Морис Симашко - Маздак Страница 18

Значит, поймали все же его!.. Аврааму вспомнился первый день в Ктесифоне, скачущие меж кустами Сиявуш со Светлолицым и убегающий по ту сторону рва человек. Та же оскаленная улыбка была у него…

Полсотни азатов ехало с ними. По дороге они сворачивали к своим селениям. К деху сотника Исфандиара повернули только на второй день к вечеру. Пятеро азатов ехали в том же направлении. Кроме них были приглашенные в гости Авраам, Фархад–гусан и еще двое.

Хороший, легкий конь был под Авраамом, и сам он ездил теперь как азат. Убитая копытами дорога суживалась между холмами, снова разбегалась, терялась в жесткой сухой траве. Неподвижные суслики проваливались при их приближении. Они бы уже доехали, но по древнему арийскому закону по возвращении домой надо раньше навестить кузню. А это было на добрый фарсанг в сторону…

Крепкая, из дикого горного камня, со времен первых Кеев стояла она здесь на восьми дорогах. Две дехканские арбы и десятка полтора азатов из других полков уже ждали очереди. Возвращаясь, каждый азат обязан привезти домой новый сошник. И выковать его должны только в своей кузне. Полуголый перс, прикрытый одним кожаным передником, бил красное железо. Молодой курчавый цыган раздувал мехи. Белые искры летели во все стороны, и нельзя было оторвать глаз от этого…

Красное, как из железа, солнце закатывалось за холмы. Полукругом сидели азаты. Позвякивая пальцами по крепленным к ореховой дуге воловьим жилам–струнам, слепой гусан пел о сотворении богом мира и человека; о первом на земле царе Кей–Марсе, научившем людей одеваться в звериные шкуры; о внуке его Хушанге, добывшем огонь из камня; о золотом царствовании Джамшида… Тысячу лет царствовал вещий Джамшид, мудро разделивший людей на сословия, пока не бросил вызов самому богу. «Мир — это я!» — сказал он, и с этого начались все войны и несчастья…

Когда измучили арийцев распри и усобицы, послали они старейшин к соседнему царю Заххаку в Страну Всадников, чтобы пришел и владел ими. Явился тот со своим войском и стал править, а законного царя Джамшида распилил надвое. Только заклят был дьяволом–иблисом отцеубийца Заххак. Две змеи от поцелуев Ахримана выросли из его плеч, и кормить их надо было человечьими мозгами. Двух самых прекрасных арийских юношей приносили ежедневно в жертву змееподобному царю. И вот тогда–то объявился спаситель Эрана, простой кузнец Кова. На железную пику поднял он свой передник, ставший знаменем Эраншахра…

От Ковы пошло у арийских царей имя Кавад. И когда беда грозит Эрану, бог посылает царя с этим именем… Молчали азаты. Глубокая ночь была уже давно. А кузнец с глухим стуком все бил и бил красное железо, и звездами взлетали искры в черное небо…

Авраам не спал… Кова… ковать… коваль…

Дех был небольшой: домов сорок. Глухими дувалами выходили они наружу. Сад, огород и хозяйственные строения были за ними, а заезжали туда через вмазанные в стену резные деревянные ворота. Канал — яб протекал под дувалами через все дворы, а улица вилась как придется…

Еще издали были видны коричневые прямоугольники на плоских крышах: сушились поздняя курага и персики — шаптала. Хороший знак: у самого въезда оглушил азатов с дувала огненный с зелеными переливами петух. Авраам вспомнил старика гусана у кузни. Это царь Тахмурас дал людям петуха с курами, обязав кормить и называть ласковыми именами…

Две жены были у сотника Исфандиара и шестеро детей от них. И раб был у него, но только на две трети. На треть он был свободным и имел маленькую мазанку со своим огородом сразу за дувалом Исфандиара.

Женщины надели новые покрывала к приезду господина, но быстро сняли: надо было готовить еду. Мальчики с невыстриженными клочками волос на бритых головах сразу принялись кормить лошадей. Обмылись с дороги по–арийски — нагретой на солнце водой из медного кумгана. Фархад–гусан и он, Авраам, были гостями Исфандиара. Другие азаты тоже взяли к себе в дом по гостю, и лишь один, Адурбад, поехал дальше в одиночестве. В малом селении жил он, в полуфарсанге от главного деха.

Ели большие светлые лепешки и суп из козла, зарезанного к приезду хозяина. Раб Ламбак, низенький длиннорукий перс, ел со всеми из общей глиняной миски. Потом передохнули на кошме у хауза с водой, переоделись в белое и пошли со двора. Исфандиар подумал немного и кивнул Аврааму, чтобы тот шел со всеми.

