Николай Данилов - Кордон Страница 2

Луи, племянник великого полководца, придя к власти в 1852 году, пожелал снова превратить страну из республики в империю. Ему, видите ли, показалось солиднее быть императором, чем президентом. Отстаивая династию Бонапартов, как равноправную династии Бурбонов, Луи объявил себя Наполеоном III. Но одно дело назваться императором и совершенно другое, когда тебя таковым признают великие страны.

Николай I, узнав о намерении Луи возродить во Франции империю, ответил на послание француза резким несогласием. Это оскорбило самолюбивого Луи. «Ох, уж эти русские! — гневное чувство захватило его. — Жаль, что Бонапарт не покорил их в 1812 году!»

Давно известно, что враги России, пользуясь распрями стран, ублажали, прибирали к своим рукам всех обиженных на «русского медведя». Так случилось и в конце 1852 года. Англия, в противовес российскому монарху, официально признала властолюбивого Луи императором, Наполеоном III. «Вот где они, настоящие друзья!» — восторженно подумал новоявленный император. Имея давнюю неприязнь к русским — выгнали из России его дядю! — он потянулся к островитянам. Вскоре между Францией и Англией был заключен союз. Они — друзья навеки. У них есть общий и кровный враг — Россия.

Однако, как полагал Фебрие де Пуант, претендовать Франции на мировое господство с таким союзником — дело сомнительное и опасное. Воинственно настроенной Великобритании нужны дополнительные силы — люди, корабли, оружие. Долго ли продержится такой союз? Англия никогда не была надежным партнером…

Дэвид Прайс, в отличие от французского адмирала, ратовал за совместные действия двух стран. Франция, считай, втянута Англией в войну. Это превосходно! Чем больше французов погибнет в сражениях, тем меньше потратят собственной крови англичане.

В судьбах обоих адмиралов были яркие события, которые глубоко врезались в память и не тускнели со временем. Старый морской волк Дэвид Прайс повидал на своем веку всякое. Бороздя более четырех десятков лет моря и океаны, он участвовал во многих сражениях. Смело дрался морской офицер с голландцами, норвежцами, топил испанские, португальские, греческие и еще невесть чьи суда, на отдаленных материках и островах не кланялся стрелам индейцев, негров, папуасов… Но противник противнику рознь. Однажды в Финском заливе была стычка с русским фрегатом «Всеволод». Об этом бесславном для английских моряков поединке Дэвид Прайс вспоминать не любил.

В длинных морских походах адмирал частенько возвращался мысленно к прошлому, ворошил в голове массу случаев и фактов, однообразных и редких, давних и близких. Но, удивительное дело, самым впечатляющим для англичанина осталось почему-то давнишнее сражение с французами, когда молодой офицер Дэвид Прайс получил первое штыковое ранение (всего их было три). Тогда и зародилась у него неприязнь к нынешним союзникам, которую не приглушили ни время, ни события.

Фебрие де Пуант, имевший за спиной не менее богатый морской опыт, не мог забыть пролитой им крови во время схватки с английскими моряками бомбардирского судна «Вулкано», которым командовал тогда капитан-лейтенант Дэвид Прайс. И уж, конечно, оба адмирала великолепно знали о битве, которая произошла 18 июня 1815 года в Бельгии, около селения Ватерлоо. Соединенные силы Англии, Голландии и Пруссии тогда сражались против армии Наполеона I. Битва под Ватерлоо стала закатом для прославленного французского полководца.

Адмиралы, один с удовольствием, другой с глубокой скорбью, могли вспомнить и 1805 год. Великобритания, монопольно утверждая себя владычицей морей, и тогда не отказывалась от мысли покорить всю Европу. Английская эскадра адмирала Нельсона с лихорадочным нетерпением рыскала по морям у берегов двух материков в поисках французских кораблей. Батальная битва в Средиземном море принесла мировую славу Нельсону и бесчестие вместе р потерей эскадры французскому адмиралу Вильнево.

Но вот правительства некогда враждующих стран нашли в политике общий язык и совместного врага — Россию. Англию и Францию не на шутку встревожило Синопское сражение, в котором русская эскадра адмирала Нахимова наголову разбила турецкий военно-морской флот. Кичливый главнокомандующий Осман-паша, бахвалившийся непревзойденностью в вооружении турецких кораблей и мощью береговых батарей, попал к русским в плен вместе со своими офицерами и переодетыми в чужую форму английскими советниками. Позор!

