Василий Ян - Батый Страница 2

Факих, невольно повинуясь властному гостю, отворил дверь и вытолкнул лохматого пса в темноту. Хаджи Рахим остановился, колеблясь, не лучше ли убежать, но сильная рука потянула его обратно. Гость сам задвинул деревянный засов, не выпуская факиха, подвел его к ковру и вместе с ним опустился на колени. Он стал шептать торопливо, прерывая речь и прислушиваясь, когда пес за тонкой стеной начинал ворчать:

– Не открывай засова. Они могут подскакать и будут караулить за дверью. Они предательски убили моего отца, переломив ему хребет, а я сварю их в котле живыми. Клянусь вечным синим небом, я это сделаю!..Если ты попытаешься убежать отсюда, я тебя задушу!..

Незнакомец улегся на бок, что-то бормотал, но не выпускал руки хозяина, крепко сжимая ее горячими пальцами. Его трясла лихорадка. Вдруг он вскочил, прислушался и отошел к стене.

– Это они! – прошептал он. – Смерть меня догнала! Смотри не выдавай меня!

Снаружи донесся неистовый лай собаки. Кто-то подошел, слышались спорящие голоса. Сильный удар потряс стену.

– Эй, хозяин! Открывай дверь.

Хаджи Рахим ответил:

– Кто смеет ночью беспокоить писца окружного начальника?

– Открывай скорее, или мы в куски развалим твою берлогу! Мы ищем убежавшего преступника.

– Два дня я лежу больной, никто не пришел, чтобы разжечь очаг и согреть мне воды. Разыскивайте преступника в камышах, а не в доме мирного переписчика книг.

Грубые голоса продолжали спорить, кто-то стучал в дверь. Вдруг дикий крик, похожий на рев раненого зверя, покрыл шум. Послышались вопли и стоны. Они стали удаляться и замолкли. Хаджи Рахим хотел заговорить, но ладонь гостя зажала ему рот.

– Ты не знаешь, как они коварны, – шептал он на ухо. – Они все делают с умыслом. Одни ушли, чтобы спрятаться в засаде, а за дверью, возможно, подстерегают другие. Надо выждать и готовиться к бою.

Оба подошли к узкому окну, затаив дыхание, стараясь что-либо разглядеть во мраке ночи. Слышались невнятные шорохи, иногда сильнее шелестел по листьям мелкий дождь.

Глава третья

Немощен человек без коня

Когда занавеска окна зарозовела от первых солнечных лучей, незнакомец натянул сапоги, осмотрел свой намокший синий чапан[7] и швырнул его в угол. Не спросив у хозяина согласия, он снял с деревянного гвоздя старый, выцветший плащ и с трудом натянул его на широкие плечи.

– Плохо мне без коня! Трудно будет ускользнуть… Быть может, выручит твой порванный плащ. Я притворюсь нищим…

Он подошел к двери и заглянул в щель. Резко отодвинулся и прижался к стене. Помедлив, сделал знак факиху, чтобы тот открыл дверь.

Послышался слабый стук. Хаджи Рахим отодвинул засов, и дверь распахнулась.

На пороге, в свете розовой зари, стояла, улыбаясь, девушка, почти девочка, в длинной, до пят, оранжевой рубашке, с голубыми бусами на смуглой шее. Она держала глиняный кувшин, прикрытый широким зеленым листом. На листе лежали три только что испеченные, подрумяненные лепешки.

– Ас-салям-алейкум, Хаджи Рахим! – сказала беззаботно девушка, и две веселые ямочки заиграли на ее щеках. – Мой почтенный благодетель Назар-Кяризек посылает тебе только что надоенное молоко, эти горячие лепешки и спрашивает, не нужно ли еще что-нибудь.

Приняв кувшин со словами благодарности, Хаджи Рахим вышел вслед за девушкой из хижины. Кусты ежевики блестели, осыпанные каплями дождя. Старый пес Акбай сидел на дорожке, косясь налитыми кровью глазами.

На сырой траве лежал человек. Его прикрывал шерстяной серый плащ, какой носят арабы. Белый оседланный конь, привязанный на аркане, пощипывал невдалеке траву. Он нетерпеливо подымал маленькую голову с черными живыми глазами и встряхивал шелковистой гривой, отгоняя вьющихся слепней.

Факих вернулся в хижину. Ночной гость ждал у двери:

– Прощай, мой учитель Хаджи Рахим!

Факих удержал незнакомца за рукав:

– Возьми еды на дорогу!

– Неужели ты до сих пор не узнал меня? – спросил гость, пряча за пазуху горячие лепешки. – Десять лет назад ты учил меня держать калям[8] и писать трудные арабские слова. Я многое перезабыл, но два слова не забуду: «Джихан-гир» – покоритель вселенной… Скоро ты обо мне услышишь! Я пришлю за тобой…

Он остановился на пороге и с удивлением рассматривал девушку:

– Как зовут тебя? Откуда ты?

– Меня зовут Юлдуз.[9] Я сирота, живу у Назара-Кяризека.

