Карин Эссекс - Клеопатра Страница 2

Знахарь достал из сумы маленькие статуэтки обнаженных богов. Одна была без головы, вторая — с ужасными глазами и соколиным клювом вместо носа, третья — с кривым фаллосом. Клеопатра напряженно прислушивалась к таинственному шепоту колдуна. Из волшебной сумы появился пучок трав, каких-то сорняков, листьев и корешков — поди разберись, что там намешано. После чего целитель попросил слуг поджечь все это от одной из масляных ламп.

— Митра, Баал-Хадад и Асират, вы возвращаете и исцеляете, — начал перечислять колдун страшных западных богов, подняв факел над головой.

«Митра! Митра!» — в беззвучной мольбе вторила Клеопатра целителю, который принялся выплясывать вокруг ложа царицы, размахивая дымящимся пучком трав.

— Мать Астарта, — заклинал слепой знахарь, — ты создаешь и разрушаешь! Кибела, богиня всего, что было, есть и будет!

Внезапно он резко согнулся, словно от сильной боли, утробно зарычал и принялся колотить воздух, сражаясь с незримыми врагами — болезнями царицы. Клеопатре показалось, что эта пляска продолжалась довольно долго. Наконец колдун воздел руки над головой и бросился к постели, на которой лежала сгорающая от лихорадки правительница. Девочке так хотелось, чтобы мать открыла глаза, но прекрасное даже в горячечном поту лицо Трифены не дрогнуло.

Когда слуги увели слепца, царь только покачал головой. Потом приказал принести свою флейту и начал играть, внося последнюю лепту в общий хор молитв за выздоровление его супруги. Клеопатре захотелось прижаться к отцу, поэтому она неуклюже поползла по полу, поймав на пути большого зеленого сверчка. Царь перестал играть, и Клеопатра понадеялась, что теперь он возьмет ее на колени. А потом поняла: отец остановился, ожидая, что следом зазвучит лира жены. Они часто играли вместе, он — на флейте, а она — на лире, и посвящали этому досугу целые вечера. Но Трифена осталась недвижима, и царь продолжил свою партию.

Одна за другой вошли сиделки — родственницы Авлета, которым он позволил доживать век при дворе. Когда они проходили мимо Клеопатры, то печально глядели на девочку, гладили ее по голове, восхищаясь прекрасным цветом ее волос, и целовали в лобик. Ребенок знал, что отец не хотел, чтобы старухи сидели в комнате жены. Авлет поселил вдов через реку, в семейном дворце на острове Антиродос, чтобы они поменьше вмешивались в его дела. Но не выгонять же их из покоев умирающей царицы! Старухи принялись жечь травы и благовония, взывая к Исиде, Матери Творения, Матери богов. Четыре скорбные жрицы богини, облаченные в красные одеяния, явились молиться над постелью царицы, пока доктора пытались снять жар холодными компрессами, и слушали горячечный бред Трифены.

— О госпожа милосердная! — закаркала одна хриплым голосом.

— Госпожа целительная! Ты облегчаешь наши страдания! — подхватили остальные.

По мере того как состояние царицы ухудшалось, они принялись взывать к темным сторонам богини, чем напугали маленькую царевну, которая судорожно хваталась за колени отца при каждом новом обращении к божеству.

— Ты поглощаешь людей!

— Ты проливаешь кровь!

— Ты повелеваешь громами!

— Ты разрушаешь души человечьи!

— Повергни силы, что отнимают жизнь у нашей царицы и сестры!

Верховный лекарь вытер руки о фартук. Царь отложил флейту. Клеопатра уставилась на ноги двух мужчин, которые казались малышке великанами. Неужели, думала она, пальцы могут быть такими огромными, а кожа — такой грубой?

— Кровь царицы отравлена жаром, который сжигает ее тело, — сказал верховный лекарь.

После того как чужеземный колдун потерпел неудачу, он почувствовал себя увереннее.

Помощники врача печально отступили от кровати Трифены, унося пропитанные потом и засохшей кровью тряпки. Лекарь остановил их и показал царю окровавленные лоскуты. Клеопатра привстала на цыпочки и тоже увидела грязные, вонючие тряпки. Неужели эта гадость вышла из ее прекрасной матери?

Избегая смотреть царю в глаза, верховный лекарь опустил взгляд и обнаружил у своих колен маленькую царевну.

— Я пустил ей кровь, мой повелитель. Но побороть лихорадку не в силах. Нам остается только ждать, что решат боги — потеряем ли мы царицу. И если да, то когда это случится.

— О милосердная госпожа, — заголосили старухи, — ты могущественней восьми богов Гермополиса! Ты даришь жизнь! Ты приносишь исцеление! Не забирай нашу царицу Трифену!

Женщины принялись исступленно бить себя кулаками по пустым иссохшим грудям.

