Борис Воробьев - Шествие динозавров Страница 18

«Какая женщина!» — залюбовался Попеко.

— И что же?

— Да дело-то все в том, что не просто чистить. Не просто!

— Не просто?

— Да! Не просто, а секретным биологическим способом. В нашей стране такой эксперимент будет произведен впервые. Для капиталистов это уже пройденный этап, а у нас еще не пробовали. В общем, с помощью макроорганизма!

— Микробами, что ли? А вдруг они заразные?

— Да не микро-, а макро-. Чувствуете разницу? Большой то есть организм.

Столбик пепла рос на неподвижной Алининой сигарете.

— Что за организм?

— Эклога!

— Чушь какая, Колечка. Эклога — это что-то из области литературоведения. Евгений Иосифович вас купил, — и она изящным щелчком стряхнула с сигареты пепел в пепельницу каслинского литья, изображающую собой розвальни.

— Я вам клянусь. В том состоянии, в котором был Евгений Иосифович, не покупают. Эклога — от слова экология.

— Тогда почему не Эколога? — раздумчиво произнесла хозяйка. — Ну, хорошо! Меня здесь интересуют две вещи: что такое эта Эклога, как она будет чистить, откуда ее возьмут, ну, и не опасна ли она, и еще: почему это все держится в тайне?

Коля подумал, что это уже не две вещи, допил кофе и стал отвечать по порядку.

— Ну, во-первых, Эклога. Это такой макроорганизм…

— Коля, — поморщилась Алина, доставая вторую сигарету, — нельзя ли без этих ваших псевдонаучных терминов, по-человечески нельзя ли?

— Ну, хорошо. Эклога — это такое чудовище невероятных размеров, побольше Несси. На коже у нее есть специальные железы, которые вырабатывают секрет, способный нейтрализовать всю дрянь, что мы спускаем в озеро. Кроме того, для того, чтобы дышать, эта гадина должна прогонять через себя тонны озерной воды, тем самым фильтруя ее. Раз в неделю она поднимается на поверхность и дышит воздухом. Причем объем ее легких так велик, что начинается микроураганчик, и весь воздух, застоявшийся в озерном бассейне, фильтруется опять же через нее. Питается она в основном отходами химического производства. Все эти пластмассовые обрезки можно будет теперь не вывозить на свалку, а кидать прямо в озеро — чудище их пожрет и еще спасибо скажет. Таким образом, можно будет значительно сократить автопарк. Вы чувствуете, какой экономический эффект? Да, чуть не забыл: температура тела Эклоги такова, что озеро постепенно нагреется и купаться можно будет круглый год.

— Николай, — глухо произнесла Алина, давя окурок в розвальнях. — Николай, вы меня ошеломили. Но, простите за нескромность, ведь у… Эклоги тоже должны быть какие-то отходы, и, судя по ее размерам, немалые. Их-то куда девать?

— Это пусть вас не беспокоит, — обрадовался почему-то Коля. — Отходов крайне мало. Эклога почти безотходная. А то, что все-таки образуется, будет продано садоводам, деньги же от вырученного… э-э пойдут на приобретение еще одной особи прямо противоположного пола. Потом у них появятся экложата, их можно будет предлагать за границу, у города появится валюта.

Алина задумалась.

— Да… перспектива. Только что-то все это слишком уж безоблачно. А побочный эффект?

— Пока не отмечен. Капиталисты не жалуются.

— А экспортер кто?

— Я разве не сказал? Братья по разуму… ну, то есть эти… побратимы. Эклоги у них там в диком состоянии по джунглям шастают. Раньше колонизаторы их себе отлавливали, а теперь власть переменилась, вот они нам одну уступают, вроде презента. Бесплатно!

— Коля, — Алина порывисто схватила его за руку. — Коля! Вам не страшно? Коля?!

— В смысле? — удивился он.

— Ну как же!? Пустить в город незнакомое, немыслимое чудовище. Даже кошку завести и то подумаешь, а тут… Вам не кажется, что оно какое-то подозрительно полезное? Ну, мало ли что! Ведь никто ничего не знает!

— Да что — мало ли что? — возмутился Коля. — Это же не химия какая-то и не радиация. Живой организм. Все естественно. Вот озеро замерят, если глубина соответствует, то и привезут.

— А как же ее доставят, такую громадину?

— Привезут детёныша в специальном контейнере, расти будет прямо в озере.

— Но почему же от населения скрывают? Что за тайны Мадридского двора?

— Чтобы паники не было, — сурово и спокойно ответил Коля. — Только смотрите — никому. Я рассказал вам, — он помялся и продолжал решительно, — да, я сказал вам как близкому человеку, и прошу вас молчать. Иначе… иначе могут быть последствия.

Алина проводила Колю и потом смотрела с балкона, как он уходит в сгущающуюся ночь. История с бывшим мужем и его сестрой почти перестала ее мучить. Новость, сообщенная Колей, заключала в себе гораздо большую эмоциональную силу. Новость сулила продолжение, и Алина чувствовала, что многое в этом продолжении коснется ее…

Ровно в двадцать три ноль ноль зазвонил телефон. Звонил Второй Голос. Он шепотом и довольно косноязычно доложил о своей большой любви (видно, жена пошла в ванную) и хотел уже повесить трубку, но тут Алина сказала такое, что прекратить разговор было немыслимо. Второй Голос был патриотом, журналистом, и судьба города была ему небезразлична.

