Борис Васильев - Владимир Мономах Страница 2

— И нет никакой возможности выдержать удар половцев?

Великий князь вздохнул:

— Их могло бы сдержать конное войско, но у нас конного войска нет. Есть незначительная конная стража, но стража не может сдержать натиск яростно атакующей конницы. Она обучена только защищать самого князя и его воевод.

Владимир смотрел на отца преданными глазами, но сам взгляд показался великому князю отсутствующим. И это тоже ему не понравилось.

— Ты понял меня, сын?

— Понял, батюшка.

— И научись видеть. Не просто смотреть на мир, но зреть его, оценивать и понимать.

— Да, батюшка.

Сын никогда не спорил с отцом, но всегда дорожил собственным мнением.

— Молодые глаза зорче старых. Зорче и свежее, и потому способны увидеть новое.

— Да, батюшка.

Нет, любимый сын явно не слушал, а потому и не слышал его. Он устремлялся вослед за своими думами или мечтаниями и только старательно поддакивал отцу в паузах. И это великому князю тоже не нравилось.

— Подай-ка мне книгу и ступай.

Свирид опередил Владимира и подал книгу.

— Ваша книга, великий князь.

— Благодарю, — вздохнул Всеволод. — Ступайте, сыны.

Мальчики молча вышли.

«Я неправильно начал, — с горечью подумал великий князь. — Надо было бы начать с Божественной Истории. И вообще — с истории. Надо перечитать Геродота…»

— Но сначала — с Божественной, — вслух сказал он самому себе. — С Божественной!.. О святых угодниках Божиих и о славе их в веках!

2

Великий князь Киевский Всеволод пристрастился к чтению с юности, скупал книги и рукописи, где только мог, и у него была большая по тем временам библиотека. А поскольку на Руси книг было очень мало, то князю привозили книги из стран европейских. Послы и купцы, священники и монахи, добрые знакомые и вовсе незнакомые, но знавшие о странной тяге великого Киевского князя. И ради стремления к чтению начал Киевский князь изучать языки заграничные и вскоре объяснялся на шести языках вполне основательно.

И наставлял первенца:

— Читай, сын. В книгах сосредоточена вся мудрость мира.

— А можно выучить мудрость?

— Сие невозможно, сын. Можно выучить лишь некие общие правила.

— А мудрость?

— Мудрость человек извлекает либо из разговоров с мудрецами, либо из чтения книг.

Владимир быстро выучился читать и легко освоил европейские языки. Он обладал отличной памятью и еще большим желанием учиться. И всю жизнь считал, что он так и не извлек мудрости из книг…

— Трудно сие, — усмехался отец.

Великий князь все видел, все учитывал и продолжал упорно воспитывать наследника. Ежедневные вечерние беседы их затягивались порою до глубокой ночи, потому что сын был весьма любознательным и слушал с жадным нетерпением.

С особым вниманием следил великий князь за чтением своего первенца:

— Читать надобно с полным пониманием. И непременно перечитывать, коли чего не поймешь. В книгах мудрость людская.

— Да, батюшка.

Владимир читал со вниманием, а частенько и перечитывал. Но великого князя интересовал результат, а не процесс:

— Как по-твоему, сын, что есть главное земное благо человека?

— Святая вера в Господа нашего Иисуса Христа, батюшка.

— Это бесспорно, сын. Я говорю не о небесном долге, а о житейском благе.

Владимир основательно подумал, прежде чем ответить отцу.

— Верность, батюшка?

— Не совсем точно. Запомни: ничего нет прочнее слова святого человека.

— Непременно, батюшка… Только как определить, святой он или не святой?

— Вот! — Великий князь очень обрадовался этому вопросу, даже пальцем ткнул в сына и повторил: — Вот!.. Читайте Святое Писание, сыны, а Жития русских святых — в первую голову. Как они постились, замыкая себя в пещерах от ока людского, как бичевали себя плетьми и железами, дабы укротить плоть свою ради защиты Руси Святой от супостатов…

— Дозволь вопрос, батюшка, — решительно перебил Владимир.

— Что еще? — нахмурился Всеволод.

— Русь укрощенной плотью от супостатов не спасешь, батюшка. Русь с мечом в руке спасать надобно, себя не щадя. А эти святоши, о которых упомянул ты как о героях, себя спасали в пещерах своих от гнева Божьего, а не Русь Святую!