Клеопатра думала, что отец прикажет наказать верховного лекаря. Доктор упал на колени и с пылкостью юного любовника поцеловал руку Авлета.

— Прости меня, владыка, но я бессилен. Я с радостью отдал бы собственную жизнь за жизнь царицы.

Авлет молчал. Лекарь, видимо, удивился, что царь не велел казнить его на месте. Потому он смущенно кашлянул и продолжил:

— Мне нужно приготовить материал для бальзамирования. Владычица должна встретиться с богами достойно своего сана.

Доктор поспешно вознес молитву богам.

Авлет окаменел. Он стоял безмолвный и недвижимый. Клеопатра протянула отцу сверчка. Царь, казавшийся дочери печальным великаном, медленно покачал головой и закрыл глаза. Девочка села у его ног и прижала беспокойного сверчка к груди, не давая ему сбежать.

Пятнадцатилетняя Теа сидела на диване, держа на коленях сестру Беренику. Взгляд ее кошачьих глаз метался между царем и маленькой Клеопатрой у его ног. Теа была дочерью царицы Трифены от первого брака с сирийским принцем. Клеопатра зябко передернула плечами. Теа была похожа на мать, но казалось, что в этой девушке воплотилась темная, сумрачная сторона царицы. Черные волосы царевны блестящим водопадом ниспадали до пояса, она не любила собирать их в тугой узел — прическу, которую предпочитали носить взрослые женщины. Теа унаследовала от матери орлиный нос, ровные белые зубы и треугольную форму лица, но ее черты были более резкими. Если царица отличалась мягкостью и женственностью, то красота ее старшей дочери была почти демонической. Трифена, даже в добром здравии, казалась волшебным неземным созданием, далеким от грубости этого мира. А Теа была земной женщиной, созданной для обычной жизни. Хотя ее время еще не пришло, старшая царевна уже расцвела. Ее развитое тело не соответствовало детской одежде и неприбранным волосам. Юная женственность Теа уже проглядывала сквозь последние проблески детскости, от которых девушка спешила избавиться, словно змея, которая торопится сбросить старую кожу.

Теа сжала Беренику в объятиях и прошептала ей на ухо:

— Я всегда буду о тебе заботиться.

Для несчастной девочки эти слова были долгожданной песней, бальзамом на раны.

— Я так и не узнаю ее! — закричала Береника, которая только начала входить в возраст, когда стала интересна для матери.

До того как болезнь уложила Трифену в постель, царица проводила дни, играя на лире, читая книги и беседуя с софистами. Береника же любила охотиться на мелкую дичь со своим луком, играть с собаками и гоняться с пращой за детишками рабов.

Теа не разделяла занятий сестры, но всегда с восторгом выслушивала ее рассказы и хвалила за успехи с оружием. Береника мечтала о том дне, когда с ней перестанут нянчиться и разрешат встречаться с царицей. Вот тогда она покажет матери, как здорово умеет попадать в середину мишени! Но уже два месяца она не говорила с Трифеной, и ее воспоминания о матери начали меркнуть.

Теа шептала на ухо сестре слова утешения, но думала совсем о другом. Ее вела иная судьба. Царь не был ее отцом. Теа не могла бы унаследовать трон. Как только мать умрет, ее отправят в один из семейных дворцов, к противным старухам, которые сейчас толпятся в покоях царицы. И ей придется жить там, пока кто-то из окружения царя не предложит выдать ее замуж в далекие края. Или пока ее не отправят обратно к отцу, в Сирию. Эту страну недавно захватил Тигран, царь Армении, который воевал с римлянами. Если Рим победит — а Рим всегда побеждал в войнах, — Теа станет трофеем какого-нибудь военачальника, игрушкой для утоления его похоти. Девушка слышала, что именно так поступают римляне с пленными женщинами, пусть даже и высокого рода. Нет, будущего у нее нет.

— Рамзес кажется таким одиноким, — сказала Теа, показывая на любимого пса Береники, который лежал в углу, свернувшись клубком. — Наверное, ему грустно без тебя.

Она опустила Беренику на пол, подтолкнув ее к собаке. А сама подошла к опечаленному царю и взяла его за руку.

— Пойдем, отец.

Клеопатра попыталась удержать Авлета за ногу, но отец послушно пошел за Теа, и маленькие ручки царевны ухватили пустоту.

К удивлению почтенных старух, Теа увела царя от постели умирающей Трифены. Чувствуя осуждающие, злые взгляды морщинистых вдов, девушка увлекла Авлета в его личные покои. Они пришли, в любимую комнату царя, где располагались охотничьи трофеи. Уверенным голосом, чего она сама от себя не ожидала, Теа приказала слугам уйти. Те бросились прочь, разнося по всем углам дворца весть о происходящем.