Простодушный читатель, конечно же, изумится, узнав, что к полудню следующего дня город Гулькино Озеро прямо-таки кишел разговорами о чудище.

БИЧ Евгений Иосифович, встретивший на улице Колю, который бежал на службу, плюнул ему на «скороходокский» полуботинок и сказал:

— Эх ты, членистоногое!

С каждым днем в городе становилось все тревожней. Несколько раз по местному радио выступали отцы города, разъясняли ситуацию и заверяли, что впервые слышат о какой-то Эклоге, в одной из передач они, правда, сообщили, что наперекор желанию народа поступать не намерены, но теперь им уже не верили.

Замеры на озере, однако, прекратились, Евгений Иосифович лишился твердого заработка и отбыл из города в одному ему известном направлении.

Однажды главный технолог Стулова, идя на работу по утреннему холодку, увидела на площади перед большим красивым домом, где работали отцы города, большую же, но не красивую, а довольно возбужденную и потому безобразную толпу. Стулова не сразу поняла в чем дело, а поняв, хотела быстренько проскочить мимо, но вдруг перед ней мелькнул знакомый силуэт. Силуэт держал над головой самодельный плакатик и кричал: «Доколе!?» Глупая Стулова была близорука, поэтому, чтобы понять, кто же этот безумно знакомый человек, ей пришлось подойти поближе. Каков же был ужас главного технолога, когда в нарушителе порядка она узнала своего заместителя тишайшего Петра Сидоровича Иванова. На плакатике красовалось: «Долой Эклогу». В окнах красивого дома было пусто.

— Петр Сидорович, — прошипела Стулова, дергая паршивца за рукав, — Петр Сидорович, извольте немедленно отправляться на рабочее место!

Обычно покорный заместитель издал носом злобный звук и ответил заносчиво:

— Рабочий день еще не начался, а в мою общественную жизнь я прошу вас, Лада Семеновна, не вмешиваться.

— Вы… вы… манифестант! — вне себя закричала начальница.

Эх, Лада Семеновна! Товарищ Стулова. Идти бы вам по холодку на работу. Что вам до какого-то Иванова? Пусть митингует себе. Помитингует, пар выпустит, успокоится. С радостным чувством выполненного гражданского долга придет и примется за работу, И будет думать, что вот и он молодец, не отсиделся, участвовал. Но поздно, поздно, Лада Семеновна.

Сразу с нескольких сторон к площади подкатили автобусы, наполненные людьми в форме, то есть я хотела сказать, наполненные людьми, одетыми в форму.

— Граждане, разойдитесь! — скомандовали в мегафон.

Глупая Стулова хотела разойтись, но почувствовала, что страх сделал ее ноги слабыми и вялыми, как у ватного зайца, подаренного ее внуку на пятилетний юбилей. Ища опоры, она вцепилась в плечо Петра Сидоровича, который все еще держал над головой протестующий плакатик. Петр Сидорович, который тоже хотел разойтись, теперь не мог сдвинуться с места, обремененный полуобморочной начальницей. Со стороны они представляли довольно мощный, не согласный с генеральной линией дуэт и, может быть, поэтому в числе первых оказались в казенном автобусе.

Только к концу рабочего дня в отделе главного технолога появились Лада Семеновна Стулова и Петр Сидорович Иванов. Манифестанты избегали смотреть друг на друга и тут же припали к своим рабочим столам, как припадают, наверное, к яслям измученные переходом коняги.

На следующее утро, дорисовывая перед зеркалом верхнее левое веко, красивая Алина слушала радио. Пытаясь достичь необходимой насыщенности цвета цикламен непосредственно над ресницами, она вместе с участниками передачи хотела выяснить, насколько вменяемы были все предыдущие руководители нашего государства. Приглашенные в студию известные врачи-психиатры, социологи и просто именитые люди срывали все и всяческие маски, вызывая естественное негодование слушательницы — в дурдоме живем, — как вдруг в динамике защелкало осипшим соловьем и наконец в эфире провисла тишина. Алина ждала некоторое время, потом возмущенно покрутила ручку приемника: психиатры вошли в раж, можно было услышать много интересного, но тут раздались позывные местной радиостанции Гулькина Озера: кто-то с азартом стучал на ксилофоне: «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы», пауза и снова «Белые розы» и так восемь раз. Алина начала терять терпение: уже полчаса, как она должна была быть на службе. Наконец в приемнике закашляли и в эфир проник неприятный, но знакомый всем голос диктора Кильева, который по совместительству был собственным корреспондентом и редактором всех передач. Дикция диктора и способность излагать свои мысли вызывали соображения насчет того, что где-то у Кильева есть мохнатая лапа. Говоря же проще, диктор Кильев не выговаривал все согласные звуки, а гласные произносил сильно в нос. Воспроизвести с помощью русской орфографии звуковой ряд речи диктора задача невыполнимая, поэтому мы и не будем пытаться ее выполнить. Пусть читатель поверит, что, предельно напрягая слух, немноготысячная аудитория Гулькина Озера поняла, что в рубрике «Знанием по незнанию» он, диктор Кильев, расскажет о том, с каким трудом во все века новое побеждало старое. В качестве примера были приведены такие выдающиеся люди, как Джордано Бруно, Галилео Галилей, Жанна д'Арк и почему-то Тарас Бульба, который, как утверждал диктор, сгорел на костре за свои передовые идеи. Затем передали интервью.