— Внутрь только тебя не пустят! — сказал ему Фархад–гусан…

Храм огня стоял на холме — маленький куб без окон. Низ его был из камня, а верх мазан красной глиной, как все дома в селении. Внизу у холма уже ждали приехавшие азаты — свои и из окрестных дехов. Несколько седоусых стариков сидели полукругом на корточках. Тут же был маг — тоже старый, но с бритым лицом. Он подслеповато щурился на всех, а красную хламиду держал свернутой под рукой. Вместе с другими он спрашивал у азатов, правда ли, что бог и царь царей Кавад думает совсем отменить сбор с дыма. Об этом говорили и в кузне, и по дороге сюда…

С холма было все хорошо видно. Брошенные дома узнавались по оплывшим, рухнувшим дувалам, потемневшим крышам. Даже деревья во дворах были какого–то другого — серого цвета. Многие свободно пашущие из сословия вастриошан ушли за речку на землю великих Каренов, потому что сборы там были меньше, чем на царской земле. Сразу за речкой виднелись мазанки нового селения. У самого подножия гор стояла ровная стена зеленых деревьев, квадратные белые башни поднимались за ними. Это был дасткарт Фаршедварда Карена — младшего брата Быка–Зармихра

Маг, приложив ладонь к глазам, посмотрел на солнце и принялся облачаться в свою хламиду. Все поднялись с корточек, прислужник пошел в дом у подножия холма за атрибутами. Авраам решился:

— Отец служитель совести, позволено ли будет мне увидеть Огонь?

Старый маг с изумлением посмотрел на него.

— Это царский диперан, — сказал Исфандиар.

Все с почтением посмотрели на Авраама.

— Нельзя иноверцу в капище огня… — Маг почесал большим пальцем за ухом. — Пусть постоит в проходе…

Прислужник вынес чашу, каменный топорик и барсам — пучок ярко–зеленых прутьев от какого–то горного кустарника. Маг принял у него топорик и прутья. Все встали, положив руки на веревочные узлы под одеждами. Настало «Время Сосредоточения»…

«Ануаварью» — главную молитву зашептал маг. Как ветер шелестели слова. Авраам оглянулся. Наверное, он один понимал что–то из шепота мага, потому что читал древние арийские книги… «Так же, как бога небесного, следует выбрать и наставника земного по праведности его, чтобы был он подателем добрых мыслей и вдохновителем дел, ведущих к истине — Мазде, а мир принадлежит ей!» — таков был смысл формулы из двадцати одного вечного слова.

Маг с топориком и прутьями, служитель с чашей, а за ними старики и азаты двинулись вверх к храму. Авраам шел сзади, рядом оказался раб — подросток с живыми темными глазами. По облику его было видно, что это аншахрик — невольник из иноверцев, скорее всего от корня тех римлян, которых два века назад пленил царь царей Шапур Первый. Это они построили знаменитую Плотину Кесаря в Дизфуле…

Двери у храма не было. Стена возникла сразу при входе. Нужно было сворачивать налево, узкий лабиринт вел вдоль всех четырех стен. Это было сделано, чтобы дневной свет не попадал внутрь и не смешивался там со святым огнем Мазды.

Через пахнущую печной глиной тьму двигался Авраам, задевая шершавые стены и тыкаясь в идущего впереди азата. Мальчик–аншахрик, которому тоже запрещалось заходить сюда, дергал его за руку при поворотах. Когда забрезжил свет, он подмигнул Аврааму и втолкнул вдруг его в самую молельню. Никто и головы не повернул в их сторону, а ему отсюда все хорошо было видно и слышно…

Резкое багровое пламя покачивалось на четырехгранном столбе–пиреуме. Никакой книги или свитка не было у мага, по арийскому закону слово написанное теряло чистоту. Даже в школах магов книги Авесты учили с голоса, из века в век. Недавно, уже при Сасанидах, стали добавлять к ним Зенды — толкования, разъясняющие древние, непонятные для нынешних персов слова…

«Зем–зем» дразнили арийских магов за их шуршащие молитвы. И песчаного варана, шуршащего и шипящего в колючей траве, называли зем–зем. Ровным кругом стояли азаты, и красные угли тлели в спокойных глазах. К растению, из которого производят «Напиток Жизни» — хайям, обращался маг… «Первое твое изготовление я прославляю словом, о мудрый, когда жрец берет ветви… Я прославляю и облако и дождь, которые дают расти твоему телу на вершинах гор. Я прославляю высокие горы, на которых ты вырос, Хайям! Я прославляю землю широкую, обширную, производительную, безграничную, твою мать, Хайям праведный. Я прославляю поле земли, где ты растешь, благовонный, и маздаическим ростом растешь, Хайям, на горе. И чтобы ты вырос по пути птиц, и был явно источником праведности. Расти моим словом, по всем стволам, по всем ветвям, по всем сучьям!..»[4]