А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II Страница 19

Грамота подтверждала дарованное манифестом 1762 г. право дворян служить или не служить по своему выбору, и в том числе наниматься на службу в иностранные государства. Подтверждались и все права дворян на владение наследственными и благоприобретенными имениями, причем первые не должны были конфисковываться даже у самых закоренелых преступников, а передаваться их наследникам. При этом уточнялось, что дворянин владеет не только самой землей, но и ее недрами. Специальной статьей дворянам разрешалось «иметь фабрики и заводы по деревням». Помещичьи дома в сельской местности освобождались от постоя войск, а сами дворяне — от всех видов податей.

Помимо созданных еще «Учреждениями» 1775 г. уездных дворянских собраний, создавались и губернские, получавшие статус юридического лица. Им вменялось в обязанность составление губернских родословных книг из шести частей. В первую вносились роды, получившие дворянство по царскому указу, во вторую — выслужившие дворянское достоинство военной службой, в третью — получившие его на гражданской службе, в четвертую — дворянские роды иностранного происхождения, в пятую — титулованное дворянство и, наконец, в шестую — старинные дворянские роды.

В совокупности почти все включенные в грамоту права и привилегии дворянства были теми, какими оно уже фактически обладало, но за оформление которых в виде закона боролось с петровских времен. Грамота завершила длительный процесс законодательного оформления статуса дворянства и стала основой всего последующего законодательства в этой области вплоть до Октябрьской революции. Но было бы ошибкой думать, что, ублажая дворян, Екатерина забыла о государственном интересе. И далеко не все, на чем настаивало дворянство, нашло отражение в грамоте.

Прежде всего уже само название нового акта — «грамота» — имело двоякий смысл. С одной стороны, этим подчеркивался фундаментальный характер этого закона, с другой — зависимость дворянства от монаршей воли. Права и привилегии дворянства, хоть и заслуженные ратными подвигами, объявлялись не естественным свойством этого сословия, а пожалованными свыше волею государя. Были в тексте грамоты и некоторые другие хитрости. Так, дворянин, конечно, имел право не служить, но если уж он избирал праздность, то лишался голоса в дворянском собрании. Спорный вопрос о владении промышленными предприятиями решался таким образом, что четко было сказано лишь о праве заводить их в сельской местности. О городах же в Жалованной грамоте лишь говорилось, что там дворянам дозволяется покупать дома «и в оных иметь рукоделие».

Молчанием был обойден и вопрос о владении крепостными. Лишь одна статья грамоты, да и то появившаяся в ней, по-видимому, лишь на последнем этапе работы над документом, подтверждала право дворян на владение деревнями. Многих историков последующего времени эта статья ввела в заблуждение, ведь понятно, что деревня — это не только избы, но и живущие в них крестьяне. Однако законодательная практика того времени рассматривала деревни и крестьян как два самостоятельных объекта владения. Ведь крестьян можно было продавать без земли и переводить из одной деревни в другую. К тому же в законодательстве использовались такие понятия, как «движимое и недвижимое имение», а также «населенное имение» и «населенная деревня», которых в грамоте нет. Показательно, что в многочисленных черновиках екатерининских законопроектов неоднократно встречаются перечисления того, что следует понимать под движимым и недвижимым имением, но крестьяне при этом нигде не упоминаются, то есть не рассматриваются как объект собственности.

Характерна следующая запись в бумагах императрицы: «Всякой помещик знает свою отмежеванную границу — земля, лес и все угодье его. Мужик его же и все, что сей нажил и выработал, его же. Уговорить помещика, чтоб он что уступил из сего его собственности, кажится, нету возможности, ибо барщина нету для него потерять без удовлетворении того, что его. Однако порядок, свойственный всем обществам… есть порядок должностей и прав взаимных, которых установлении есть необходимо нужно для наибольшее возможное умножении произращений, дабы доставить роду человеческому наибольшее возможное количество щастья и наибольшее возможное умножение. Ничто так просто и легко понять, как правилы, коя оснует того порядок. Оне все заключены в трех в явстве правы собственности: 1) собственность личная есть правило всех прочих прав; без нее нету уже собственности в движимом, ни собственности в недвижимом, ни общества; 2) собственность движимаго; 3) собственность недвижимаго. Великое умножение произращений не может иметь место без великой свободности. Нету возможности понять права собственности без вольности».

