Дмитрий Барчук - Александрия-2 Страница 19

А когда на горизонте показались мощные стены александрийского форта, он шатаясь вышел на палубу и прослезился.

Вот он, город, основанный Александром Македонским! Хранитель тысячелетней мудрости! Город Клеопатры и Марка Антония.

Парусник, ловко маневрируя по каналу, заходил в порт. Слева ярко зеленела большая пальмовая роща. Справа на отмели стояли причаленные рыбацкие лодки. А впереди, прямо по курсу, беспорядочно громоздились жилые и торговые постройки, над которыми тянулись к небу минареты. Дома выходили фасадами прямо на канал, но во внешнем их облике не было венецианской роскоши и блеска. Большей частью это были двухэтажные глиняные дома, на первых этажах которых размещались склады и торговые лавки, а над ними проживали сами купцы со своими многочисленными семействами.

Корабль пристал к одному из причалов, и тотчас же на него поднялись портовые таможенники. К графской персоне интерес у египетских стражников был особый. Даже русские купцы сюда заплывали нечасто, что уж говорить о странствующем вельможе, причем приплывшем на полувоенном корабле.

– А вы всегда путешествуете таким экзотическим способом? – спросил таможенник прибывшего по-французски.

Его сиятельство дружелюбно улыбнулся и ответил:

– Нет, господин офицер. Но в вашем порту недавно задержали мою яхту. Вон она, – русский указал на «Святую Марию» со спущенным парусом. – Я прибыл вызволять моих помощников.

– А почему у вас английская команда? И вы путешествуете под британским флагом?

– Так случилось. Это долго объяснять. И потом, из письма моего капитана я понял, что мне придется рассказывать об этом в Каире. Кстати, вы не посоветуете, как мне туда лучше добраться?

Офицер размышлял, что делать ему со странным путешественником. Арестовать, как и тех англичан? А вдруг он на самом деле важная птица? Вон как уверенно говорит, даже не робеет. И этот взгляд голубых как небо глаз, которые он не отводит, когда разговаривает, а наоборот, смотрит прямо в лицо собеседнику, явно принадлежит человеку, привыкшему повелевать. Нет уж, пусть лучше сам доберется до Каира, а там решат, что с ним делать.

– Я помогу вам нанять фелюгу и выделю охрану. Но это будет только завтра утром, – сказал офицер.

– Хорошо, – согласился русский. – А где мне остановиться на ночлег?

– За углом есть неплохое кафе, а над ним гостиница. Правда, там дорого, но зато вам даже подогреют воду, чтобы обмыться с дороги. Утром за вами зайдет человек. Он доставит вас в Каир.

– Спасибо. Вы очень любезны, господин офицер.

Фелюга представляла собой обыкновенную длинную лодку с мачтой, на которой крепился парус. Ею управлял высохший от солнца и старости почти до черноты араб. В сопровождение таможенник выделил одного вооруженного пехотинца в широких шароварах и чалме и французского лейтенанта, который, правда, мог быть и простым попутчиком.

– Мсье Делакруа, – представился он, ловко перепрыгнув с берега в фелюгу. – Мне тоже нужно в Каир. А как ваше имя, уважаемый?

– Граф Северный. Алексей Петрович, – ответил по-французски наш путешественник.

– О! Вы русский! – удивленно воскликнул лейтенант. – Никак не ожидал встретить на берегу Нила русского графа.

– А я – французского лейтенанта.

– Этому есть простое объяснение. Египетский паша пригласил нас обучить его армию искусству ведения современного боя.

– И насколько успешно продвигается учеба?

– Вы не поверите, граф, но египетская армия благодаря нашим стараниям – сейчас самая боеспособная на Востоке. Мухаммед Али уже выиграл две войны. Он наголову разбил ваххабитов в Аравии и покорил Судан. Правда, сейчас корпус его сына Ибрагим-паши помогает османам усмирять восстание в Морее. Но я думаю, что этот союз – временный.

– Почему? Если я не ошибаюсь, египетский паша является вассалом турецкого султана Махмуда II. Кому как не ему надлежит поддерживать своего сюзерена?

– Ой ну и рассмешили вы меня, граф! – Делакруа так громко расхохотался, что даже старый лодочник бросил на него неприветливый взгляд. – У вас, русских, от холода совсем, что ли, мозги замерзли? Вассалы, сюзерены, долг чести – все это вчерашний день, феодальные пережитки. Капитализм добрался даже до африканской глуши. Личная выгода выходит на первый план. Каждый сам за себя. И Мухаммед Али это прекрасно понимает. Зачем ему, спрашивается, строить чугуноплавильный завод, литейно-механические мастерские, ружейный и пороховые заводы? Зачем ему нужны наши военные инструкторы? Да он спит и видит себя самого в роли великого арабского халифа, чьи владения раскинутся от Гибралтара до Евфрата. Он только ждет удобного случая, чтобы вонзить кинжал в спину турецкому султану. Могущество Османов ослабло, их только чуть подтолкнуть – и вся империя рассыплется как карточный домик.

