Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона Страница 18

— И въ этомъ таинственномъ мѣстѣ Джобъ Прэй, должно быть, состоитъ чѣмъ-нибудь вродѣ домового или лѣшаго, потому что вы съ нимъ о чемъ-то такъ таинственно изволили шептаться.

— Надѣюсь, сэръ, — возразилъ незнакомецъ, — что у насъ еще до того не дошло, чтобы честнымъ людямъ нельзя было поговорить между собою.

— Разумѣется, сэръ, — отвѣчалъ Ліонель, — и я вовсе не имѣлъ въ виду вамъ препятствовать въ этомъ.

Они разстались. Ліонель пошелъ на Тремонтъ-Стритъ, чтобы проститься съ мистриссъ Лечмеръ и кузинами. Никого не встрѣтивъ, онъ прошелъ къ себѣ въ комнату, тамъ немного позанялся и вышелъ въ гостиную. Изъ маленькаго кабинетика мистриссъ Лечмеръ донесся до него ея голосъ. Дверь была полуоткрыта. Ліонель подошелъ я хотѣлъ уже попросить позволенія войти, какъ увидалъ Абигаиль Прэй, которая вела съ хозяйкой дома оживленную бесѣду.

— Старикъ и очень бѣдный, вы говорите? — спрашивала мистриссъ Лечмеръ.

— Кажется, ему все извѣстно, — говорила Абигаиль, кидая вокругъ себя взгляды, въ которыхъ виденъ былъ крайній испугъ.

— Все! — повторила дрожащими губами мистриссъ Лечмеръ. — И вы говорите, что онъ пріѣхалъ съ маіоромъ Линкольномъ?

— На томъ же кораблѣ, и небу было угодно, чтобы онъ поселился у меня въ наказаніе за мои грѣхи.

— Зачѣмъ же вы позволяете ему жить у васъ, если онъ васъ стѣсняетъ? — возразила мистриссъ Лечмеръ. — Вы у себя въ домѣ полная хозяйка.

— Домъ, въ которомъ я живу, мнѣ не принадлежитъ. Онъ можетъ служить прибѣжищемъ для всѣхъ несчастныхъ. Старикъ имѣетъ такое же право, какъ и я, поселиться въ пустомъ магазинѣ.

— Вы первая въ немъ поселились, и вы женщина. Ваше право старше, — настаивала мистриссъ Лечмеръ голосомъ, въ которомъ слышались непреклонныя ноты. — На вашемъ мѣстѣ я бы выгнала его на улицу, какъ собаку.

— На улицу! — повторила Абигаиль, испуганно оглядываясь кругомъ. — Сударыня, ради Бога, тише говорите!.. На улицу… Да я глядѣть на него боюсь, у него такіе глаза, точно онъ насквозь меня видитъ. Онъ пересказалъ мнѣ все, что я когда-либо сдѣлала… Джобъ его боготворитъ, просто молится на него, и если я сдѣлаю ему какую-нибудь обиду, старикъ легко можетъ отъ Джоба узнать все то, что мы съ вами скрываемъ…

— Какъ! — дрогнувшимъ отъ ужаса голосомъ вскричала мистриссъ Лечмеръ. — Неужели вы были такъ глупы, что все разсказали своему идіоту?

— Этотъ идіотъ мой сынъ, моя плоть и кровь, — отвѣчала Абигаиль и даже поднесла руки ко лбу, какъ бы умоляя о прощеніи за свою нескромность. — Ахъ, мээмъ, вы счастливица, вы живете въ богатствѣ и въ почетѣ, у васъ прелестная, кроткая, добрая внучка, поэтому вы никогда не поймете, какъ это можно любить такого, какъ Джобъ. Но когда сердце разбито и задавлено тяжкимъ бременемъ, тогда невольно спѣшишь открыться тому, кто готовъ взять на себя хотя часть этого бремени. A вѣдь Джобъ — мой сынъ, мое чадо, хотя и отнятъ у него разсудокъ.

