Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра Страница 17

— Ну конечно! — хлопнул меня по плечу Квинтиллий. — Как я мог забыть!

Клаудилла оказалась худенькой, хрупкой девочкой, на вид ей было года четыре. На самом же деле недавно она отпраздновала свой шестой день рожденья. Родители беспокоились, что она совсем не росла. С первого взгляда было видно, что у ребенка малокровие. Но почему? Я предположил, что, возможно, из-за неправильного питания, и это потом подтвердилось.

Я обследовал девочку, но не заметил никаких отклонений, кроме болезненной худобы.

Поговорив с родителями, я выяснил, что они обращались ко многим врачам, и почти все советовали кормить девочку сытными и питательными блюдами.

— Хорошенько приправленными, — добавил Квинтиллий.

Я просто всплеснул руками от ужаса:

— Пичкать приправами такой маленький и еще нежный организм — какая чудовищная ошибка! Неудивительно, что от этого ее тошнило. Клаудилла уже несколько лет питается неправильно, и, если так и дальше будет продолжаться, я опасаюсь за ее жизнь.

Супруги испуганно взглянули на меня.

— А врачи… — начала Клаудиа, но я прервал на полуслове:

— Врачи, очевидно, забыли, что речь идет о хрупком ребенке с чувствительным желудком. Я советую вам не кормить девочку один-два дня, а потом только поить ее легким медовым напитком — сколько ей захочется.

Клаудилла обрадованно захлопала в ладоши:

— О да! Я люблю медовый напиток!

— Когда она через некоторое время проголодается, дайте ей все, что она захочет, каким бы нелепым ни показалось вам ее желание. Орехи с медом, молоко, виноградный сок, соленые фисташки — давайте ей все, — что она попросит, и столько, сколько ей захочется. Потом кормите ее чем-нибудь легким. Больше фруктов, салаты, орехи, молоко, сладкие каши, нежирная птица или рыба, если она захочет. Но ни в коем случае не свинина, дичь или жирная птица! И никаких приправ! Ни перца, ни шафрана, ни кориандра, и как можно меньше соли. От малокровия я приготовлю вам вкусное лекарство, его надо принимать каждый день по три раза. Если вы будете выполнять эти рекомендации, уже через четыре недели Клаудилла поправится на пять — восемь либер — запомните мое слово!

Квинтиллий вскоре простился с нами, так как его еще ждали сегодня дела, но он сказал, что вскоре надеется вновь увидеть меня. Из приличий я тоже собирался проститься, но Клаудиа удержала меня.

— Вечер еще далеко, дорогой Гиппократ. Выпей бокал вина на дорогу.

У меня шумело в голове от выпитого до этого вина, но Клаудиа показалась мне вдруг такой прелестной, такой по-женски привлекательной, что я остался. Потом я пил вино большими глотками, а она только слегка пригубила, рассматривала меня, смеясь, и расспрашивала о жизни и обычаях в Египте.

Клаудиа отослала рабыню и сама прислуживала мне за столом. Вдруг она оказалась только в короткой тунике. В такой ходили обычно рабыни, а для римлянки она считалась нижней одеждой, в которой неприлично появляться перед посторонними.

— Стало жарко, устроимся поудобнее…

Вино шумело у меня в ушах, и сквозь этот шум голос ее доносился как бы издалека. Но я все отчетливо слышал и понимал каждое слово.

— Ты спросишь, почему у нас только одна дочка. Я у Квинтиллия вторая жена. Первая умерла семь лет назад при родах. Она подарила ему двух сыновей. Теперь они уже взрослые и вместе с отцом управляют делами. Я бы тоже еще могла родить ему детей, но он боится за меня. В голове у него только его дела, и единственное желание его — заработать денег. Я младше Квинтиллия на двадцать лет. Сегодня я бы ни за что не вышла за него, но все мы крепки задним умом, правда?

Она присела рядом и положила голову мне на плечо. При этом рука ее пробралась под мою тогу, приподняла тунику и нежно сжала фаллос.

Неужели мне это только кажется? Я не шевелился, боясь спугнуть наваждение. Каждый мужчина знает, что слишком большое количество вина гасит пламя любви. Увидев, что я не могу ответить, опытная Клаудиа рассмеялась:

— Ах, понимаю! Слишком много вина, но ведь мы не в последний раз видимся!

Потом она, должно быть, усадила меня в носилки, потому что очнулся я, только когда носилки доставили меня к воротам Садов Цезаря.

Наутро я проснулся с дикой головной болью и ужасным вкусом во рту. Пришлось принять средство, которое я обычно давал другим в подобных случаях: бокал крепкого вина, смешанного с уксусом и солью.

