Пол Догерти - Тёмный рыцарь Страница 19

Участвовал в осаде и Эдмунд де Пейн. Он в эту минуту сидел под навесом из шкур у входа в палатку, которую делил с Майелем и Парменио. Одетый в простую белую холщовую рубаху, поставив рядом с собой мех, наполненный водой из протекавшего неподалеку ручья, он безучастно наблюдал, как направляется в загоны огромное стадо тощих черных коз. В воздухе висела желтая пелена, приглушавшая звуки и покрывавшая все вокруг тонким слоем мелкого песка. Де Пейн схватил мех и отхлебнул из него, припоминая свою беседу с Тремеле. Великий магистр принял их в глубине своего синего шатра. Он нетерпеливо выхватил из рук посланцев запечатанную суму с грамотой и дарами ассасинов, а уж потом стал жадно слушать доклад де Пейна и его спутников. При виде самоцветных камней, щедро насыпанных в шкатулку, блестевшее от пота багровое лицо Великого магистра расплылось в довольной улыбке. Сквозь это довольство, однако, пробивался сдерживаемый гнев, отметил про себя де Пейн, — словно бы их путешествие в Хедад было не настолько успешным, как мечталось Великому магистру. В течение всей аудиенции Тремеле избегал смотреть Эдмунду в глаза, будто задумавшись над посланием от Низама. Де Пейн внимательно наблюдал за обоими своими товарищами. Они не ведали о его тайной встрече с Низамом, а он уговорил их не рассказывать никому обо всем, что они узнали в Хедаде касательно Уокина и кровной вражды между ассасинами и семьей де Пейн. И Майель, и Парменио с этим вполне согласились.

Выслушав отчет о путешествии, Великий магистр отпустил их, приказал занять вот эту палатку и готовиться к следующему штурму. С тех пор минуло пять дней. Распространились слухи, что вот-вот начнется решительный приступ. Де Пейну, Майелю и Парменио приказали действовать в составе передового отряда, когда пробьет девятый час[63] и начнет спадать дневная жара. Де Пейн развязал висевшую на шее ладанку и вытащил клочок пергамента, переданный ему Низамом. Рассмотрел аккуратно начертанные цифры: послание было зашифровано, и проникнуть в его тайну Эдмунд не смог — во всяком случае, пока. Он смахнул со щеки капли пота, едва сдерживая гнев, вспыхнувший было из-за того, что какой-то грязный и растрепанный паж заорал на щенка, с которым Эдмунд успел подружиться. Спрятав на прежнее место клочок пергамента, он уставился на беспрестанно колеблющуюся желтую дымку, ощущая, как сосет под ложечкой от нарастающего возбуждения. Вот уже неделю он в лагере, а волнение не проходит. Эдмунд успел смириться с тем, что уютный мирок, в котором он пребывал, мирок положенных, расписанных по часам молитв, прерываемых исполнением рыцарского долга, неумолимо расползается по швам, как пропитавшийся водой гобелен. Надо бы расспросить Тремеле — вот только как? К кому обратиться за помощью? По прибытии в лагерь он услыхал о внезапной кончине Трассела. Знаменитый герой подхватил лихорадку и сгорел за один день. Де Пейн, в мозгу которого роились подозрения, спрашивал себя, от естественных ли причин последовала смерть англичанина.

— Пора!

Де Пейн поднял взгляд, заслоняясь рукой от солнца. Парменио и Майель стояли рядом, возвышаясь над ним.

— Пора! — Майель хлопнул его по плечу.

Де Пейн нырнул вслед за ними в темноту палатки. Надел свой хауберк и кольчужные шоссы,[64] перебросил через плечо перевязь с мечом, водрузил на голову сужающийся кверху шлем, подхватил щит в форме сокола. Прополоскал рот глотком воды, дожидаясь Майеля и Парменио. Когда и они были готовы, прочитал вполголоса охранительную молитву, и все трое вышли из палатки и зашагали через лагерь.

Предвечерняя дымка становилась гуще. Миновали огромную повозку, чей передок был задран к небу: оглобли послужили походной виселицей, на которой казнили двух пойманных сегодня утром воров. Запах разлагающихся трупов уже привлек лагерных псов, их отгонял взмахами дубинки беззубый подслеповатый старик, сидевший на перевернутой корзине. По другую сторону повозки монах-бенедиктинец в черной рясе, устроившись прямо на земле, выслушивал исповеди. Мимо прошли, перекрикиваясь и распевая песни, несколько продажных девок в своих бесстыжих нарядах. Густой запах навоза перемешивался с тошнотворным запахом многих тысяч немытых человеческих тел и ароматами варева, доносившимися от походных костров. Три рыцаря стороной обошли пышущие жаром оружейные и кузнечные мастерские, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на кучи отбросов и валявшееся повсюду снаряжение. Де Пейну показалось, что он спит и видит сон, полный кошмарных и нелепых видений: вот мужчина и женщина с криками и стонами совокупляются под навесом палатки; вот проповедник распевает псалмы, взобравшись на разбитое корыто; вот торговцы священными реликвиями предлагают каждому купить образок, верное средство защиты в сражении, а мимо всего этого неспешно проезжают знатные господа на покрытых богатыми чепраками боевых скакунах, держа на согнутой руке охотничьих соколов, а рядом с конями бегут, заливаясь лаем, борзые. Нереальный мир — искаженный, окутанный пыльной завесой.

С де Пейна уже в три ручья лил пот. Тяжело давила на плечо перевязь с мечом. Идущие рядом Майель и Парменио оживленно беседовали. Они и его окликали, но он сделал вид, что не слышит. К переднему краю лагеря шагали и другие воины в полном боевом снаряжении, взбирались на невысокий вал, увенчанный заостренными кольями, на большинстве из коих красовались головы казненных пленников. Де Пейн постарался не обращать внимания на пересохшие горло и губы. Он пробирался по тропке между кольями туда, где выстроились в ожидании сигнала к общему штурму баллисты, катапульты, тараны и осадные башни. Эдмунд на минутку задержался и взглянул на эти устрашающие военные орудия, вокруг которых суетились обслуживающие их воины — смазывали оси, натягивали канаты, складывали в ближние повозки горшки с горящими углями, большие камни, связки сухого тростника и груды ветоши, пропитанной смолой, — оставалось лишь поджечь. Рядом на земле растянули бычьи шкуры, снятые с осадных башен; их пропитывали уксусом — единственным средством против «греческого огня»,[65] который наверняка применят защитники Аскалона.

— Скоро начнется, — сказал Майель, — всеобщий штурм города. — Он подошел ближе к де Пейну. — Наверное, завтра или послезавтра. На этом настаивает Тремеле.

Де Пейн хмыкнул и кивнул, соглашаясь. Они преодолели вал и теперь спускались по крутому склону в направлении грозных стен Аскалона. Простирающаяся до этих стен полоса земли без растительности вселяла ужас, точно видение ада. Покрытую желтоватыми камнями землю усеивали разлагающиеся трупы, изломанное оружие и все, что обычно остается после битвы. Тучи стервятников, стаи гиен и среди них то осторожная лиса, то шакал, собирались здесь на ночное пиршество. Над навевающей уныние полоской земли высились городские укрепления, увешанные знаменами, на стенах поблескивали в лучах солнца доспехи защитников. Потянулись в небо клубы черного дыма — верный знак того, что наместник и его воинство готовятся отразить внезапное нападение.

— Это один из пяти городов филистимлян, — заговорил Парменио. — Город на равнине, щедро политой кровью, постоянно кем-нибудь завоевываемый; его захватывали, отвоевывали и снова захватывали.

По обе стороны Иерусалимских ворот, теперь заложенных камнями, высились мощные башни. Среди крестоносцев ходили упорные слухи о том, что эти ворота, на вид исключительно прочные, в прошлом удавалось и расшатать, и проломить. Де Пейн вгляделся сквозь марево раскаленного воздуха. Инженеры его ордена спешно возводили огромную осадную башню, используя вместо бревен корабельные мачты. Досужие сплетники утверждали, что башня давно готова, а нынешняя суета вокруг нее просто должна скрыть разведку местности перед генеральным штурмом. Де Пейн нагнал остальных, когда все они собрались с инженерами и каменщиками за огромным заслоном — деревянным щитом на колесах — под сине-золотым штандартом короля Балдуина. Человек шестьдесят из разных отрядов были отданы под командование королевского рыцаря, на щите которого красовался серебряный грифон на лазурном поле. Рыцарь, участник множества осад, быстро объяснил им, как подобраться поближе к Иерусалимским воротам. В их задачу входило постараться выяснить, сколько оборонительных орудий установлено на стенах и сколько дозоров прячется среди камней, усыпавших полоску земли между осаждающими и городом. Де Пейн сделал глубокий вдох, облизнул пересохшие губы и зажал пальцами нос, спасаясь от порыва ветра, несущего песок.

Потом посмотрел в глазок, проделанный в заслоне. Полоса земли впереди казалась совершенно безлюдной ничто не двигалось по ней, только стервятники взмахивали крыльями, то приближаясь, то отдаляясь. Когда королевский рыцарь тихонько предупредил, что впереди может оказаться засада, Эдмунд так же тихо согласился с этим: канюки и грифы подозрительно старались держаться подальше от валунов — самых заметных вех на пути к городским воротам.