Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич Страница 18

   — Ну, вот и наш гусь лапчатый пожаловал, — озабоченно и в то же время с радостью произнёс Артамон Матвеев. — Ты енто чаво это творишь. Ты пымаешь, што ты наши незаметные очи и уши. А чё енто за очи, о коих почитай кажий двор в Хомовниках судачит. Среди баб уже споры идут, кто ты — купец али дворянин, который ткацку жёнку осчастливливает.

Андрей стоял молча, опустив глаза.

   — Чаво молчишь?

   — А што говорить?

   — Што бабёнку свою кинешь от лишних разговоров. А коли тябе чаво не хватает, мы тебе найдём тихую, незаметную.

   — Так всю жизню мышкою по земле и красца?

   — Брось, Андрей. Морозовы да Милославские давно зубы на нас, безродных, точат, кинутся, загрызут.

   — Не могу я без Алёны, присушила ли, приворожила, не ведаю, а токма прям-таки летел бы к ней.

   — Ну знаешь...

Ворвавшийся холоп не дал договорить Матвееву, и тот зло уставился на слугу, холоп даже попятился назад.

   — Господин, Артамон Сергеевич, к нам государь пожаловал.

Все вскочили с мест и бросились навстречу царю. На крыльце уже стояла Наташа, держа блюдо с чашей «зелена вина» и караваем пшеничного хлеба с изюмом. Алексей Михайлович без царских одежд, в простом малиновом кафтане выглядел буднично. Испив вина, он крепко расцеловал хозяюшку в губы. Наташенька теперь от царского взгляда не убегала, только пылала заревом молодого пожара. Царь же смотрел на неё неотрывно, и уже не как царь, а как нетерпеливый жених, не по обычаю торопливый, не по возрасту молодой.

Выскочившие дворяне согнулись в поклоне. Андрей, глянув на Наталью, отметил про себя: «Чересчур хороша. Така красота быстро отцветает. Родит и сразу разбухнет».

Царь прошествовал в дом, а Андрей, воспользовавшись замешательством, поспешил прочь.

За слободой перекрёстов стояли дома, принадлежавшие Дворцовому приказу, который, в свою очередь, подчинялся Казённому приказу. Во всех домах было нетоплено, двери и окна нараспашку. По велению главы Казённого приказа перед Рождеством, выстуживая дома, вымораживали тараканов. Затем в дома запускали кур, и те склёвывали замерших насекомых. Жители озлобленно толпились на улице. Следить за всем этим были поставлены стрельцы, возглавляемые сотником Андреем Алмазовым, которого за строптивость Артамон Матвеев вернул к дворянской службе. Андрей почти месяц не видел дома, однако от Алёны не отказался.

Андрей думал обо всём этом, когда увидел парнишку в рваном тулупчике, ведшего длинную девицу с огромным животом. Жалкий вид парня бросался в глаза. Сотник свистнул и, когда странная пара обратила на него внимание, властно поманил к себе рукой. Когда же те подошли, нарочито сердито спросил:

   — Кто таки? На бродяжных не шибко похожи. Откуда?

   — Данилкой Меншиковым меня кличут, — испуганно произнёс парень. — Братан меня из дому выгнал. Он мене был вместа отца. Я без яво ведома венчалси, вота он и выгнал. А тепереча хоть с голоду помирай.

   — Сколько тебе годков?

   — Семнадцать стукнуло.

   — А молодице твоей?

   — Двадцать второй.

   — А ты уверен, что живот от тебя?

Парнишка насупился.

   — Ладно, барашек, бодаться потома бушь. Смотри токма, чтоб тябе роги не обломали. А севчас слушай мене внимательно. В царёвой конюшне жеребец Великолепный убил младшего конюха копытами, когда тот выгребал навоз из-под него. Сейчас стрелец отведёт тебе к старшему конюшему. Есля приглянешься ему, угол в дому и како-никако пропитание себе добудешь.

   — Премного благодарен, премного благодарен... — Парень стал низко и раболепно кланяться.

Андрей смотрел вслед уходящему парню с какой-то жалостью и, когда тот скрылся за поворотом, разворачиваясь, увидел бегущего подьячего Приказа тайных дел Семёна Медведева. Лицо его было перекошено, в глазах испуг.

   — Беда, Андрей, в Кремле письма подмётные нашли и царю отнесли, а в них речётся, што Артамон Матвеев ходил к ворожеям, просил, штоба они царя к его воспитаннице приворожили и он мог царя в свою волю взяти. А также и другими колдовскими делами занимался. В царёвых палатах переполох. Государь потребовал к себе Матвеева.

Андрей бросился с Медведевым в Кремль.

Уже служили вечерню, но в Кремле толпилось почти всё московское боярство и окольничество. Все ждали, чем кончится скандал. Находясь в карауле, Андрей без задержек вошёл в Теремной дворец. Там, дожидаясь решения царя, толпились люди.