– Интересный расклад, – признался Алексей Петрович. – И главное, насколько возрастет влияние Франции на Ближнем Востоке.

– Конечно! – согласился лейтенант. – Сюда еще Наполеон за этим приходил. А мы лишь его жалкие последователи.

– И поэтому в Египте сейчас не жалуют англичан. Даже моего несчастного капитана посадили в тюрьму.

– А кому понравятся конкуренты, граф? Англичане дружат с турками, а мы с египтянами. Нормальный раздел зон влияния. Только каждая сторона жаждет увеличить свою часть.

Собеседник не ответил, он стал всматриваться в проплывающий мимо заросший пальмами и другими не известными ему деревьями берег.

Старик-кормчий искусно управлялся с парусом и ловил только ему заметный ветерок, налегая на весла лишь в исключительных случаях, когда требовалось обойти мель или остров. Фелюга медленно, но уверенно шла вверх против течения по одному из протоков Нила.

Граф невольно залюбовался мастерством лодочника. Старик тоже заметил, что привлек внимание иностранца, и улыбнулся ему своим беззубым ртом.

Среди буйной южной зелени то и дело открывались взору обработанные поля, на которых колдовали египетские крестьяне – феллахи, медлительные, но очень усердные.

– А не рано ли для посевной? – спросил у француза граф Северный.

Делакруа не смог сдержать саркастической улыбки, пораженный наивностью вопроса северянина.

– Да вообще-то они давно отсеялись, еще прошлой осенью, а сейчас уже собирают урожай.

Пристыженный русский вопросов более не задавал, чтобы снова не попасть впросак, зато француз, получив новую тему для разговора, успешно развивал ее.

– В этой стране, граф, смена времен года не столь ощутима, как в Европе, ибо тепло круглый год. Зимой – чуть меньше, летом – чуть больше. Но большинство возделываемых культур созревает при любых египетских температурах. Нил – главное божество в Египте. Он кормит и поит эту страну. Отойдите подальше от реки – и вы упретесь в безжизненную пустыню. И календарь здесь устанавливает Нил. В привычные для нас летние месяцы он разливается, затопляя почти всю пойму, поэтому для сельского хозяйства это время потеряно. А осенью, когда вода спадает, начинается сезон семян, как его здесь называют, или, как вы изволили выразиться, посевная. А сейчас, в начале марта, как раз открывается сезон жатвы.

Граф слушал лейтенанта чуть ли не с открытым ртом, жадно впитывая каждое слово и поражаясь про себя: до чего ж разнообразен и необозрим мир Божий, сколько в нем еще сокрыто тайн, и как мало ему о них известно!

Присутствие на борту столь внимательного слушателя только распаляло красноречие француза.

– Чтобы оградить земледельцев от капризов природы, Мухаммед Али развернул грандиозное строительство системы оросительных каналов. Севернее Каира он построил плотину. В результате посевные площади увеличились в полтора раза. Скоро Египет завалит всю Европу дешевым хлопком…

Но лейтенанту не суждено было продолжить восхваление талантов египетского правителя. Бревно, плывущее по Нилу рядом с лодкой, неожиданно выпрыгнуло из воды и, щелкнув зубастой пастью в том месте, где только что сидел кормчий, и ухватив пустоту, ибо старик успел отпрыгнуть на другой край лодки, обиженно скрылось в мутной реке.

– Что это было? – спросил у француза бледный как смерть граф.

– А… крокодил, – как ни в чем не бывало ответил лейтенант. – Их тут полно. Хитрые и жестокие твари.

Недавно у меня в роте двух солдат сожрали. Вы бы отсели подальше от борта. А то, не дай Бог, еще выпрыгнет.

Граф последовал его совету и больше не увлекался разговорами, а настороженно поглядывал по сторонам.

Делакруа знал Каир как свои пять пальцев. Он провел русского графа узенькими улочками, более похожими на расщелины в скалах, к главным воротам дворца египетского паши.

Перебросившись по-арабски или по-турецки (граф Северный еще не улавливал разницы между этими языками) с начальником дворцовой охраны, лейтенант улыбнулся на прощанье: