Андрей Венков - Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова Страница 19

Под проливным дождем гнали дрогнувших наездников до Лабы 15 верст. Настигая, били пиками под наборные кавказские ремни, били с маху, всем телом, чуть не вываливаясь из седла. Старались пониже, в поясницу, где ни угнуться, ни увернуться, разве что на скаку под коня нырнуть. Удар страшный, и, если правильно попал, — рана смертельная, неизлечимая.

Говорили меж собой самые грамотные из офицеров, что Ахиллес, воитель древности, врагов пикой только в голову разил. Как зверьков, чтобы шкурку не испортить. Но то — Ахиллес. Где уж нам, простым казакам, с ним тягаться…

Отбили смешавшихся черкесов от брода и заставили спасаться через Лабу вплавь. Сами стреляли, спешившись, на выбор. Выбирали, на ком доспех ярче, под кем конь добрее. Вымахнул на тот берег Лабы табун мокрых коней с пустыми седлами…

Ушли человек шестьдесят — остальных порубили, покололи, постреляли.

На обратном пути ловили полохливых, осиротевших коней, снимали с убитых оружие, стягивали кольчуги, отстегивали налокотники. Раненых добивали. Пленных не было. Вспоминал потом Бакланов, что «трудно было требовать от казаков, разъяренных как львы, пощады врагам».

Добивать раненых врагов запрещалось. За такие дела люди под суд шли. Возьмем к примеру урядника Григория Яковлевича Крюкова, судимого 28 июля 1843 года «за взятки с казаков денег будто бы в пользу офицеров» и «за освобождение от следования на смотр в 1837 году» (тоже за деньги). Значилось в его деле: «Сверх того: … за доколотие в смерть раненого им вместе с тремя казаками хищника по служению в полку Рубашкина бывшего № 4…». И казаков тех тоже привлекли. 12 августа 1843 года привлекались казаки полка Рубашкина бывшего № 4 Иван Фролович Ремчуков, Федор Иванович Ивашков и Андриан Иванович Борисов «за доколотие в смерть раненого ими одного хищника при преследовании его». Правда Наказной Атаман Войска Донского конфирмациею 8 марта 1844 года «определил казаков… освободить от всякого наказания»[11], но под суд-то их все-таки отдавали… Впрочем, мы отвлеклись.

Верст за пять до крепости встретили казаки свой полк, выступивший все же при двух орудиях на помощь дежурной сотне.

Бакланов доложил, что противник уничтожен, потери в сотне 20 человек, у горцев ушло менее 60.

«Что за причина была со стороны командира полка бросить меня с сотнею на погибель — разъяснить не умею», — заключал Бакланов четверть века спустя.

Разъяснить это не сможет уже никто. Но кое-какие намеки есть. Известно, что С. И. Жиров в войну 1812 года, будучи еще совсем молоденьким, отличился в первом же серьезном бою с поляками под Миром. Значилось у него в послужном списке, что под Миром взял он в плен 3 офицеров и 70 рядовых. Мы же знаем, что в первый день под Миром наши взяли всего 3 офицеров. Получается следующее: либо всех пленных офицеров в том сражении захватил 16-летний Жиров, произведенный потом в хорунжие, либо Иван Семенович с молодых ногтей имел склонность приписывать себе чужие заслуги. И натянутые, мягко говоря, взаимоотношения между командиром полка и подчиненным ему командиром сотни, между Жировым и Баклановым, это взаимоотношения между человеком, который очень хочет казаться храбрым, и человеком, который о храбрости не думает, как рыба не думает о воде, в которой живет. Живет в ней и все.

На другой день в укрепление приехал начальник Кубанской линии генерал-майор барон Григорий Христофорович Засс. На полдороге Засс получил донесение Жирова о вчерашнем «деле» и с дороги же, нарочным, отправил его в Тифлис. Однако донесение все представляло так, что в бою принял участие весь полк. Узнав на месте правду, Засс рассудил, что исправлять донесение неудобно, но вскоре же добился для Бакланова ордена св. Владимира 4 ст. с бантом — отличия необыкновенного в то время. Поляков получил Анну 3 степени (не видели мы что-то этой «Анны» в именных списках…).

И еще одна деталь. Казак Стенюкин Кондратий Лазаревич, служивший в полку Жирова № 8 с 1 мая 1832 года по 1 июня 1837-го, Знак отличия Военного Ордена («Георгиевский крест») получил «за отличие в деле 2 июля 1836 года»…

Так когда же все это случилось?

Глава 7. Рассуждения об экспедиции Засса

Передневав в Чамлыкском (Вознесенском) укреплении. Засс в ночь большими силами осуществил набег на залабинские аулы. В этой операции сотник Бакланов, как писал его биограф Струсевич, командовал всей кавалерией отряда — «около двух тысяч коней». Из чего биографы Бакланова обычно заключают, что Засс умел отличать и поощрять воинский талант, а у Жирова были резоны недолюбливать «головореза».

Погромив абазинские аулы, к рассвету 8 июля Засс ушел. Горцы собрались, а он уже на переправе.

Черкесы провожали отряд Засса очень дружно. На одних виднелись панцири и шишаки, большинство же были оборваны и даже босы.

Конница Бакланова прикрывала переправу. Впрочем Потто пишет об этом более обтекаемо: Бакланов, «тогда еще сотник, оставлен был с частью кавалерии отряда на левом берегу Лабы для прикрытия».

Позиция у горы, вроде бы удобная, но горцев больше. Скакал Бакланов от фланга к флангу, но не углядел. В одну минуту бешеный натиск горцев смял его левое крыло. Глянул Бакланов — горцы гонят левый фланг. Из 3-х линий, цепей и малых резервов — одна толпа. Дымом все покрыло, слышны стрельба и шум рукопашной.

Бакланов кинулся восстанавливать положение, погнал через кусты во весь опор и нарвался на засаду, на четырех черкесов. Сидели они в удобном месте, в кустах, и заряженные ружья лежали на присошках.

Дали черкесы залп и свалили под ним лошадь, две пули в голову бедное животное получило. Грохнулся Бакланов со всего маху на землю. Но собрался, пришел в себя. Глянул, а черкесы к нему с шашками приступают.

Но за спиной у Бакланова было двуствольное черкесское ружье, а за поясом пара турецких пистолетов. Черкесы весь этот арсенал мигом оценили и решили казачьего сотника издали добить. Один горец положил ружье на плечо другого и стал целиться, еще двое ждали с шашками в руках. В этот момент, вспоминал Бакланов, ему было страшно.

Ружье у него находилось за спиной в бурочном чехле. Обычно сами черкесы выхватывают его одним взмахом правой руки, откинув сперва левой рукою чехол с приклада. И Бакланов так же сделал и выстрелил навскидку, почти не целясь.

К счастью, стрелял он без промаха — с малых лет набил руку бабушкиных цыплятах, да и наследственность дала себя знать, дед его, Дмитрий, говорили, был «страшный стрелок». В общем, Бакланов разрядил двустволку раньше, чем горец изготовился стрелять, — черкесы упали сразу двое. Похоже, что одна пуля прошла навылет сквозь переднего и сразила целящегося. Но двое с шашками остались. Они проворно отбежали за кусты и то ли ружья перезаряжали, то ли тоже за пистолеты взялись.

Остался Бакланов против них с турецкими пистолетами. Высматривали друг друга.

На левом фланге без Бакланова все как-то утряслось. Расслышал он сзади шум, нельзя оглядываться, но почувствовал, что наши черкесов гонят. Внезапно оказался Бакланов в толпе бегущих горцев. Чуть не смяли его. Счастье, что внимание на пешего не обратили. Двух проносящихся Бакланов, не растерявшись, свалил из пистолетов, только кони испуганные шарахнулись. Подскакали казаки…

«А между тем чьи-то сильные руки схватили Бакланова за плечи. Это были его ординарцы», — пишет Потто. Они подали ему лошадь, он вскочил в седло… Отмечали биографы, что вскочил Бакланов на коня и даже не поблагодарил спасителей.

Горцы меж тем спешились, и Бакланов остановился — нельзя преследовать, на огонь в упор можно нарваться…

Из-за Лабы донесся сигнальный орудийный выстрел — надо уходить.

«Затем полк Жирова вернулся в укрепление», — завершает рассказ Струсевич.

10 сентября 1836 года подполковник С. И. Жиров производится «за отличие» в полковники.

В Государственном архиве Ростовской области нет ни одного послужного списка Платова и нет ни одного послужного списка Я. П. Бакланова. Есть один — его отца, Петра Дмитриевича.

Что бросается в глаза?

Полк, выступающий на службу, в те времена имел 5 сотен. Как минимум в состав полка входили командир полка, его заместитель, войсковой старшина, три есаула (это если сам командир и его заместитель еще и сотнями командуют, а так в идеале пять есаулов), пять сотников и пять хорунжих. На сотню приходится три офицера — командир сотни, а так же старший офицер и младший офицер, командующие полусотнями. Командир сотни — есаул. Бывали, конечно, случаи, когда сотники командовали рабочими полками, но там, где казаки рабочих полков пили воду, коренная черкасня брезговала ноги мыть. Здесь же Бакланов, сотник, командует сотней. И еще — в сотне кроме него еще один офицер, хорунжий Поляков. Во время атаки оба командуют пролусотнями. Напрашивается вывод, что командир сотни в чине есаула выбыл, и Бакланов его просто замещает.