Нестройный гул голосов сразу умолк, когда вошёл Григорий Григорьевич Ромодановский-Стародубский, известный друг Матвеева, а за ним следом Иван Михайлович Милославский[105], лютейший враг, и уже за ними сам Матвеев. Впервые бояре расступились перед ним, как перед равным. Он прошёл в среднюю палату, и рынды закрыли за ним дверь. Всё затихло в гробовом молчании и нервном ожидании. До глубокого вечера знать толпилась в палате, пока двери не раскрылись, и царь вышел с любимой кошкой на руках.

   — Двадцать второго января состоится моё венчание с Натальей Кирилловной, дворянской дочерью Нарышкиной, — громогласно объявил он.

Вздох сорвался из уст присутствующих. Всё и вправду походило на колдовство. Этот вечер ещё припомнят Матвееву. Высшие вельможи царства поспешили поздравить Алексея Михайловича с назначением срока венчания, а затем волнующейся гурьбой поспешили из царёвых палат в свои хоромы.

Артамон Матвеев, уезжая, захватил с собой Семёна Медведева и Андрея Алмазова.

В доме Матвеева собрались все, кто старался поделиться своими размышлениями, выслушать другого — это было единственное место, где вели беседу бояре и дьяки, монахи и купцы, приходили даже явные враги Матвеева. Вот и сегодня, переживая за хозяина дома, сюда явились многие: боярин князь Григорий Ромодановский-Стародубский и монах Епифаний Славинецкий, дьяк Семён Алмазов и купец Афанасий Строганов, черниговский летописец Иван Алмашенко и учитель царевича Симеон Полоцкий. Глава же Посольского приказа боярин Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин был здесь впервые.

И хотя случившееся вызывало в их душах разные противоречивые чувства, однако все бросились поздравлять Матвеева с тем, что миновал его царёв гнев и опала. Его обнимали и целовали.

— Рад видеть тебя, боярин Афанасий Лаврентьевич, у себя во дому, — сказал Матвеев, увидев стоявшего поодаль Ордын-Нащокина.

   — Зашёл к тебе, штобы ты ведал, што подмётные письма не моих рук дело.

   — Я б того и не помыслил никогда о тебе.

   — Мне готовиться к тому, штобы передать тябе Посольский приказ?

В ожидании ответа Матвеева все замерли.

   — С чего ты взял, Афанасий Лаврентьевич? Слов государя о том не было.

   — Однако всё идёт к тому. Государь прислушивается к тябе, а не ко мне. На военный договор с Польшей и возврат Киева не пошёл.

   — Договор с Польшей — это уния с латинством, а Русь была, есть и будет православной, а Москва — Третьим Римом, оплотом веры. Да, мы должны воспринять то лучшее: ученье и мудрости латинянские, но не потеряв своей веры. Даже Симеон Полоцкий и ученик его Сенька Медведев, што за латинство ратуют, и те протеву твово договору. Сын твой в иноземщину убег, говоря, што на Руси мыслящих людей нет, он их найти не хотел, вот и не зрил. Ты уж прости мене, Афанасий Лаврентьевич, и ты тако же, кроме свово договора с Польшей, ничего зрить не хошь.

   — Я в Посольском приказе до седых волос дожил, Артамон Сергеевич, боярством пожалован, а ты мене как отрока неразумного поучаешь. Што ж, спасибочки и на том.

Старик Ордын-Нащокин деланно поклонился, а затем чинно, с оскорблённым видом направился вон из дома. Андрей стоял и смотрел ему вслед. Артамон Матвеев подошёл к нему:

   — Нехорошо содеялось.

   — Да, нехорошо. Когда отца от приказу отъяли, я на боярина Афанасия злобу затаил, а сейчас жалость испытую.

   — Ты жалостливый, жёнку хамовну кинул, — зло бросил Матвеев.

   — Не, Артамон Сергеевич, мене от Алёны токма тюрьма али война отымет.

   — Взбесился ты, дурной. — Затем, помедлив, добавил: — Ну коли так, возвращайся в караул.

   — Воля ваша.

Выйдя на улицу, Андрей медленно побрёл вдоль домов. Снег приятно хрустел под ногами. Лучики месяца бегали по пушистым верхушкам сугробов. Ускорив шаг, Андрей поспешил в Кремль, подойдя к Боровицким воротам, он поднялся в стражную светёлку и остолбенел. В углу на лавке сидела Алёна. Увидев сотника, сидевший тут же стрелец поднялся и вышел.

   — Я истосковалась по тебе, отдала сына соседушке и прибежала сама.

Молча Андрей прижал Алёну к себе.

При царевиче Фёдоре дядькой-постельничим был сын боярина Богдана Хитрово, Иван. Он смотрел за одеждами, за порядком в палатах царевича, за соблюдением церемоний и вообще за всем, что принадлежало или подобало царевичу. Вот и сегодня рано спозаранку он перебирал старые одежды царевича, которые тому уже не лезли, и заодно сообщал последние сплетни.