Александр Тавровский - Герр Вольф Страница 18

– Входи, входи! – Гитлер перешел на таинственный шепот. – Видишь, тут ничего лишнего! Лишние предметы поглощают энергию недр и космоса и гасят ее. Садись прямо на кровать, Чапперль! Ни одна женщина никогда не входила в этот бункер и никогда не войдет! Но ты заслужила эту великую честь! Ты связана со мной незримой ариадниной нитью. Возможно, когда-нибудь в поисках вечного успокоения мой мятежный дух переселится в твое тело. Поэтому от тебя у меня нет и не может быть тайн!

Он вплотную приблизился к сидящей на кровати белокурой женщине, осторожно двумя руками, как чашу Священного Грааля, обхватил ее голову и, повернув к себе лицом, пристально посмотрел в глаза.

– Я открою тебе государственную тайну, Чапперль! Место для «Вервольфа» выбрано неслучайно. Я много часов беседовал с моими астрологами и магами из института «Наследие предков» доктора Вирта и с ним самим. Они поклялись, что вся Винницкая область покоится на колоссальной тектонической плите. Ей многие миллионы лет! Ее не смог затопить плейстоценовый океан, а ледники в ледниковый период остановились севернее.

Теперь голос Гитлера потерял последние живые оттенки и из гортанного превратился в подобие какого-то зловещего уханья, похожего на уханье при забивании свай. Казалось, что не фюрер, а некое странное существо, живущее на самом дне его души, решило поделиться с Евой информацией, которую смертным знать не положено и узнав которую они тут же превратятся в соляной столб.

– Изначально, – как всегда, без малейших пауз продолжал вещать фюрер, – гранитная плита представляла собой идеальное по космоэнергетической проводимости Место Силы. Поэтому Высший Разум решил воспользоваться им в качестве Миграционного Монадического Портала Мироздания. Это было очень давно, когда Земля еще представляла собой идеальное Божественное Творение и была Совершенным Планетарным Логосом.

Ева смотрела на фюрера глазами, полными ужаса и удивления. Она не понимала ни слова, но свято верила в историческую миссию своего возлюбленного. Едва ли и сам Гитлер до конца понимал классическую абракадабру космогонии, вызубренную им с прилежностью средневекового школяра со слов ученых-астрологов. Выражение его лица в этот миг напоминало то безжизненную гранитную плиту, то маску самоубийцы, уже выпившего яд и только тут постигшего всю фатальную неотвратимость содеянного.

– К сороковым годам двадцатого века, – уже глядя сквозь Еву, шаманствовал Гитлер, – высшая космическая структура Миграционного Монадического Портала Земли находилась в состоянии упадка и запустения, потому сам Портал был законсервирован сразу же после Грехопадения Земли и Человечества. Но его тонкоматериальная и каузальная структура продолжала существовать. Именно эта структура должна быть преобразована для реализации моих грандиозных замыслов! Мои оккультисты, маги и эзотерики, монахи Черномонашеского ордена с Тибета, здесь, в «Вервольфе», воссоздали уникальную по силе тонкоматериальную инфраструктуру, которая позволяет притягивать и аккумулировать колоссальные космоэнергии!

Выпалив все это, Гитлер болезненно сморщился, вздрогнул всем телом и, все еще сжимая в ладонях голову Евы, вдруг абсолютно буднично спросил ее:

– Шатц! Ты что-то хотела мне сказать?

Пораженная столь неожиданным перевоплощением этого страннообразного, но горячо любимого ею человека, Ева сперва смешалась, а затем припомнила жутко смешную историю из жизни в Оберзальцберге.

Как-то после того, как Гитлер ушел к себе отдыхать, Шпеер, Геббельс, Шлеминг и сестра Евы Ильзе, сидя за карточным столом, вопреки категорическому запрету фюрера закурили. Неожиданно Гитлер, как злой дух, снова возник в гостиной. Сигареты мгновенно исчезли, а Ильзе впопыхах села на пепельницу, куда секундой раньше положила недокуренную сигарету.

Эта пикантная деталь не ускользнула от сверхпроницательного Гитлера. Он встал возле Ильзе и попросил объяснить ему правила игры. Поджариваясь на медленном огне, Ильзе детально раскрыла фюреру все тонкости покера. Ехидно улыбнувшись, Гитлер ушел.

– И знаешь, милый, – уже самозабвенно тараторила Ева, – о чем я спросила Ильзе на следующий день? Не прошли ли у нее пузыри от ожогов на попе!

И, весело хихикнув, совершенно не к месту добавила:

– Ади, ты всегда относился к женщинам так трогательно и прощал им их маленькие слабости!

Польщенный Гитлер неловко прижал ее голову к своей груди.

