Геннадий Мурзин - Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе Страница 18

Снимая пиджак и вешая на деревянный крючок, сохранившийся с древних пор, я возразил:

– Не прибедняйся, Денис… Все ёрничаешь, да?

– Проходи в гостиную, а я чай поставлю.

Хозяин медленно и осторожно зашаркал в сторону крохотной кухоньки и стал шебаршить посудой.

И вот на круглом и стареньком, как и сам хозяин, деревянном столе – пыхтящий паром чайник, сахар, домашнее печенье. Сидим напротив друг друга и вспоминаем. После второй чашки Денис, разглядывая меня, заметил:

– А тоже постарел, – и закачал седенькой головой.

– От этого – никуда, – сказал, усмехнувшись, я и стал размешивать в чашке комки сахара, Потом, кивнув на стеллажи, занимающие две стены снизу доверху, добавил. – Сохранил. Я боялся, что…

– Что пропил? – Денис хрипло хохотнул.

– Не библиотека, а сокровище… Жалко было бы, – я вздохнул, вспомнив, как Денис при каждом очередном затяжном запое хватал книгу и продавал за бесценок, чтобы только опохмелиться.

Денис понял мой вздох.

– Не пью… И давно.

– Уже наслышан.

– Откуда? Кто насплетничал?

– Мало ли, – неопределенно ответил я, не желая выдавать говорливую старушку-соседку. – К тому же не сплетня, а правда.

– Ненавижу! Сидят днями во дворе и чешут, чешут своими погаными языками… Еще о чем тебе успели рассказать?

– Ничего плохого… Другим, говорят, стал.

– А, помнишь, я говорил: потреблю свою норму и завяжу.

– Как не помнить!

– Ты не верил, помнишь? Трепотней называл.

Я засмеялся.

– Так ведь, как ты говорил? Выпью цистерну и – все.

– Ха-ха-ха! Такая норма.

– Можно ли, будучи в здравом уме и твердой памяти, поверить, что ты одолеешь этакую «норму»?

– Осилил-таки, скажи? Уже сколько лет и ни грамма. Даже в большие праздники. Так что, извини, что сидим всухую.

– А чай?

– Не как прежде… Впрочем, ты и тогда не шибко-то баловался.

Я заметил:

– Жена, наверное, не нарадуется.

Денис фыркнул.

– Как бы не так! Все равно зудит над ухом. Правда, по другим поводам… Находит… Никак не угомонится. В крови у баб…

Сделав пару глотков горячего и запашистого чая, решил спросить:

– В прошлом, помнишь, ни одной бабы не пропускал…

– Было, да быльём давно поросло.

– Так-таки и с этим завязал?

– Все оставил там.

Попытался опять пошутить, но, кажется, неудачно:

– С любовью кончены все счеты?

Денис посмотрел мне в глаза и грустно вздохнул.

– Знаешь, о чем я думаю?

– Пока не скажешь – не узнаю.

– Камер-юнкеру Пушкину бы хорошую жену! – какой резкий в разговоре поворот, но это неудивительно: он на своего «конька» не мог не вскочить.

– И что тогда?

– Прожил бы долгую и счастливую жизнь… И написал бы еще много замечательных вещей.

– Натали он любил, – заметил я.

– Да, любил…

– И волочился за двумя десятками других.

– А она?! – Денис недовольно и осуждающе хмыкнул. – Хвостом крутила! Ревность в муже вызывала… Из-за нее он погиб, из-за нее!

– Это – твое мнение.

– Не только! Это мнение многих исследователей жизни и творчества Пушкина, – Денис покачал головой и добавил. – Не повезло гению.

– С судьбой не поспоришь.

– Возможно… Но неудачников все равно больше.

– Удачлив тот, кто за ценой не стоит…

– Любовь – бесценна, – Денис вздохнул, – особенно, если верная, взаимная. Нет такой цены, которой бы не стоило пожертвовать ради счастья любить и быть любимым.

Вечерней электричкой я уехал. Прощаясь, Денис спросил:

– Увидимся ли?

Мне не хватило мужества солгать, и я честно, глядя в его потускневшие глаза, с грустью признался:

– Вряд ли…

Крутая динамистка

Астафьев и Корепанов вернулись к себе в половине седьмого вечера. Они поднялись на третий этаж, приблизились к двери кабинетика, но оттуда доносился дикий мужской хохот. Астафьев чертыхнулся в сердцах.

– Черт, что им надо? Все еще на работе торчат. Думал, что их след давным-давно простыл, – он обернулся к сопровождению. – Одну минуту… подождите здесь, – он вошел. – Что вы тут делаете? – спросил он находившихся в кабинетике. – Не пора ли по домам?

Капитан Осипов, взглянув на недовольное лицо майора Астафьева, спросил:

– Мешаем? Хочешь с кем-то посекретничать?

