Сны над Танаисом (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич Страница 19

Не успев перевести дух и смыть с себя дорожную пыль, я снова помчался в Италию. Когда я вошел в Тибурские врата Рима, Гней Аврелий Масвет был уже в почете.

Новый император ненавидел Сенат, Сенат ненавидел нового императора, а старый сенатор пожинал плоды своей опалы при Севере: теперь он оказался нужным и императору, и Сенату. Новая власть пока что не решалась обходиться без испытанных недругов прошлой, а у сенаторов Масвет оказался единственным заступником и Гением-хранителем. Его положение было столь выгодным и столь опасным, что я ему даже позавидовал.

Я двинул все закрепленные мной рычаги. Фракиец повел войну с роксоланами-языгами, и это было мне на руку. Пока новый император возбужден и не слишком жаден, я решил выпросить у него римский гарнизон для Танаиса: "с целью защиты восточных границ Империи от сарматов и прочих варварских племен". Пришла пора показать Пантикапею крепкий кулак: посадить в Танаисе пресбевтом непосредственного ставленника Рима и разместить у западных стен Города крупную вексиллямцию.

Масвет обещал помочь, мои тайные друзья-жрецы обещали помочь. Синтия обещала помочь, и мне показалось, что она может помочь вернее остальных, поскольку уже приглянулась Виталиану, любимцу Фракийца и действительному хозяину Рима в его отсутствие.

Теперь предстояло самое трудное: в крайне малый срок нужно было сделать Хофрасма пресбевтом, получить от Максимина войска и назначение Равенны новым пресбевтом и, вернувшись в Танаис с легионариями, перевести Хофрасма в Пантикапей на новую должность. Важно было не дать Боспору опомниться от стремительного развития событий.

Я исхудал, но уложился в срок. С началом весны тридцать третьего года мы с Равенной покинули Танаис и пустились в дорогу. В Салонах наши пути разошлись: я отправил Кассия по суше в Сирмий, в ставку Максимина, к одному верному мне трибуну, а сам поплыл дальше, к италийским берегам.

В Рим я попал как нельзя вовремя, и предчувствие не обмануло меня: Синтия уже молила богов о моем приезде.

Повод вызрел. У Виталиана раздулась печень, и он лежал почти при смерти. Его излечение стоило моей цели.

Начальник "охраны императорского покоя" Гай Нума Внталиан был законченным мерзавцем. Он наслаждался доносами, убийствами и радовался испуганному недоумению ни в чем не повинных людей.

Шагнув на порог его дома, я сильно поколебался: умри он сейчас, и Рим вздохнет с облегчением. Надолго ли Риму такое облегчение? На день, на месяц, на год? Время, когда в Виталианах не будет недостатка, началось. Я должен был выбрать между Римом и Танаисом. Конечно, я выбрал Танаис, но чем мне было успокоить совесть?

Чтобы оправдать следующий шаг, я стал выискивать глазами смерть Виталиана. Она пряталась близко, среди колонн. Я уговорил ее не задерживаться за мной долго - и шагнул в двери.

При входе стражи обыскали меня и облапали всего, как девушку. Было до тошноты противно. Потом передо мной возник старик с испуганным лицом и шепотом сообщил, что господину хуже.

- Проводи, - сказал я ему, и он, переваливаясь с боку на бок на больных ногах, повел меня через весь дом.

В сумрачных углах покоев стояли охранники. Старик оставил меня перед господином и вышел.

Виталиан лежал с закрытыми глазами, на спине, безо всякого движения в членах и на лице. Тело его и лицо приняли цвет старого воска. Печень была раскалена и готова вот-вот лопнуть.

Первым невольным желанием было придушить его. Но я сдержал свои чувства, иначе лечение превратилось бы в издевательство над телом.

Едва я коснулся пальцами его ребер, как он вздрогнул и шумно рыгнул. Мне почудилось, будто из его зева зловонным, темным облачком вылетела вон душа. Но я ошибся. Его веки медленно разлиплись, и мутные зрачки, настороженно метнувшись по сторонам, остановились на мне.

Печень, между тем, сдулась и остыла, а лицо начало принимать живой цвет. Робея двинуться слишком резко, Виталиан поднялся и сел на ложе, спустив ноги вниз. Он несколько раз осторожно вздохнул и, с недоумением оглядевшись по сторонам, потер ладонью больное место.