– Ты права, Чапперль! Женщины – моя слабость! Недавно я был ужасно возмущен, узнав о мягком приговоре, вынесенном судом убийце женщины. Я всегда считал убийство женщин и детей особенно подлым делом! Если наши суды и дальше будут выносить такие приговоры, я намерен создать соответствующий имперский закон и послать министерство юстиции ко всем чертям!

Он выпустил из объятий Еву и сделал шаг назад. Глаза его, только что безмятежные и доброжелательные, стали наливаться неестественным светом.

– На Западе меня называют чудовищем! Мне ставят в вину депортацию евреев, какие-то мифические концлагеря, массовые расстрелы военнопленных и прочую чертовщину! Когда-нибудь они под диктовку евреев напишут, что и мой «Верфольф» построен на костях попавших в плен варваров! Ты не должна верить ни единому слову, Чапперль! «Вервольф» стоит на граните! А на костях… – его голос уже оглушающе громыхал в замкнутом пространстве бункера, – на костях… слушай меня внимательно, Чапперль! Ты даже не представляешь, с какими кровавыми первобытными минотаврами мы столкнулись на Востоке! По моему приказу в окрестностях Винницы были раскопаны массовые захоронения жертв сталинских репрессий. Этакие циклопические могильники для скота! Мы выставили их на всеобщее обозрение и суд истории! Чапперль, ты сейчас почернеешь от ужаса! Каждый десятый житель Винницы был уничтожен без суда и следствия задолго до прихода сюда вермахта! Десять тысяч разложившихся трупов! Ну почему я не отдал приказ начать крестовый поход против СССР еще в тридцать седьмом?! Мы спасли бы миллионы советских людей! Хотя большинство из них, шатц, хуже скотов! Чекисты рыли братские могилы прямо в парке культуры и отдыха имени Горького! Это такое место в СССР, где быдлу разрешено по выходным плясать и случаться! Ты себе можешь представить нечто подобное в берлинском Люстгартене?! Так вот, в тюрьме всех расстреливали, а недострелянным дробили черепа прикладами винтовок и свозили трупы в этот самый парк культуры! Можешь мне поверить, после войны эти твари, если мы им, конечно, это позволим, будут снова плясать на костях своих соплеменников под звуки «Интернационала»! И после всего этого мировая общественность отказывает мне в праве считать себя Человеком Будущего, вермахт окрестила «смертоносным катком», а моих славных рыцарей Черного ордена – кровавыми мясниками! Какое сатанинское лицемерие!

Фюрер в ярости носился по крошечной комнате, бил кулаками в бетонные стены, нечленораздельно орал и топал ногами.

Через несколько минут пыл его иссяк. Он приблизился к Еве и как ни в чем не бывало крепко схватил ее за руку.

– Что ты там говорила, шатц, про пузыри от ожогов на попке твоей глупой Ильзе? – задыхаясь от внезапно нахлынувшей на него страсти, прохрипел он.

В следующий миг он привычно повалил Еву на персидский ковер, какое-то время безуспешно пытался сорвать с нее одежду и в зверином угаре, кажется, овладел ею.

Но, еще лежа на горячем, послушном его желанию теле своей несчастной любовницы, он, тяжело дыша и стоная, шептал ей на ухо:

– Ты чувствуешь, как у тебя внутри все горит?! Это гранит согревает твое тело своими волшебными лучами! Идиоты строители специально добавляли в бетон черноморскую гальку, чтобы погасить подземное излучение! Но оно все равно сохранилось! Возможно, ты от него завтра умрешь, возможно, умру я! Наплевать! А может, мы оба с его помощью очистимся от земной скверны и пойдем навстречу самой великой победе в истории человечества!

Вдруг Гитлер вскочил на ноги, отряхнулся и повелительно крикнул Еве:

– Все, шатц! Все! Ты меня воскресила! Теперь я снова совершенно здоров! Возвращайся в Оберзальцберг. Прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего утра! Как только мы возьмем Кавказ и Сталинград, я приеду к тебе и мы, может быть, поженимся! Иди же! Не смей задерживаться ни на секунду! Это приказ!

Часть вторая

Глава 21

На ужин в офицерскую столовую фюрер вошел с гордо поднятой головой. Он был глубоко экзальтирован и не собирался это скрывать.

– Господа! – вибрирующим от перевозбуждения голосом с порога торжествующе крикнул он. – Я счастлив быть вестником великой победы немецкого оружия! Вопреки всем сомнениям и подлому карканью моих недоброжелателей и маловеров, я, как всегда, оказался категорически прав! Только что мне доложили: взят первый бастион русских нефтяных промыслов – Майкоп! Уже завтра на Баку и Сталинград танки вермахта будут наступать на русском горючем! Зиг хайль, господа!