Мишель Моран - Последняя принцесса Индии Страница 18

– Когда я приехала сюда, в первый день мне так же все вокруг казалось внове, – сказала она мне.

– Ты не из Джханси?

– А разве Кахини тебе не сказала? – удивилась девушка. – Мне казалось, что она первым делом расскажет тебе об этом. Я из далитов. Прежде жила в куда меньшей деревушке, чем твоя. Меня зовут Джхалкари.

Вы, полагаю, помните, что все люди в Индии делятся на четыре варны: брамины, кшатрии, вайшьи и шудры. Ниже всех этих каст, настолько низко, что о них не принято даже говорить, находятся далиты, они же неприкасаемые. Далиты рождаются на свет, чтобы заниматься работой, считающейся духовно нечистой. Это может быть как чистка выгребных ям, так и подготовка покойников к погребальному костру. Можно прожить всю жизнь, даже слова не сказав далиту. Теперь же я сидела на одной с ней подушке и разговаривала… Нет, в Барва-Сагаре мне никто не поверит. Я едва смела дышать, боясь, что воздух, который я вдыхаю, «запятнан» неприкасаемой.

Теперь я понимаю, что все это просто смешно, но вы должны понять, что в Индии такой порядок вещей длился на протяжении тысячелетий, со времени, когда была написана «Пуруша-сукта». В этом гимне излагается концепция каст. Далиты окутаны множеством суеверий. Многие считают, что под воздействием взгляда неприкасаемых киснет молоко. Дотронуться до далита – все равно что запачкаться. Разговаривать с ними – значит совершить неугодный богам поступок. Человек не становится далитом. Неприкасаемыми рождаются. Это наказание за чудовищные поступки, которые были совершены в прежней жизни. Все это часть самсары, беспрерывно вращающегося кармического колеса.

Вы, без сомнения, слышали о знаменитом Лао-цзы[48], который жил полтора тысячелетия назад в соседнем с нами Китае. Он писал: «Следи за своими мыслями, ибо они становятся словами. Следи за своими словами, ибо они становятся твоими действиями. Следи за своими действиями, ибо они становятся твоими привычками. Следи за своими привычками, ибо они становятся твоим характером. Следи за своим характером, ибо он становится твоей судьбой». Поскольку большинство индусов свято верят в судьбу, неудивительно, что они считают, будто бы далиты заслуживают то отчаянное положение, в котором очутились. Их прошлые действия определили их характер, что в свою очередь определило их теперешнюю судьбу.

Конечно, кое-кто считает все это полнейшим вздором. Рани Джханси была из их числа. Впоследствии, узнав ее лучше, я поняла, что рани считает разделение общества на касты неправильным. Это все равно что делить на касты части одного и того же дерева, а потом притворяться, будто бы листья лучше ствола. Как листья могут существовать без ствола, а ствол – без листьев?[49]

– Карма, конечно, существует, – однажды заявила рани в моем присутствии. – Лао-цзы прав. Вот только наказание за наши плохие поступки в предыдущей жизни имеет не внешнюю, а внутреннюю форму. Мы сами себя наказываем, принимая неправильные решения.

В то время, однако, сидя рядом с Джхалкари, я еще понятия не имела, кто такой Лао-цзы, и ни разу не общалась с рани на духовные темы. Тогда меня удивляло то обстоятельство, что никто в зале рани не выявляет своего осуждения при виде меня и Джхалкари, сидящих на одной подушке.

– Я первая из далитов, с кем ты разговариваешь? – спросила девушка.

– Да, – призналась я. – Но я вообще мало с кем общаюсь, так что в этом нет ничего удивительного.

Впрочем, ничего плохого не происходило. Мы просто болтали. Так я могла разговаривать с кем угодно.

– Некоторые из присутствующих, – сказала Джхалкари довольно громко, – чураются меня, хотя внешне я очень похожа на рани. Нас вполне можно принять за родных сестер. Я купаюсь в одной с ними воде, ем такую же, как они, пищу, сплю в похожей кровати, но кое-кто считает, что, поскольку я рождена среди далитов, то я грязная.

Стыдно признать, но тогда я не могла сказать, согласна ли с этими утверждениями, поэтому сочла за лучшее промолчать. Джхалкари увидела, что мне не по себе, и поспешила переменить тему разговора.

– Пока рани спит, мы можем отдыхать, – сказала она. – Послушай, как играют.

Кто-то снаружи играл на ви́не[50], но я слишком разволновалась и была напряжена, чтобы получать удовольствие от услышанного.

Вскоре пришла Сундари. Рядом с ней шла женщина в зеленом сари чандерийской[51] работы, ткань которого слегка топорщилась на животе. Кроме простой нити жемчуга и небольшого бриллиантового перстня, на ней не было других украшений. Впрочем, одной поразительной схожести с лицом Джхалкари мне бы хватило, чтобы понять: передо мной рани. Черты ее лица были почти идеальными: овальное лицо, губы, контур которых напоминал изгибы лука, длинный прямой нос… Меня поразило, что неприкасаемая и рани выглядят как сестры.