Мистриссъ Лечмеръ нѣсколько минутъ не отвѣчала, и Ліонелъ воспользовался этимъ промежуткомъ, чтобы отойти и не слушать больше разговора, который, очевидно, для него не предназначался. Онъ вошелъ въ гостиную и бросился на стулъ, думая, что въ комнатѣ никого больше нѣтъ.

— Какъ! Майоръ Линкольнъ уже вернулся! — воскликнулъ пріятный голосъ Сесліи Дайнворъ, которая сидѣла на другомъ концѣ комнаты. — И притомъ вооруженный съ ногъ до головы, точно бандитъ!

Ліонель вздрогнулъ, потеръ себѣ лобъ, какъ бы просыпаясь отъ сна, и отвѣчалъ:

— Да, я именно бандитъ… и еще какъ-нибудь назовите… Ко мнѣ все подойдетъ.

Сесиль поблѣднѣла.

— Кто же рѣшится такъ говорить о майорѣ Линкольнѣ? — возразила она. — Онъ самъ къ себѣ несправедливъ.

— Что я такое сказалъ, миссъ Дайнворъ, какую нелѣпость? — воскликнулъ, опомнившись, Ліонель. — Я весь ушелъ въ свои думы и слышалъ только вашъ голосъ, а самаго вопроса не понялъ.

— A между тѣмъ на васъ полное вооруженіе: шпага и даже пистолеты.

— Да, я сегодня въ ночь выступаю съ отрядомъ въ качествѣ волонтера, — сказалъ онъ, снимая съ себя оружіе. — Этотъ отрядъ посылается во внутреннія земли. Вотъ почему я и вооружился, несмотря на свои мирныя намѣренія.

— Ночью назначенъ походъ вглубь провинціи! — сказала Сесиль, поблѣднѣвъ еще больше и съ трудомъ переводя духъ. — Для чего же это майоръ Линкольнъ добровольно присоединяется къ подобной экспедиціи?

— Я намѣреваюсь только быть очевидцемъ того, что можетъ случиться, о цѣли же похода такъ же мало освѣдомленъ, какъ и вы.

— Тогда оставайтесь дома, — твердымъ тономъ произнесла Сесиль, — и не принимайте участія въ предпріятіи, имѣющемъ, быть можетъ, нехорошую цѣль и опасномъ по результатамъ.

— Цѣли я не знаю, слѣдовательно, и не могу за нее отвѣчать, а мое присутствіе или отсутствіе нисколько на исходъ дѣла не повліяетъ. Что же касается опасности, то, разъ идутъ наши гренадеры, ни о какой опасности не можетъ быть и рѣчи, хотя бы непріятель оказался даже втрое многочисленнѣе посланнаго отряда.

— Изъ вашихъ словъ я заключаю, — воскликнула, входя въ гостиную, Агнеса Дэнфортъ, — что и нашъ другъ Меркурій, онъ же капитанъ Польвартъ, отправляется съ этими ночными погромщиками? Если такъ, то курятникамъ придется плохо.

— Развѣ вы не знаете, Агнеса, зачѣмъ выступаютъ войска?

Агнеса отвѣтила, стараясь скрыть подъ маской ироніи свое неудовольствіе:

— Я слышала, что всѣмъ солдатамъ розданы боевые патроны, что съ моря городъ окруженъ шлюпками, не пропускающими никого ни въ городъ, ни изъ города. Такимъ образомъ, Сесиль, если мы съ тобой, природныя американки, пожелаемъ куда-нибудь поѣхать, намъ этого не позволятъ. Богъ одинъ знаетъ, къ чему приведутъ всѣ подобныя мѣры.

— Если вы не собираетесь принимать непосредственное участіе въ погромной экспедиціи, а намѣреваетесь быть только зрителемъ, — сказала Сесиль, — то хорошо ли съ вашей стороны своимъ присутствіемъ какъ бы санкціонировать подобныя вещи?