Нужно ли мне сообщать Протарху или царице о том, как прошел вчерашний день? Пока я размышлял над этим, явился посыльный от Протарха с приглашением зайти к нему для разговора.

— Что скажешь, Гиппо? Удалось ли что-нибудь разведать? — с любопытством взглянул на меня визирь. — Как прошел вечер?

— Мы выпили несколько бокалов превосходного вина, а потом я так опьянел, что почти ничего не могу вспомнить.

— Это не должно больше повториться, Олимп! Римляне только и ждут удобного случая, чтобы на нас что-нибудь повесить. Впредь будь осмотрительнее — понял?

Он назвал меня Олимпом — значит, был рассержен.

Это задело мою гордость.

— Не надо меня упрекать, — невольно вырвалось у меня. — Клаудиа сидела рядом со мной полуобнаженная и ласкала мой фаллос. Все эти рассказы о строгих нравах римлянок — просто легенда!

Протарх не успокоился, пока не вытянул из меня все до мелочей.

— А теперь послушай, что я обо всем этом думаю, — сказал он потом. — Квинтиллий считается сторонником Юлия Цезаря. Но многое свидетельствует о том, что он изменил свои взгляды. Он хочет стать народным трибуном. Для того чтобы его выбрали, он должен выражать мнение большинства, а оно, как и прежде, направлено против нашей царицы и все в большей степени против Цезаря. Эти люди готовы пойти на все, чтобы вызвать к нам недоверие. Я думаю, Квинтиллий заранее спланировал твое совращение. Если бы ты не был так пьян и ответил на желание Клаудии, Квинтиллий ворвался бы и застукал тебя на месте преступления. Тебе предъявили бы обвинение, и весь Рим бушевал бы от возмущения. Эти дикие александрийцы подбираются к нашим уважаемым женам — вот как это называлось бы. Они не отважатся напасть прямо на нашу царицу или на меня, верховного визиря. Вместо хозяев достанется ослу. Ты далек от политики, но. как личный врач довольно близок к Клеопатре. Стало быть, можешь служить подходящей жертвой. Будь осторожен, Гиппо, будь осторожен! Лучше пять раз быть слишком недоверчивым, чем один — слишком доверчивым. Конечно, ты и дальше можешь лечить ребенка Квинтиллия, но смотри, чтобы ты не попал еще раз в подобную щекотливую ситуацию.

Я упрямо покачал головой.

— Просто не могу поверить! Может быть, Бахус решил подшутить надо мной, и мне все это привиделось? Было ведь уже темно, горело только два или три светильника…

— Вот-вот! — воскликнул Протарх. — С чего бы замужней римской женщине отсылать прочь рабов и оставаться вдвоем с чужим человеком в полутемной комнате? Значит, ты был к этому времени еще не настолько пьян, раз заметил это.

— Но что мне теперь делать? Если я поверю этому, то буду держаться настороженно, и хитрый Квинтиллий это сразу же заметит.

— Гиппо, я одно хочу тебе сказать. Может быть, все совсем не так, как я думаю. Я просто высказал подозрение, впрочем, как видишь, не без оснований. Может быть, ты и правда просто понравился Клаудии, и она захотела получить от тебя то, чем давно пренебрегает Квинтиллий. Но я был бы плохим советником для нашей царицы, если бы удовлетворился этим объяснением. Это моя работа — быть недоверчивым, и особенно в нашем теперешнем положении. Итак, постарайся не оставаться больше с Клаудией наедине и обращай больше внимания на то, что ты врач.

Конечно, легко говорить, но на деле все гораздо сложнее. Примерно так думал я, когда спустя три дня вновь пришел обследовать мою маленькую пациентку.

Клаудиа вела себя как заботливая мать, вокруг мелькали хлопотливые рабы, в детской, в углу, сидела няня Клаудиллы.

Все мои опасения показались мне необоснованными, и мое замешательство постепенно исчезло. Малышке было уже намного лучше, она выглядела бодрой и радостной.

— Она глотает подряд фисташки с медом, фруктовые соки, кашу, сладкие супы, как будто мы ее целый месяц не кормили, — сообщила Клаудиа. — Если так дальше пойдет, скоро она станет толстой, как тыква.

— Как только ее организм получит все необходимое, она станет есть поменьше. Но ей и впредь следует избегать жирных и острых блюд и принимать лекарство, которое я дал.

— Хочешь чего-нибудь перекусить? Немного фруктов или вина?

«Чего тут бояться?» — подумал я и согласился. Должен признаться, что Клаудиа все больше мне нравилась. Она была не из тех женщин, что привлекают внимание с первого взгляда. Но чем дольше я смотрел на нее, тем больше мне нравилась ее непринужденная живость и легкое кокетство. Это прелестное создание дышало юной свежестью, и ее вполне можно было бы принять за дочь Квинтиллия.