- Ты - понтийский маг, о котором говорила Синтия? - слабым голосом пробормотал он, смерив меня с головы до ног.

- Понтийский маг? - усмехнулся я. - Звучит слишком красиво.

Виталиан зло поморщился.

- Кто угодно. Дело свое знаешь. - В его голосе послышалась завистливая ненависть.

Прислушиваясь к себе, он поднялся на ноги и стал расхаживать передо мной из стороны в сторону, пока не замер вдруг, словно наткнувшись на стену.

- Это повторится? - отрывисто спросил он.

- Нет, - покачал я головой. - Если не будешь есть кровавое мясо.

Виталиан прищурился, высматривая во мне презрительный намек. В помещении было сумрачно, и он указал на выход.

Мы вышли в колоннаду перистимля.

- Кровавое мясо? - усмехнулся Виталиан. - Разве оно бывает бескровным?

Я промолчал.

- Сколько берешь? - спросил он с явным любопытством.

Я ответил:

- Осмотр - пятьсот денариев, врачевание - двести, исцеление - один денарий.

Виталиан непонимающе хихикнул, показав широкую, гнилозубую улыбку.

- Шутник, - покачал он головой.

Глаза его вдруг снова насторожились.

- А ведь ты знаешь, - ткнул он в меня пальцем, - ты знаешь, сколько мне осталось. Сколько?

Я солгал:

- Нет. Не знаю. Есть воля богов.

- Лжешь, ублюдок! - взвизгнул он, дернув плечами. - Знаешь, знаешь, я вижу! - Припадок ярости погас, и он вытер пальцами вылетевшие на подбородок капли слюны. - Боишься меня? Говори.

- Я сказал все, что знаю, - спокойно ответил я. - Отказ от кровавого мяса и умеренная жизнь.

Виталиан изобразил на лице легкомысленное изумление.

- Умеренная жизнь? - Он развел руками. - Если она дана нам со всем, что в нее можно втиснуть, то чем ее можно умерить? И ради чего? Жизнь - тлен, смерть - пустота, ведь так?

Задавая последний вопрос, он даже заискивающе пригнулся.

- Я - не философ, - усмехнулся я.

- Ты кажешься глупее, чем есть, - снова хихикнул Виталиан и щелкнул пальцами.

Мгновенно два огромных негра поднесли нам большие кубки, до краев наполненные фалерно.

- Пей, - указал мне Виталиан. - Пей. Там, у вас, в ваших вонючих норах течет ли такая амврозия?

Я холодно наблюдал за его ужимками.

- Пей, - начиная злиться, повторил он. Не пренебрегай гостеприимством. Боги этого не любят. Пей. Иначе не сторгуемся.

Он хотел увидеть меня пьяным. Я осушил кубок - вино, признаться, было отменным - и сделал вид, что хмель немного ударил мне в голову.

- А теперь мы идем в баню, - хлопнув в ладоши, скомандовал Виталиан. - У Синтии есть все, - он хитро подмигнул мне, - но нет таких терм, как Виталиановы. Вкуси римских радостей, варвар. Мы пригодимся друг другу, и нужно, чтобы каждый из нас вспоминал другого с благодарностью.

В бане, голый и порозовевший, он долго разглагольствовал о своих трудах на благо Империи, о бренности бытия, о кознях Сената, о мечтах перебраться в тихую провинцию. Наконец его стала раздражать собственная болтовня. Он замолк и сделал кислую мину.

- Одному жить плохо, - глубокомысленно изрек он и щелкнул пальцами.

В бане появились две девочки, годов по тринадцати каждая. Обе были наги, с распущенными волосами и умащены до блеска.

- Кто это? - сразу не сообразив, спросил я.

- Юные весталки, - хохотнул Виталиан и привлек одну из них к себе на колени. - Вот тебе умеренная жизнь, понтийский маг. Юные девы, что горные роднички. Льются в кубок понемногу - понемногу и отпиваешь. Никогда не успеешь надуться до одурения.

Вторая "весталка", похожая на маленького похотливого лисенка, присела рядом со мной и, выгнувшись на руках, небольно укусила меня в бедро.

Я взглянул на императорского любимца, едва сдерживая в себе силу.

- Ты девственник, маг? - ехидно усмехнулся он. - Смелее. Становись моим другом. Будем с тобой вдвоем умеренно жить.

Он рассмеялся, и у меня на глазах стал развлекаться.