Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель Страница 18

Часовые на сторожевой башне продолжали насмехаться над неприятелем и однажды, разойдясь не на шутку, своей остротой задели гордость герцога. По строю пронеслось разгневанное ворчание, люди схватились за мечи, а их капитаны забегали, отдавая команды.

Гилберт, стоявший позади Рауля, зашипел:

   — Мы вам покажем, паршивые псы!

Рауль смотрел, как на зубчатых стенах замка размешивают шкуры и мех зверей. Когда же он увидел, что шкуры выбивают мечами, до него дошёл смысл насмешки[14].

   — Какая дерзость! — вскричал он вне себя от гнева.

   — Привет дубильщику! Привет благородному дубильщику кож из Фалейса! — кричали часовые на башне. — Как, ты здесь, нормандский выродок? Бойко идёт торговля мехами?

Услышав это, Вильгельм вскинул голову. Взнуздав коня, он промчался мимо Нила де Сент-Совера, который с радостью скрыл бы от герцога происходящее. Теперь Вильгельм был на виду у людей, стоявших у моста. Его рука, сжимавшая рукоять меча, побелела, а на скулах заиграли желваки. Он сидел на коне как влитой, лицо его казалось ледяным, но под ледяной маской горел огонь.

Армия герцога замерла. Когда он наконец заговорил, его голос словно молнией пронизал воздух и заставил всех содрогнуться.

   — Клянусь Господом, этих мошенников постигнет та же участь, что и дерево, чьи ветви отрубают специальным ножом!

Вильгельм поднял коня на дыбы. Его охватила ярость. В атаку! На штурм! Сторожевая башня должна быть взята, сожжена дотла, а часовые должны увидеть его месть. Вильгельма пытались вразумить, но тщетно: он поклялся сровнять город с землёй. Иначе он никогда больше не поведёт в бой своих рыцарей.

Большая часть его людей пошла за Вильгельмом. Лишь более опытные и старые воины, страшась поражения, бормотали что-то о стратегии. Отбросив все волнения, вынув из ножен меч, Вильгельм прогремел:

   — Кто со мной? Говорите!

Ответом ему был громоподобный гул голосов. Вильгельм улыбнулся, и Рауль увидел, как стиснуты были его зубы. Об отчаянной схватке на мосту у Рауля остались лишь смутные воспоминания. На нападавших градом сыпались камни. Люди Вильгельма предпринимали вылазки и дрались врукопашную, когда щиты цеплялись друг за друга и люди с воплями отчаяния падали в реку. С башни летели дротики. Шлем Рауля был пробит одним из них, и, контуженный, юноша упал, всё ещё сжимая в потной руке меч. Об него спотыкались и на него наступали. С огромным трудом Рауль пытался подняться, расталкивая своих же товарищей. Наконец ему это удалось. Избитый и потрясённый случившимся, он стоял на мосту, качаясь от натиска людей со всех сторон. Прежде чем Рауль смог что-либо понять, воины герцога были уже у башни. Через мост бежали люди с тараном, наспех сооружённым из поваленного дерева. Его обхватывали мускулистые руки десятка солдат. Послышался глухой удар тарана о дверь башни, ведущей в замок. Однако дверь держалась. Люди, несущие это орудие, были мокрые от пота и тяжело дышали. То один, то другой из них падал под ударами дротиков, которые метали с башни. Наконец дверь поддалась, и, обезумев от ярости, заражённые азартом сражения, люди, перескакивая через тела погибших, рванулись наверх, где были часовые.

Всего на улицу было вытянуто тридцать человек. Всех их ждала месть герцога. Башню подожгли, и жители города в ужасе разбежались по домам. Те немногие, что остались на стенах замка, не отрывая глаз смотрели на языки пламени и чёрный столб дыма, поднимавшийся всё выше.

К этому времени к Алансону подошла с имуществом свита герцога, и люди стали разбивать палатки, намереваясь расположиться лагерем у стен города. Герцог стоял на мосту и с искажённым от ярости лицом наблюдал за приближением конвоя с пленными. Позади него стояли военачальники, охваченные тем же настроением, что и их вождь. Руки герцога, готовые выхватить меч, были в крови. Взглянув на меч, Вильгельм передал его Раулю быстрым нетерпеливым движением. Юноша бережно вытер лезвие и взял меч за рукоять, ожидая распоряжений герцога.

К герцогу подвели всех, кто уцелел в башне.

   — Будь с ними суров, милорд! — воскликнул Фиц-Осберн. — Господи, неужели люди, осмелившиеся нанести такое оскорбление, имеют право жить?

   — Они будут жить, — проговорил Вильгельм, — но по-своему.

Рауль, вытиравший окровавленный меч, взглянул на герцога и нахмурился.

   — Как деревья, чьи ветви отрезаны садовником, — продолжил Вильгельм. — Они останутся без рук и ног и будут живыми свидетелями моей мести, вселяя ужас в остальных!

По строю пронёсся одобрительный гул. Один из пленников завизжал от ужаса и упал в грязь к ногам герцога.

Рауль дотронулся до руки Вильгельма.

   — Милорд, вы не можете сделать этого! — тихо проговорил он. — Любой другой на вашем месте, но не вы! Не отрубайте им одновременно и руки и ноги! Вы не можете их искалечить так жестоко!

   — Я сделаю это! — возразил Вильгельм.

   — Люди узнают вас по-настоящему и будут страшиться вашего гнева! — восторженно вскричал Фиц-Осберн.

Рауль крепче сжал рукоять тяжёлого меча. Он обвёл взглядом пленников: одни дерзко смотрели герцогу в лицо, другие стояли на коленях, третьи молили о пощаде.

   — Ваша справедливость, ваше милосердие... Что стало с ними? — снова спросил Рауль.

   — Молчи, дурак! — прошептал ему на ухо Гилберт.

   — Позволь нам умереть! Мы просим лишь смерти! — стонал один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.

Рауль сбросил руку Гилберта со своего плеча.

   — Отнеситесь к ним со справедливостью! Такой, как вы, милорд, не может быть настолько жестоким!

   — У нашего «хранителя» сердце в пятки ушло при мысли о том, что кому-то пустят кровь! — презрительно воскликнули в толпе.

Рауль резко обернулся:

   — Я с радостью пущу твою, Ральф де Тени!

   — Держи себя в руках, Рауль! — гневно осадил юношу герцог. — Я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты, никто другой не переубедят меня.

Вильгельм сделал знак людям, охранявшим пленников. Снова раздался крик отчаяния и мольба о пощаде. Сопротивлявшегося пленника привязали к бревну, лежавшему на земле. Топор взлетел и опустился с глухим ударом. Воздух пронзил мучительный крик. Позади Рауля Гилберт удовлетворённо хмыкнул.

Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.

С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.

В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.

Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.

В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.

   — Братец, братец! — прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.

Юноша поднял глаза:

   — Ты видел это?

   — Да, это кровавая месть, — ответил шут. — Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?

   — Ты думаешь, я горюю о них? — горько спросил Рауль. — Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.

Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.

   — «Грядут иные времена», — прочитал он. — Господи, помоги!

   — Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? — обеспокоенно спросил Галет.

   — Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.

   — Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, — всё ещё не понимал Галет.

   — Я видел, как дьявола выпустили на свободу, — усмехнулся Рауль.

   — В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.

   —  Но седьмой день будет жить в памяти людей.

Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.

Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.

Под вечер к Раулю прискакал посыльный от герцога с требованием явиться. Юноша медленно вошёл в огромную палатку. Герцог был один. Тускло горела свеча. Вильгельм указал на меч, всё ещё валявшийся в углу.