Юрий Никитин - Князь Владимир Страница 2

Жеребец распластался в прыжке. На страшный миг Сувору почудилось, что конь разобьется о бревна, затем решил, что заденет копытами за верхнее бревно, перевернется в воздухе и всей тушей рухнет на детское тельце – ни один конь не одолеет такую высоту, – но жеребец как взлетающая птица оторвался от земли, поднялся в воздух, всплыл как облачко над забором и передвинулся на ту сторону…

На самом деле озверелый жеребец перелетел над торчащими кольями бревен как стрела, яростно понесся вдоль узкой улицы. Комья земли взлетали над забором как огромные черные галки.

Прайдана злорадно смотрела вслед. Ей с высоты была видна крохотная удаляющаяся фигурка на бешено скачущем коне. Рядом с ее локтями над перилами появились две детские головки. Золотоволосые, с голубыми глазами, оба мальчика были с чистыми нежными личиками, оба в рубашонках до пола, пахнущие целебными травами.

– Что там? – спросил чистым детским голосом старший мальчик.

– Все тот же байстрюк, – буркнула Прайдана. – Авось на этот раз сломит себе шею.

Она сладко, с завыванием зевнула, потянулась. Пышные телеса заколыхались. У нее было сочное сдобное тело. Гридни любили ее тискать и щупать, как курицу в поисках яйца, и она гордилась своей дородностью. С такими телесами могла бы родиться купчихой, а то и боярыней!

– Он опять на коне? – спросил мальчик.

– Да, Ярополк. Ему можно, он – сын рабыни. Зато вы с Олегом – княжичи… Вам надлежит овладевать княжьими знаниями, вы – будущие печальники земли Русской. А этот… ему можно водиться с конюхами, простым людом, грязной челядью. Он спит в золе на печи, потому его зовут запечником, золушником, попелюшником!

– Запечник, – повторил Ярополк задумчиво. – Это плохо?

– Хуже некуда. Это даже не человек. А ты, напротив, выше человека. Ты – княжич!

День клонился к обеду, когда к воротам княжьего терема подошел, тяжело ступая, вороной конь. На спине сидел измученный мальчонка. Лицо и волосы были серыми от грязи, мутные капли все еще прокладывали дорожки через слой пыли.

Гридень-воротник мотнул было головой в сторону ворот, мол, сам открывай, потом закроешь за собой, но увидел отчаянные глаза ребенка, нехотя поднялся:

– Да ты едва жив… За что себя так истязаешь?

Конь потащился во двор. Гридень запер ворота, покрутил головой. Чересчур неистов мальчонка, не выживет душа взрослого мужа в таком крохотном тельце. Не жилец на этом свете. Не жилец.

У коновязи Владимир соскользнул по влажному боку, едва-едва одолевая слабость и головокружение. Неверные пальцы не сразу поймали уздечку. Он повел коня по двору вдоль забора. Нужно охладить, иначе запалится. Для скачки будет негоден, разве что отдать холопам для работ в поле или забить на мясо для псов…

Он сделал первый круг, успокаивая и охаживая коня, когда сверху раздался визгливый крик:

– Ах ты, змея шелудивая!.. Явилси!.. А на кухне котлы не чищены… А у котлов дров не напасено! А свиньи не кормлены!

Прогремел дробный перестук каблуков, ключница носила сапоги по новгородской моде. Владимир успел увидеть перед собой лишь необъятные телеса разгневанной бабищи. Тут же сильная рука швырнула его оземь, спину ожгла резкая боль. Он услышал свист рассекаемого воздуха, поспешно зажмурился, оберегая глаза, закрыл лицо ладонями.

Он слышал, как треснула под плетью ветхая рубашонка. Жгучая боль полосовала тело. Он попробовал подняться, но сильный удар по голове бросил на землю. Сверху гремел крик разъяренной огромной женщины, в голове мутилось, он чувствовал тошноту.

Убьет, мелькнула тоскливая мысль. В полубессознательном состоянии он встал на четвереньки, вскрикнул от страшной боли в боку: острый носок сапога ударил по ребрам. Его отшвырнуло, он перекатился трижды, всякий раз хватая в пригоршни пыль и грязь, во рту стало солоно, он выплюнул кровь.

Гаснущим сознанием слышал и звонкий детский смех – счастливый и беззаботный. Через перила свесились и с удовольствием наблюдали две белокурые головки. Один княжич крикнул со смехом:

– Прайда, попелюшник уползает!

– Как ящерица, – добавил другой.

– С перебитой спиной!

Он в самом деле пытался ползти, но свистящие удары плетью сбивали с ног. Лохмотья рубашки опустились на землю. Он наступал на них локтями и коленями, падал лицом в залитую его кровью грязь, вызывая неудержимый смех там наверху:

– Прайда, у запечника штанишки целы!

