многовековой власти и порядка, – пробормотал Шумилов. – Они что же, всерьёз рассчитывают вас запугать? Чтобы вы им миллион отдали?

– В общем-то, он даже и не запугивал. «Гонец» этот очень всё убедительно разложил, объяснил, почему надо отдать им. Он вовсе неглупый человек, уверяю вас.

– Ну, разумеется, я и не подумал, что на переговоры к вам скопцы отправили глупого человека. Очень интересно, как Николай Назарович разобрался с ними?

– «Гонец» уверял, что дядя принял их условия и выплатил миллион.

– Враньё, не поверю в это. Хотя, – Шумилов запнулся, – может, я сужу, исходя из собственного темперамента? Я бы не принял подобного требования, ни копейки бы не дал! Для меня подобная выплата означала бы потерю лица и самоуважения. Ладно, Василий Александрович, пощупаем вблизи ваших «гонцов». Что это за чёртики такие из табакерки…

– Ваши условия? – полюбопытствовал Соковников и, перехватив недоумённый взгляд Шумилова, пояснил. – Какой вы желаете гонорар?

– Ах, это… Двадцать пять рублей в сутки.

– Может быть, какой-то единовременный «аккорд» по окончании?

– «Аккорд» по окончании? – переспросил Шумилов. – Это сугубо на ваше усмотрение. Ещё не ясно, чем вообще сердце успокоится, поэтому и говорить тут не о чем. Вот что ещё, Василий Александрович: о требованиях скопцов пока никому ничего не говорите, ни Селивёрстову, ни Базарову – никому!

– Да-да, конечно, я понимаю. Я вообще не скажу, что привлёк вас к работе, будем считать, будто вы задерживаетесь на некоторое время как мой гость.

К террасе подкатил лёгкий одноосный возок, тут же подошёл Базаров:

– Вот-с, Алексей Иванович, экипаж подан!

– Господин Шумилов остаётся, – объявил Василий Александрович. – Это мой гость, он любезно принял моё приглашение и некоторое время поживёт здесь.

От Алексея Ивановича не укрылось, как насторожённо воспринял эту новость Базаров. Словно тень на миг пробежала по его лицу, он смутился и опустил глаза. Это длилось всего несколько секунд, потом лицо его опять приняло привычный сдержанно —участливый вид, и он негромко пробормотал:

– Это пожалуйста! Это как вам угодно…

Но Шумилов готов был поклясться, что не ошибся, и секундное замешательство Базарова ему не привиделось, что оно действительно имело место. Это проявленное волнение не на шутку озадачило Шумилова, он не видел ни единой причины для такой странной реакции. «Что ж ты так затрепетал, Владимир?» – подумал Алексей. – «Неужели тебя так пугает возможность моего сближения с молодым хозяином? Или же это банальная боязнь конкуренции? Но ведь я не барышня, чтобы ревновать к моему вниманию и дружбе. Или это просто в нем говорит желание защитить свой меркантильный интерес? Любопытно было бы узнать…»

4

Утром 31 августа Шумилов проснулся под шум затихавшего дождя. Через приоткрытую форточку можно было слышать шелест листвы в кронах вековых деревьев, редкие крики незнакомых птиц, стук капели по подоконникам и водостокам. Воздух в Лесном был необыкновенно свеж; здесь хорошо спалось и хорошо дышалось. Валяясь в кровати и рассматривая деревья за окном, Шумилов поймал себя на мысли, что покойному Николаю Назаровичу Соковникову никак нельзя отказать в разумности: здесь, в северном предместье столицы действительно чувствуешь себя много лучше, нежели в пыльном городе, что особенно важно для любого пожилого и нездорового человека. Молодец, Николай Назарович, хорошенькое местечко отыскал, чтобы свить себе гнездо!

Завтракал Алексей Иванович вместе с Василием Александровичем. Базаров по-прежнему оставался на положении лакея и за общий стол не садился. Племянник покойного миллионера во время завтрака оставался задумчив: насколько понял Шумилов, его беспокоил вопрос о том, на какие средства содержать дачу и городской дом, из чего платить жалованье слугам, ведь до получения денег по векселям, найденным в спальне покойного Николая Назаровича, оставалось покуда немало времени. Алексей посоветовал племяннику взять в любой банкирской конторе небольшой кредит, буквально тысяч на пять, только чтоб на первые нужды хватило, и продержаться до получения денег по векселям, из которых потом погасить кредит. Поскольку Василий являлся иногородним и никому в столице известен не был, возникал вопрос об условиях кредитования. Шумилов разъяснил надлежащий порядок действий: объявить официально о вступлении в права наследования, подписав у душеприказчика соответствующее заявление, и в сопровождении того же самого душеприказчика отправиться в банк.

После завтрака Алексей Иванович решил поговорить с Базаровым о событиях последних дней жизни Николая Назаровича Соковникова, а также о том, что происходило в доме сразу после смерти последнего. Логичным казалось предположение, что хищение – если оное на самом деле имело место – случилось совсем недавно, скорее всего, сразу же по смерти миллионера. Кроме того, Шумилову не давало покоя воспоминание о том, как Базаров сказал, что это не его «рука по вещам Николая Назаровича ходила». Так и хотелось немедля уточнить: чья же тогда?

Камердинера Шумилов отыскал на заднем дворе, где в своеобразном «кармане», образованном стенами флигеля и сарая, солнечном и безветренном, Базаров чистил многочисленные костюмы покойного хозяина.

– Вот-с, собрал по всем шкафам и сундукам, – увидев Алексея Ивановича, проговорил камердинер, кивком указав на стопу одежды. – Готовлю для нового хозяина, пусть будут в порядке, а уж он пускай решит, что с этим добром делать дальше.

– Видите, Владимир Викторович, как всё неплохо для вас обернулось. Завещание отыскали, и вас теперь никакая актриса не оттеснит от денег. Пятьдесят тысяч – хорошая сумма, с таким кусом можно и на покой, – заметил Шумилов.

– На покой-то можно, да только я не привык, – вздохнул камердинер. – Вот меня уже и Фёдор Иванович Локтев к себе звали-с! Так что, наверное, к нему и направлюсь. Если молодой хозяин прогонит. А не прогонит – ему буду служить.

– Николай Назарович, стало быть, вас более прочих любил, коли денег столько оставил? Ведь как говорят, он под конец жизни скуповат стал? Характер у него вроде как испортился, бранился он много. Трудно к такому человеку по-доброму относиться…

– Да как сказать… – Базаров отложил работу, задумался на какое-то время. – Барин не злой человек был. Несчастный только и одинокий. А чтоб злой – нет, никогда! А кто говорит-то о нём такое, небось Яков Данилович? Уж ему бы лучше помалкивать, не шуршать здеся!

– Гм… Почему вы решили, что именно он?