— Я не считаю доказаннымъ и достовѣрнымъ, что предполагается какой-нибудь погромъ.

— Вы забываете, Сесиль, — съ видомъ крайняго презрѣнія замѣтила Агнеса, — что майоръ Линкольнъ пріѣхалъ сюда уже послѣ знаменитаго похода изъ Роксбюри въ Дорчестеръ. Тогда войска пожали свои лавры при свѣтѣ дня. Не трудно себѣ представить, насколько блистательнѣе будетъ ихъ слава, когда ночная темнота прикроетъ ихъ позоръ.

Ліонель весь вспыхнулъ, но сдержался; онъ всталъ и сказалъ со смѣхомъ:

— Кузина, вы заставляете меня бить отбой. Но если мой другъ, дѣйствительно, какъ вы говорите, страшенъ только для курятника, то онъ несомнѣнно сложитъ къ вашимъ ногамъ трофеи своихъ побѣдъ. Я ухожу, чтобы не раздражать васъ своимъ мундиромъ, который здѣсь всѣмъ такъ ненавистенъ.

Ліонель подалъ Сесили руку, она вложила въ нее свою и дошла съ нимъ до выходной двери.

— Какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобы вы остались, Линкольнъ! — сказала она, когда они остановились на порогѣ. — И зачѣмъ вы отправляетесь? По службѣ вы не обязаны, а какъ человѣку, вамъ бы слѣдовало быть болѣе отзывчивымъ на горе своихъ ближнихъ.

— Въ качествѣ человѣка отзывчиваго я и отправляюсь, Сесиль, — отвѣчалъ Ліонель. — У меня есть на это причины, о которыхъ вы даже и не подозрѣваете.

— И вы это надолго?..

— Если я не пробуду въ отсутствіи нѣсколько дней, то моя цѣль не будетъ достигнута, — сказалъ онъ, тихо пожимая ея руку. — Будьте увѣрены, что я постараюсь вернуться, какъ только будетъ можно.

— Ну, когда такъ, отправляйтесь, — сказала Сесиль, освобождая свою руку. — Только помните: на такого выдающагося офицера, какъ вы, будетъ обращено всеобщее вниманіе. За каждымъ вашимъ поступкомъ будутъ слѣдить тысячи глазъ.

— Вы мнѣ не довѣряете, Сесиль?

— Вовсе нѣтъ, майоръ Линкольнъ; я ничего такого не думаю… — Поѣзжайте, Ліонель, и какъ только вернетесь, сейчасъ же приходите къ намъ.

Онъ не успѣлъ ничего отвѣтить, потому что она быстро повернулась и ушла въ комнаты, но Ліонель успѣлъ замѣтить, что она прошла не въ гостиную къ Агнесѣ, а поднялась по большой лѣстницѣ наверхъ граціозной и легкой сильфидой.

Глава IX

 На внѣшнихъ стѣнахъ знамя водрузите. Военный кличъ, какъ прежде: «Вотъ они!»

По выходѣ изъ дома мистриссъ Лечмеръ, Ліовель самъ не зная зачѣмъ направился къ Биконъ-Гиллю и, только уже поднявшись до половины холма, сообразилъ, что ему тутъ совершенно нечего дѣлать. Онъ остановился и прислушался. Не слыша со стороны казармъ ни малѣйшаго звука, онъ уступилъ овладѣвшей имъ потребности уединиться и дошелъ до вершины холма. Онъ сталъ смотрѣть на городъ, разстилавшійся внизу въ темнотѣ. По улицамъ ходили люди съ фонарями и факелами, въ домахъ вездѣ виденъ былъ свѣтъ. Это значило, что жителямъ стало извѣстно о готовящейся экспедиціи. Ліонель снова прислушался въ сторону казармъ, но тамъ все было совершенно тихо.