– Прайда, а ты сможешь…

Внезапно удары прекратились. Владимир лежал вниз лицом, распластавшись как раздавленная колесом лягушка. Изо рта текла тонкая струйка алой крови. Исхлестанное тело жгло, на спину со злым гудением падали большие мухи, оводы, слепни. Он чувствовал, как жадно лижут сукровицу, вонзают жало прямо в свежее мясо на спине…

Визгливый голос Прайданы иногда прерывался густым мужским баском. Постепенно Владимир услышал своего заступника:

– Негоже тебе, негоже… Малец еще! Да и кто тебе так котлы почистит, посуду уберет?

– Не лезь!.. Хоть ты и боярин, но здесь распоряжаюсь я, княжья ключница! Мне все хозяйское добро доверено!

– Дура ты, – отозвался мужской голос беззлобно. – Ты ж почти убила ребенка в злобе своей ненасытной!.. А другие челядины ленивы.

Владимир ощутил, как острый носок сапога снова пнул его в бок, но уже не с такой силой. Ключница прорычала, как зверь:

– Не издохнет. У него, как у кошки, девять жизней.

Однако в ее голосе не было уверенности. Холодная тень сошла с его окровавленной спины, шаги удалились. Краем глаза он увидел человека, который вступился. Боярин Блуд! Раньше лишь скользил по нему мутным взором, не замечал, как и другую челядь. «Спасибо тебе, боярин… Останусь жить, все для тебя сделаю!»

Он с трудом подобрал под себя руки, попробовал подняться, но суставы в локтях подломились, рухнул лицом в теплую грязь из горячей пыли и своей крови. Сверху на два голоса залились счастливые детские голоса. Вниз полетели огрызки яблок, недоеденные груши.

В другое время он бы ухватил такой огрызок, жадно вонзил бы зубы: голод терзает непрестанно, но сейчас сил хватило лишь на то, чтобы кое-как сесть. Голова кружилась, перед глазами плыло от сильного удара кулаком по темени.

– Эй, – крикнул чистым, как весенний ручеек, голосом старший из благородных сыновей князя, Ярополк, – а ползком до свинарни, где твое место, сможешь?

– А он только так и может, – ответил второй, Олег. Его милое, как у девочки, личико брезгливо кривилось. – Он сам свин, только еще не подрос… Но воняет уже как от взрослого свина!

Оба захохотали. Владимир пытался встать, ноги дрожали. С улицы во двор, сильно хромая, вошел Сувор, покачал головой. Владимир смотрел, как огромный воин приблизился, легко взял на руки, понес. Земля и небо колыхались, от воина шло надежное тепло. Владимир наконец позволил себе сомлеть.

В себя пришел от боли и тишины. Женщины ушли на ночные посиделки, в соседней челядной при свете лучин прядут и поют то веселые, то тоскливые песни. Холопы тоже ушли, челядная вдруг стала большой и страшной. Забившись на печи в дальний угол, он достал из-за пазухи заветный узелок из ветхой грязной тряпицы. Он всю жизнь прятал его, сколько помнит, то за сараем, то за досками в конюшне, но сейчас день был особенно горек, и эта тряпица грела пальцы.

Узелок поддался нехотя, на ладонь выкатился тяжелый перстень. На ободранной ладошке он казался особенно огромным, пугающим. В тяжелом кольце недобро поблескивал кроваво-красный камень. Вокруг него, как муравьи, темнели волшебные значки. Его мать, которую он почти не помнит, тайком передала ему и еще сказала, что перстень когда-то принесет счастье.

– Волшебный, – прошептал он разбитыми губами, – чародейский… Скорее бы твои чары проснулись!.. Неужто обязательно надо стать взрослым?

Борясь со сном, он завязал волшебный перстень в узелок, сунул за пазуху. Сны пришли счастливые. Его перестали дразнить запечником, попелюшником, золушником, зато увидели, какой он сильный, умный и красивый…

А он всех обижальщиков сажает на пали, чтобы умирали долго, а оттуда в муках видели, как он победно скачет на красивом коне!

Глава 2

На другой день, когда он, закончив таскать воду на задний двор свиньям, носил воду лошадям, во двор тяжелым галопом ворвался огромный воин на тяжелом коне. Воин был в коническом шлеме, широкие булатные пластины блестели поверх кольчужной рубашки из толстых колец, слева висел щит размером с дверь, справа торчал самый громадный меч, какой Владимир когда-либо видел.

Лицо воина было грозное, в шрамах. Синие глаза слегка навыкате смотрели холодно, предостерегающе. С ним словно ворвалась в спокойный мир грозовая туча с громами и молниями.

Он спрыгнул с неожиданной легкостью. Владимир едва успел поймать поводья: голос всадника был густой, мощный.

– Поводи по двору. Запалишь – уши оборву.