– Твой голос поет, как свирель. Ты будешь счастливой звездой на моем пути…

Он быстро шагнул через порог и увидел белого коня:

– Вот конь, посланный мне небом! Это будет конь моих побед, как белый Сэтэр, походный конь Чингисхана. Теперь я снова силен.

Мягкой, хищной походкой молодой монгол проскользнул по траве к белому коню, бесшумно выдернул из земли железный прикол и, свернув кольцом аркан, легко поднялся в седло. Горячий конь бросился вскачь и скрылся за тополевой рощей.

Девушка смотрела удивленными глазами вслед незнакомцу, затем перевела блестящий взгляд на Хаджи Рахима. Тот стоял неподвижно, задумчиво положив руку на бороду.

– Это разбойник? – спросила девушка.

– Это необычайный человек!

– Почему? Ведь он похитил чужого коня?

– Он будет на нем покорять царства… Иди, звездочка Юлдуз, домой! Скажи почтенному Назару-Кяризеку, что больной факих благодарит и помнит его заботу и милость.

Девушка быстро повернулась и пробежала несколько шагов, затем степенно пошла по тропинке, стараясь держаться, как взрослая.

Серый плащ зашевелился. Старый пес, отскочив, хрипло залаял. Из-под плаща показалась голова юноши с черными вьющимися волосами. Он стремительно вскочил, поднял закрученный синий тюрбан и надвинул его на правую бровь. Это был воин, с кривой саблей и двумя кинжалами на поясе.

– Где мой конь? – закричал он и, подбежав к месту, где только что пасся белый жеребец, наклонился к земле, разглядывая следы. – Я узнаю: к коню подошел… человек в монгольских сапогах… Он украл моего боевого коня! К чему моя светлая сабля, если вор далеко!.. Без коня я немощен, как сокол с перебитыми крыльями! Какой я теперь воин! – И, схватившись за виски, юноша со стоном повалился на землю.

– Не горюй, – сказал, подходя, факих. – На твоем коне уехал человек, который даст тебе взамен тысячу кобылиц…

Юноша лежал неподвижно, а Хаджи Рахим утешал его:

– Поверь моим словам, ты ничего не потерял, а может быть, многое выиграл…

– Это был мой верный, испытанный друг!.. На нем я бросался в битву, и не раз он спасал меня от смерти. Горе воину без коня!

– Я знаю того, кто едет сейчас на твоем белом скакуне, и говорю, что твой конь к тебе вернется! Это так же верно, как то, что меня зовут факих Хаджи Рахим.

Юноша встал, резким движением подхватил с земли свой плащ и склонился перед ученым:

– Если я вижу перед собой прославленного знаниями факиха Хаджи Рахима, прозванного аль-Багдади, то я верю твоим словам. Да будут уют, простор и благодать в твоем доме! Я прошу милости и мудрого совета страннику, приехавшему из далеких гор Курдистана. Привет тебе от Джелаль эд-Дина,[10] храбрейшего из героев!

– Юный брат мой! – сказал факих. – Ты прошел невредимо через пучины бедствий в страшные дни, когда потрясается вселенная, и принес мне слова привета от далекого прославленного героя, – этим ты доставил мне двойную радость. Войди в мой скромный дом!

Глава четвертая

Тропа жизни джигита

Я привязал мою жизнь и мой век

К острию моего копья.

Молодой воин вошел, пригнувшись, в узкую дверцу хижины и сел на пятки у самого входа. Хаджи Рахим опустился на старый коврик близ очага. Оба провели ладонями по щекам, затем, как требует приличие, долго молчали, рассматривая друг друга.

Наконец с достоинством и грустью человека, видевшего на своем веку множество людей, факих соединил концы пальцев и сказал:

– Кто ты? Какого рода? Каким именем наградил тебя твой белобородый отец? В какой далекой стране ты впервые увидел свет солнца? Хоть ты и говоришь по-кипчакски, но движения твои и одежда показывают, что ты иноземец.

Воин, вежливо покашливая в руку, заговорил ровным, тихим голосом:

– Зовут меня Арапша, но мои боевые товарищи дали мне прозвище «Ан-Насир»,[11] потому что в битве, говорят, я теряю разум, становлюсь злобным, бросаюсь в самые опасные схватки и обращаю врага в бегство… Хотя я сказал тебе, что зовут меня Арапша, но как прозвал меня мой почтенный отец и где я провел свое детство – клянусь! – я не знаю. Помню смутно, что жил я в лесу около озера, плавал с отцом в лодке и видел, как он высыпал из сетки в корзину много серебристых рыб. Помню, как тепло было лежать на руках у матери и слушать ее песни. Помню еще маленькую сестренку… Потом все это кончилось. Напали разбойники и увели меня и сестренку в большой город, где продали нас на парусный корабль. На корабле было очень много мальчиков и девочек. Корабельщики набили нас в трюм корабля и заперли вместе со стадом больших белых гусей. Гуси щипали и клевали нас. Корабль плыл по широкой реке, затем по морю. Корабельщики распродали детей на базаре. Я никогда больше ни с ними, ни с моей сестрой не встречался.