Великий Киевский князь от такого ответа и слова молвить не мог. Только губами плямкал, тыча задрожавшим пальцем в Свирида. Проговорил наконец:

— Ты… Ты скажи ему…

— В древних книгах, которые самой Библии старше, сказано, что любовь правит миром, великий князь. Любовь к отечеству, любовь к людям. Миром правит любовь, великий князь.

— Вон!.. — вскричал великий князь. — Вон, самостийники!..

И, словно подавая пример, первым вышел из собственных покоев.

Владимир на всю жизнь запомнил эти вечерние беседы с отцом. Они никогда не замыкались на одной теме, легко и естественно переходя на темы соседствующие и далее, далее, чтобы где-то вновь вернуться к началу. Домашние беседы с отцом неспешно двигались к пониманию многих вещей по спирали, и эта спираль надежно ввинтилась в память княжича.

«Ложь есть начало всех зол…» — так сказала матушка.

Сын взрослел, постепенно забывая отцовские наставления и заменяя их собственными. Но слова матушки своей помнил всю жизнь.

3

Кроме книг и воспитательных бесед у великого князя Киевского была еще одна страсть, вполне объяснимая в те времена: охота в Дикой Степи. Укрепив сына нравственно, Всеволод решил укрепить его и телесно.

— Сколько тебе лет, сын?

— Четырнадцать вот-вот должно бы исполниться, батюшка.

— Жеребца добро выездил?

— Голоса слушается.

— Стало быть, пора уж тебе, сын, и на Дикую Степь поглядеть.

— Давно этого хочу, батюшка.

— Завтра с зарею и выедем.

На следующее утро, едва солнце позолотило облака — с первой денницей, как тогда говорили, — отец с сыном выехали со двора верхами без всякой охраны. Великий князь не любил посторонних ушей и глаз. В особенности когда ощущал в себе острое желание поучать первенца.

Ехали молча и неспешно. Всеволод размышлял, как поведет себя сын, впервые увидев безграничный простор и безграничную свободу Дикой Степи, где каждый зверь и каждая птица были вольны жить так, как они живут, прислушиваясь только к собственным желаниям и руководствуясь только собственной волей. А княжич думал о второй отцовской страсти, которую он увидит и ощутит вот за этим подъемом.

Они поднялись на пологий склон и остановили коней. Перед ними лежала просыпающаяся ото сна долина. Остатки тумана поднимались над нею, как последние сладкие сновидения. В озерках и болотцах навстречу солнцу всплывали белые кувшинки.

— Будто со сна земля потягивается, — с улыбкой заметил Владимир.

— Мир Божий просыпается, сын.

Великий князь понял вдруг, что на миг непозволительно расслабился. И тут же сменил тон: уж очень склонен был поучать.

— Прежде чем постичь тайны Великого Киевского княжения, надо постичь чистоту его красок, — негромко сказал Всеволод сыну. — Перед тобой на равнине все краски Земли Киевской. Смотри внимательно и разумно с восхода на закат, от шуйцы до десницы. И спрашивай, непременно спрашивай, если чем-то удивлен будешь или чего-то не поймешь.

— Понял, батюшка. От восхода на закат, от шуйцы к деснице…

Княжич Владимир никогда не стеснялся спрашивать, если что-то было для него непонятным. И, едва начав основательный неторопливый осмотр от шуйцы до десницы, сразу же наткнулся взором на что-то, доселе ему неведомое.

— Дозволишь вопрос, батюшка?

— Велю.

— А что это за темно-зеленое пятно, если от шуйцы смотреть?

— Полынь. Первая листва ее, всходы, всегда темной зеленью отливают. Потом светлеют, желтеть начинают, отсыхают совсем, а стебель с метелкой семян стремится к солнцу, чтобы созреть и умереть, дав новую молодую жизнь семенами.

— А почему листва темной зелени будто серебром присыпана?

— То не серебро. То соль.

— Откуда же соль взялась?

— Бури и ветер соль приносят с моря, которое Понтом Евксинским зовется. А по-нашему — Черным. Вот эта горькая черноморская соль и оседает на полынных зеленях. Потом в землю уходит, когда листья полынные отмирают.

— А почему черноморская соль именно на полыни оседает?

— Листья у нее шершавые и маслянистые слегка. Что дальше видишь?

— Кусок травы. Другая зелень у нее. Более сочная, что ли.

— Это копытка. Она и под снегом выживает, и дикие лошади, которые тарпанами зовутся, зимой копытами снег разгребают, чтобы до нее добраться, почему и название такое получила. Копытка и лютой зимой сочная. Что рядом?