Я тотчас же вскочила на ноги. Другие женщины проделали то же самое. Пока рани шла в мою сторону, я, повторяя жест Джхалкари, сложила ладони в намасте.

– Сита Бхосале из Барва-Сагара! – обратилась ко мне рани. – Посмотри мне в глаза. Не бойся смотреть своей рани в глаза. Я не богиня.

Я сделала так, как она велела, и затаила дыхание, ожидая, что будет дальше.

– Сундари права. Она превосходно умеет читать по лицам. У тебя весьма скрытное лицо. Ты, я вижу, не из тех, кто легко расстается со своими секретами.

Она выдержала паузу в ожидании моего ответа, но я хранила молчание.

Рани хихикнула.

– Кто-нибудь познакомил тебя с другими женщинами?

– Ваше Высочество! Я уже разговаривала с Сундари, Кахини и Джхалкари.

Рани хлопнула в ладоши. Неназванные женщины встали полукругом перед нами.

– Это Моти.

Похожая на жемчужину девушка, прежде ходившая за Кахини, кивнула мне.

– Это Хеера.

У Хееры были красивые, очень толстые косы.

– Прийала.

Я попыталась запомнить что-нибудь характерное, чтобы не забыть, но в глаза ничего не бросалось. Возможно, разве что худоба.

– Каши.

У Каши была милая, невинная улыбка.

– Мандар.

А вот она внешне была похожа на мужчину.

– И Раджаси.

Лицо как у лошади.

Я снова сложила ладони в намасте.

– Большая честь для меня быть принятой здесь.

Раджаси обменялась с Кахини многозначительным взглядом. Я встревожилась, подумав, не умудрилась ли совершить какую-нибудь ошибку.

– Сейчас мы направляемся в храм Махалакшми[52] кормить нищих, – заявила рани. – К завтрашнему дню подыщи себе что-нибудь из одежды, более соответствующей твоему новому положению. Уверена, одна из женщин одолжит тебе, если в твоих вещах нет ничего из шелка.

Кивнули несколько, в том числе Джхалкари.

– Да, Ваше Высочество.

– Думаю, ты устала после дороги, Сита?

– Не особо.

– Тогда следуй за нами.

Никто не сказал мне, что надо захватить с собой оружие, хотя я видела его за поясами, которыми были обвязаны ангаркхи. Под одеждой, впрочем, у меня за пояс также был заткнут тонкий кинжал в ножнах. Если какой-то дурак все же осмелится напасть на беременную рани, у меня есть чем ее защищать.

Сундари и Кахини шли перед рани. Хеера и Прийала шли справа и слева от нашей госпожи. Я заняла место сзади. Служанки подошли к нам с зонтами. Дождь снаружи хлестал бесконечными серыми потоками, поэтому, несмотря на зонт, нижняя часть моих чуридар намокла и выпачкалась в грязи прежде, чем мы успели отойти от двери. Я оглянулась, желая узнать, что делают остальные женщины. Моти шла на шаг позади меня.

– Подожди, пока не придем в храм, – сказала она. – Стряпуха рани приготовила вкуснейшие имерти[53] для бедных. Ты никогда в жизни не пробовала такой вкуснятины.

– А что такое имерти?

Большие глаза Моти стали еще больше.

– Ты никогда не пробовала имерти?

Она повернула голову к Джхалкари, которая шла рядом. Никто из них, кажется, не обращал ни малейшего внимания на то, что их чуридары намокли.

– У тебя же в деревне готовили имерти?

Каждый раз, когда кто-либо чего-то не знал, они, судя по всему, спрашивали у Джхалкари. Если невежественная девушка из захудалой деревушки далитов знает, значит, все должны знать.

– Вне пределов Джханси женщины соблюдают пурду, – тонким голоском произнесла Джхалкари. – Так что возможности поесть имерти, если твой мир ограничен стенами дома, почти нет.

Моти замедлила шаг, подстраиваясь под меня.

– Ты никогда не выходила наружу? – спросила она.

– Несколько раз меня выносили в паланкине.

– Это, должно быть, просто ужасно.

– Что именно? – встряла в разговор Джхалкари, не дав мне ответить. – Проливной дождь или эти чудесные пейзажи?

Мы как раз проходили мимо слоновника. Махауты, погонщики слонов, занимались уборкой. Они выгребали из стойл навоз, оставшийся после их подопечных, и складывали его в высокие кучи. Когда ливень закончится и навоз подсохнет, его, скорее всего, сожгут. Я старалась не рассмеяться, но, встретившись взглядом с Джхалкари, не сдержалась.