Разгромлены турецкие сухопутные войска на Дунае, разбит султанский флот на Черном море. Откуда берутся силы у отсталой невежественной России? И Англия с Францией поняли, что враждовать им в такое время нельзя. Очень удобный повод теперь придраться к России и под видом защиты «безобидной» Турции приблизить свои корабли к русским берегам.

— Я полагаю, что основные события этим летом развернутся у южной границы России, — продолжил мысль Фебрие де Пуант. — Битва разгорится за ворота в Черное море — Босфор, Мраморное море и Дарданеллы. Там ключи от Балкан и Кавказа. А мы держим курс на Дальний Восток. Не кажется ли вам, господин Прайс, что наши адмиралтейства (осторожный француз не сказал «наши правительства») неоправданно легко распыляют силы? Россию надо раз и навсегда отторгнуть от Черного моря, перекрыть ей выход в Средиземное… Мы в это дело, как я понимаю, не внесем и малого вклада.

— Позвольте не согласиться, — возразил Дэвид

Прайс. — В мире нет силы, способной остановить наш объединенный флот у ворот в Черное море. Бесспорно, что решающая битва будет у южных берегов России. Что касается распыления сил, я этого не вижу. Вас смущает наше отдаление от места предстоящего крупного сражения?

Француз согласно кивнул.

— Как-то очевидец мне рассказывал, — отвлеченно заговорил англичанин, — о схватке двух диких австралийских собак с коровой. Самец и самка смело напали на крупное животное. Самец норовил вцепиться жертве в шею, но всякий раз натыкался на рога. Тогда самка схватила корову за хвост. Та, естественно, повернула голову назад. В это время самец вонзил ей клыки в горло…

Дэвид Прайс сделал паузу и неожиданно для собеседника спросил:

— Когда смотрите на карту России, вам Камчатка внешне не напоминает хвост какого-то странного животного?

Фебрие де Пуант задумался, мысленно представляя, как выглядит на карте северо-восточный полуостров России, и неопределенно покачал головой. Он превосходно знал не только географию, но и историю освоения тихоокеанских берегов. Французы еще в минувшем столетии бывали в Камчатке. Об этом Фебрие де Пуант и пожелал напомнить собеседнику.

— В 1787 году, — медленно проговорил он, — мой славный соотечественник Жан де Г ало Лаперуз открыл пролив между островом Хоккайдо и полуостровом Сахалин {Сахалин до середины XIX века ошибочно считали полуостровом}. После этого, осенью того же года, знаменитый мореплаватель направился в Камчатку. К сожалению, к тому времени там прочно обосновались русские.

— Я знаю, что Лаперуз побывал в Петропавловске на могиле Чарльза Кларка, — неторопливо вставил Дэвид Прайс. — После того, как мой соотечественник Джеймс Кук в 1779 открыл Сандвичевы {Сандвичевы — Гавайские} острова, его постигла трагическая смерть — мореплавателя съели дикари. Тогда кругосветную экспедицию возглавил его сподвижник и помощник капитан Чарльз Кларк. Он направил ее к Камчатке, но сам скончался в пути. Кларка похоронили в Петропавловске.

О морских открытиях оба адмирала были осведомлены довольно-таки полно.

— Судя по последнему письму Лаперуза в Париж, русские бережно отнеслись к могиле английского мореплавателя, — сказал француз. — Письмо Жана де Гало хранится в государственном музее Франции.

Фебрие де Пуант мог сообщить о Лаперузе и больше. Мог, но не захотел. В упомянутом письме Жан де Гало очень тепло отозвался о россиянах. «Русские в Камчатке, — писал Лаперуз, — оказались удивительно приветливыми и щедрыми людьми. Такого уважения, такого понимания задач моего плавания я за три года не встречал нигде. Каждый житель Петропавловска стремился по мере своих сил оказать французским морякам всяческую помощь и содействие. Россия — великая страна, и нам необходимо всегда жить с ней в дружбе». Это было написано ровно за четверть века до похода Наполеона I в Россию. Читал ли корсиканец письмо Лаперуза, французский адмирал не знал. Не решился он сказать о таком послании соотечественника и Прайсу. «Сентиментальность!» — отозвался бы о письме Лаперуза англичанин.

— Так напоминает ли вам Камчатка хвост какого-то животного? — повторил вопрос Дэвид Прайс.

— Признаться, нет, — после некоторого раздумья ответил Фебрие де Пуант. — А каким, господин Прайс, вам кажется то странное животное? Оно не схоже с тяжеловесной лошадью?

Дэвид Прайс улыбнулся.

— И до чего же вы, французы… — англичанин помедлил, подбирая вместо «трусливые» менее обидное слово, — осторожные. Приближаясь к хвосту России, боитесь ее копыт?