Элисон Уэйр - Плененная королева Страница 17

Когда они покидали развалины, в которые теперь превратились стены Лиможа, на их пути не стояли ликующие толпы. Остальная часть путешествия прошла без происшествий, и настроение Генриха сильно улучшилось, когда гасконцы выразили горячее желание участвовать в его английском походе и даже предоставить свои суда и припасы. Он объяснил это опережавшими их слухами о его сильном и бескомпромиссном правлении. В будущем эти забытые богом южане дважды подумают, прежде чем оскорблять его! Неудивительно, что теперь они так пресмыкаются перед ним.

Наконец они добрались до Тальмона, аккуратной деревеньки, приютившейся в устье Жиронды на мысу из высоких утесов. Алиенора любила это место, где ее семья когда-то построила охотничий домик. Но даже здесь неприязнь ее подданных к Генриху была ощутима. Алиенору покоробило, когда в первый день их пребывания в Тальмоне, ее сокольничие даже не пытались скрыть неприязни к Генриху. Герцогу Нормандскому пришлось бог знает сколько времени дожидаться в седле, когда ему подадут птицу. А когда птицу принесли, оказалось, что это перепелятник, которого считали подходящим разве что для женщин и священников, а не королевский кречет, которого он ожидал по праву. Алиеноре же на перчатку подали благороднейшего ястреба. Ситуация сложилась в высшей степени неловкая, потому что, несмотря на все подобострастные объяснения – якобы не нашлось подходящего ястреба, – было абсолютно ясно, что оскорбление преднамеренное.

Алиенора ничего не сказала. Втайне ей доставило удовольствие видеть раздражение Генриха. Пусть пожинает то, что посеял!

Внешне они существовали в безмолвном перемирии. Погода все еще стояла хорошая, хотя уже и наступила осень, и они каждый день выезжали на соколиную охоту, восхищаясь великолепным видом с утесов, ходили на мессу в низкую каменную церковь Святой Радегунды, а по ночам наслаждались плотью друг друга. И постепенно, против воли, Алиенора обнаружила, что снова подпадает под обаяние мужа.

– Я мог бы вполне счастливо жить здесь, – потягиваясь, проговорил Генрих, когда они лежали как-то утром в постели.

– Летом тут прекрасно, – сказала Алиенора все еще сухим и официальным голосом, потому что негодование продолжало мучить ее. – Все зарастает алтеем.

– Тогда мы вернемся на следующий год, – пообещал Генрих, встретившись с ней взглядом. – Ты все еще сердишься на меня из-за Лиможа, – сказал он.

– Ты сделал то, что хотел. Добавить к этому нечего, – отводя взгляд, пожала плечами Алиенора.

– Но ты чураешься меня, – посетовал Генрих. – Я имею тебя каждый вечер и каждое утро, но ты остаешься как чужая.

– А чего бы ты хотел? – спросила она. – У тебя нет оснований быть недовольным мной. Я идеально исполняла роль послушной жены, даже рискуя потерять любовь подданных. Я позволяю тебе пользоваться моим телом, когда ты только пожелаешь. Я с тобой в постели и за столом. Многие пары живут и без этого.

– Но между нами было что-то гораздо большее! – вспыхнул Генрих.

– Было, – горячо согласилась Алиенора. – Но ты решил стать агрессивным мужем, ты уничтожил мои надежды на равные отношения. Я в этом браке пленница!

– Значит, ты меня наказываешь, – решил Генрих.

– Нет, просто теперь так обстоят дела.

Алиенора попыталась встать с постели, но муж схватил ее запястье.

– Ты же знаешь, я люблю тебя, – взволнованно сказал он.

Слезы наполнили ее глаза.

– Я люблю тебя, – повторил он.

Мало-помалу Алиенора снова оказалась в объятиях мужа, тело ее сотрясали рыдания, она прижалась к нему.

– Ну, ну, успокойся, – утешал ее Генрих. – Теперь ты снова моя. Клянусь Господом, я исправлю положение!

Он принялся жадно целовать ее, и Алиенора немного расслабилась. Может быть, отношения между ними снова станут такими, какими были до Лиможа? Нет, она так не думала, но теперь поняла, что должна смирить негодование и позволить заново расцвести своим чувствам к Генри. Как они расцвели под натиском его ласк…

Когда в декабре они возвращались в Пуатье, на сердце у Алиеноры лежал камень. Генрих наконец-то собирался в Англию и весь горел от нетерпения.

– Я должен торопиться, – сказал он ей. – Остановлюсь по дороге в Руане, чтобы увидеться с моей матерью-императрицей. Ведь мать не пожалела затрат на это предприятие. И хочу обсудить с ней мои планы вторжения.

Алиенора вся закипела. Генри редко можно было заставить поговорить о его планах с женой. Он по-прежнему не скрывал своего мнения, что женщины не должны соваться в политику. Но для матери он собирался сделать исключение.