Иной характер, нежели грамота дворянству, носила Жалованная грамота городам. Значительно более объемная, она охватывала и более широкий круг вопросов. И рассматривались в ней не только личные права городского населения, но и вопросы организации и деятельности купеческих гильдий, ремесленных цехов и органов городского самоуправления. При этом структуры двух грамот, как уже упоминалось, были максимально сближены. «Городовые обыватели», или мещане, как их называет грамота, образуют градское общество, наподобие дворянского собрания, также имеющее статус и права юридического лица. Если в дворянском собрании голоса не имеет дворянин, никогда не бывший на государственной службе, то в градском обществе голоса лишены мещане, не имеющие собственности или капитала. Градское общество заводит городовую обывательскую книгу, подобную родословной дворянской и тоже из шести частей. В первую заносятся лица, владеющие в городе недвижимостью, во вторую — гильдейское купечество, в третью — зарегистрированные ремесленники, в четвертую — иностранцы, в пятую — именитые граждане (те, кто более одного раза занимал выборные должности, имеющие университетское образование, художники, архитекторы, банкиры и пр.), в шестую — все остальные жители.

Согласно грамоте, мещане — это особое сословие, «средний род людей», то есть то самое третье сословие, к созданию которого Екатерина так стремилась. Звание мещанина, как и дворянское, наследственное, и лишен его он может быть за те же преступления, за какие дворянин лишается своего. Как дворян судят дворяне, так и мещан — мещане. Купцы 1-й и 2-й гильдий освобождаются от телесного наказания. Первогильдийцам разрешено ездить в карете, запряженной парой лошадей, купцам 2-й гильдии — в коляске, а 3-й — лишь на телеге с одной лошадью. Именитые же граждане могли не только красоваться, как дворяне, в карете, но и запрягать в нее аж четверку лошадей. В третьем поколении они имели право претендовать на дворянство.

Жители города избирали городскую думу, которая, в свою очередь, выбирала шестигласную думу из шести человек — по одному от каждой категории городовых обывателей. Во главе думы стоял городской голова, а в ее функции входило наблюдение за порядком в городе, за состоянием строений, соблюдение правил торговли. Помимо гильдий для купечества, грамота закрепляла и цеховое устройство ремесленников. Екатерина знала, что в Западной Европе того времени ремесленные цехи уже стали анахронизмом и мешали дальнейшему экономическому и социально-политическому развитию. Но Россия, считала она, еще не достигла той стадии, когда роль цехов становилась негативной, и здесь они еще могли быть полезны для стимуляции ремесленного производства.

Иначе говоря, императрица полагала, что России не нужно перепрыгивать через те этапы, которые уже пережила Западная Европа, но следует развиваться постепенно, поступательно.

Разрабатывая городовое законодательство, Екатерина пыталась решить весьма сложную задачу: примирить принципы свободного городского самоуправления и создания наиболее благоприятных условий для торговли, ремесленного и иного производства с реальными условиями крепостнического Российского государства второй половины XVIII в. Дело это было непростое. И не только потому, что само понятие «самоуправление» плохо вписывалось в сложившуюся систему управления страной, всячески ограничивавшую личную свободу горожан, но и потому, что городские жители были морально не слишком к этому готовы. Сами условия, в которых складывались и развивались русские города, были по большей части совсем иными, чем в Западной Европе, и у их жителей было совсем мало опыта подобного рода. Екатерина это сознавала и тем не менее мечтала: «Заведению в государстве одного манифактурного города, где бы, пользуясь некоторыми вольностями и авантажами, безпрепятственно могли селиться и питаться как наилучше возможно земския и чужестранныя ремесленныя люди, какой бы веры они ни были, кои работать похотят железную, стальную и другия метальныя работы или производить торг изготовленными из того товарами. Причем необходимо нужно, чтоб такое ремесленное учреждение купно со всем манифактурным городом освобождены были от всех введенных мастерских обществ и фабричных учреждений… Самое искусство, которое доказало, что города Бирмингам, Леед и Маншестер в Англии, которыя заведены будучи на началах такой вольности, в короткое время достигли до удивительной силы и богатства в народе, когда другия, хотя и щастливейшия своим местоположением, англинския фабричныя города, кои хотят производить свои рукодельныя промыслы чрез утеснения и высокомысленныя распоряжении, напротив того находятся в постоянном упадении». Мечтам этим не суждено было осуществиться, и Жалованная грамота городам 1785 г. являет собой один из примеров искусства политического компромисса, которым в совершенстве владела Екатерина.