– Ты прав, Серега. Мы тут доставили одну девицу… Хотелось бы побеседовать с глазу на глаз.

Осипов загадочно ухмыльнулся.

– Девица? Симпатичная хоть?

– Что надо, пошляк, – ответил Астафьев и прошел к своему столу. Он открыл одну из створок окна. – Надымили, дьяволы, – он обернулся и, увидев, что мужики все еще сидят, грозно свел брови к переносице. – Все еще здесь?

Осипов встал, а за ним – и другие.

– Уходим, уходим. Давай, секретничай.

Все вышли. И тут же появилась девушка, сопровождаемая Корепановым.

– Присаживайся, – пригласил девушку майор полиции Астафьев. – Поговорить надо.

Доставленная села на стул, закинула ногу на ногу и коротенькая юбченочка задралась еще выше, обнажив полностью длинные и стройные девичьи ноги. Она встряхнула головой, и длинные русые волосы волнами улеглись на ее плечах и спине. Достала из маленькой сумочки зеркальце и стала изучать свое лицо. Делала она все обстоятельно, не проявляя никакого беспокойства.

Корепанов, тем временем, достал из портфеля портмоне из крокодиловой кожи, бумажный пакет, в котором лежали драгоценности и деньги, выложил на стол перед Астафьевым.

– Сглупила, конечно, – неожиданно произнесла девушка, глядя на все то, что выложил на стол старший лейтенант Корепанов. – Зачем мне все это надо было? Дура!

– Самокритика – это хорошо. Осознание содеянного – половина пути к исправлению, – заметил Астафьев, по-своему поняв слова девушки.

Девушка недовольно фыркнула, скривив губы.

– Осознание? Чего!?

– Осознание того, что красть чужое – дурно. Это – с нравственной точки зрения. А с правовой, того хуже, кража личной собственности граждан – уголовно наказуемое деяние, предусмотренное статьей сто сорок четыре Уголовного кодекса РФ.

Девушка, откинув голову, расхохоталась. Расхохоталась не притворно, а совершенно искренне.

– Что тут смешного? – удивленно спросил Астафьев. – В твоем положении должно быть не до веселья.

– Вы думаете?

– Конечно. Обычно мало радости испытывают доставленные в управление внутренних дел области.

– Только – не в моем случае.

– Почему? Чем отличается твой «случай» от других? Типичное воровство.

Девушка не ответила. Она сама спросила:

– Вы подумали, что я сожалею о сделанном? – девушка снова расхохоталась. – Как вы ошибаетесь!

– Но факт, что сожалеешь.

– Да, сожалею, но не о том.

– Тогда – о чем?

– О том, что взяла портмоне, не исследовав его содержимое. Времени было достаточно. Никуда не спешила. Как обычно… Но в этот раз…

– «В этот раз»? – зацепился Астафьев. – Не значит ли, что подобный случай в вашей биографии не первый?

Девушка подозрительно осмотрелась. Увидев, что ни один из мужчин ее слова не записывает на бумагу, успокоилась.

– Прежде чем я продолжу беседу, хочу с вами договориться вот о чем: все, о чем пойдет речь, не для протокола, ясно?

– Наташа, стыдись! Ты нам выставляешь условия?

– Именно вам. Как я поняла, это действительно не допрос, а лишь беседа. Иначе – был бы здесь следователь. Следователя нет, и не может быть, так как у вас нет оснований для возбуждения уголовного дела

– Заблуждаешься, – возразил Корепанов. – У нас достаточно оснований для возбуждения уголовного дела…

– У вас – да. У следователя – нет.

Астафьев язвительно заметил:

– Подкованная… Юная особа разъясняет нам уголовно-процессуальный закон.

– Почему бы и нет? Короче, ребята, или вы соглашаетесь с моим условием, или я умолкну, – она сделала короткую паузу, потом махнула рукой. – Впрочем, это неважно. Все равно откажусь от всего, если вы попытаетесь воспользоваться моей откровенностью, так как наш разговор не имеет никакой юридической силы.

Астафьев удивленно смотрел на девушку.

– Такая молодая и такая уже опытная… Наташа, скажи, ты уже имеешь судимости?!

– Бог миловал. Надеюсь, что и впредь также…

– Хорошо, Наташа, ты права: содержание нашей беседы останется между нами… скорее всего… Но гарантировать, что Бог и на сей раз избавит тебя от исправительной колонии, не могу…

– Вы – не можете, а я – могу.

– Ты меня удивляешь все больше и больше.

– То ли еще будет, – ответила, вновь расхохотавшись, она. Потом, посмотрев на офицеров с откровенной снисходительностью, продолжила. – Я вам должна объяснить основные принципы моей работы – в случае, который вас интересует, а также во всех других…

– Сколько их было? – спросил Корепанов.

– Статистикой не занималась, – все также снисходительно ответила она, – но думаю, что не меньше десяти… за нынешний год.