И, словно читая мысли жены, Генрих добавил:

– Пока я отсутствую, мать должна будет управлять Нормандией, и мне нужно многое с ней обсудить. Кроме того, она хорошо знает Англию. И короля Стефана.

– Ей ли не знать короля Стефана! – язвительно вскричала Алиенора.

– Не верь ты сплетням старых кумушек, – беззаботно ответил Генрих. – Впрочем, Стефан действительно питал к матери нежные чувства, хотя они и были врагами.

– Удивляюсь я твоей наивности! – Алиенора скорчила гримасу. Генрих посмотрел на нее похотливым взглядом.

– Не забывай, что ты говоришь о моей матери, – напомнил он. – Хотя она вполне на это способна. Могла бы съесть этого слабака на завтрак.

– Я бы хотела с ней познакомиться, – сказала Алиенора, которой вовсе не хотелось встречаться с Матильдой.

– Непременно познакомишься – дай только время, – ответил Генрих.

Безразличный тон мужа свидетельствовал о том, что он не видит никаких оснований для вражды между матерью и женой. Алиенора спрашивала себя, а известно ли Генри о ее короткой связи с его отцом. Он никогда не говорил об этом, и она, конечно, тоже не собиралась.

Быстрый, беспокойный ум Генри не стоял на месте.

– Анжу и Аквитанию я оставляю на тебя, – сказал он. – Знаю, ты будешь хорошо управлять обоими.

Это замечание удивило и тронуло Алиенору, она даже почувствовала укол совести за то, что несправедливо судила о Генри, а он на время своего отсутствия оставлял ей не только ее герцогство, но и собственное графство Анжу, владение его предков. Может быть, он пытается загладить свою вину…

Алиенора улыбнулась мужу, глаза ее засветились.

– Я тебя не подведу, мой господин, – пообещала она.

Алиенора проснулась рано утром. В спальне все еще было тепло, потому что на ночь оставили две жаровни. В их красноватом мерцании она видела Генри. Он лежал обнаженный на животе рядом с ней, ноги запутались в простыне. Сонным взглядом муж смотрел на нее, и его глаза светились такой редкой теперь нежностью.

– Ты не спишь, – прошептала Алиенора.

– Как может мужчина спать, если рядом ты? – Генрих хохотнул, пожирая глазами ее округлые груди, прекрасные длинные ноги, вытянувшиеся рядом с ним. – Никто не может сравниться с тобой, Алиенора! Никогда еще не было такой женщины, и я сомневаюсь, что будет.

– Значит, до меня у тебя были другие? – поддела она его. Алиеноре и в самом деле хотелось это знать. Генрих никогда не говорил о своих прежних женщинах, хотя всякие слухи до нее доходили.

– Целый сонм! – ухмыльнулся он. Алиенора хотела было ударить его подушкой, но Генрих поймал ее руку. – Я мужчина со всеми мужскими потребностями. Конечно, у меня были другие. Но поверь мне, ни одна из них не может сравниться с тобой. Они просто ничто.

Алиенора верила ему, но укол ревности все равно почувствовала.

– А теперь ты скажи мне, – внимательно посмотрел на нее Генрих, – что случилось в Антиохии?

Алиенора вздрогнула от неожиданности.

– А что ты об этом слышал? – настороженно спросила она, чувствуя, что щеки ее зарделись.

– Что ты с Раймундом, князем Антиохии и твоим собственным дядей, наставила рога Людовику. И тебя за это с позором изгнали из города. – Генрих вперился в жену немигающим взглядом. – Это правда?

– Да, правда, – призналась Алиенора. – Ты знаешь, что наш брак с Людовиком был начисто лишен любви. И я, как и ты, не отказывалась от маленьких радостей, если представлялась возможность… но я дорого за это заплатила. Людовик целый год не разговаривал со мной.

– А с кем-нибудь еще ты не отказывалась от радостей любви? – спросил Генрих. Шутливая интонация исчезла из его голоса.

– Да, два раза, но то были короткие романы, – тихим голосом ответила Алиенора.

– С моим отцом? – спросил он с непроницаемым лицом.

– Ты знал?! – Она была потрясена.

– Он сказал мне незадолго до смерти. Умолял не жениться на тебе.

– Но ты не послушался… Зная об этом, все-таки женился на мне, – недоуменно проговорила Алиенора.

– Конечно. – Генрих подтянул ее к себе. – Так велико было мое желание. Ради тебя я ослушался отца, короля Франции и саму Церковь!

– Церковь? – переспросила Алиенора.

– Да, моя невежественная дама. Неужели ты не понимаешь, что из-за твоей связи с моим отцом между мной и тобой возникла запретительная кровосмесительная близость, гораздо большая, чем у тебя с Людовиком.