Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья Страница 2

Тор выпрыгнул наружу, солдаты в будке вытянулись. Макс не выключал двигатель:

– Мне может понадобиться свора, Отто. Я позвоню… – брат кивнул, скрывшись в кованой калитке, Тор бежал впереди. Помахав охранникам, Макс поехал дальше.

С одной стороны дороги поднималась высокая, в три человеческих роста, окутанная колючей проволокой, ограда Дахау, с другой лежало заснеженное, голое поле. На горизонте виднелась ферма, окруженная вековыми деревьями, и каменным, серым забором. Солнце ушло, небо стало мутным, белесым. Сеял мелкий снег. Мерседес, разбрызгивая грязь, свернул к ферме. Макс остановил машину рядом с воротами, индустриального железа. Вышек охраны здесь не ставили, ограду подключили к электрическому кабелю. Затрещал звонок, створки распахнулись. Отдав ключи от мерседеса солдату, Макс подхватил пакет. Он прошел по чистому булыжнику на каменные ступени дома.

На посте охраны, двое эсэсовцев играли в шахматы. Один, завидев Макса, вскочил:

– Хайль Гитлер! Во время вашего отсутствия… – Макс отмахнулся:

– Ничего не случилось. Кофе сварите, пожалуйста… – он кивнул на лестницу, ведущую вниз.

Макс достал из кармана куртки связку ключей. В подвальном коридоре стояла мертвенная тишина. Он шел мимо мощных дверей, с номерами, с крохотными окошечками. Пахло хвойной эссенцией для ванн и хорошим табаком. Штурмбанфюрер открыл последнюю дверь справа. Стоя на пороге, он смотрел на узкую спину, в простой, хлопковой блузке, на коротко стриженые, рыжие волосы:

– Я принес подарок, фрейлейн Кроу, – улыбнулся Макс, захлопнув за собой дверь.

Комендант лагеря Дахау, оберфюрер СС Ганс Лориц принимал посетителей по записи, каждый вторник, перед обедом. Вход в комнаты оберфюрера охранял адъютант, унтерштурмфюрер Кёгель, в безукоризненной, отглаженной форме.

Кабинеты начальства располагались в двухэтажном здании серого камня, стоявшем слева от парадных ворот лагеря, по соседству с гаражами, пекарней, и почтой. Крематории убрали подальше, в конец территории. Разумеется, посетителям не разрешали заходить в лагерь. Между бараками для заключенных, медицинским блоком, и служебными зданиями возвели ограждение. С тщательно расчищенного двора, с деревянными скамейками, с медными пепельницами на высоких ножках, виднелся только верх забора.

Погода, с утра солнечная, испортилась. Черный лимузин оберфюрера загнали в гараж, начистив его до блеска. Лориц любил машину, шофер тщательно за ней ухаживал. Кёгель зевнул, пожалел, что курение в кабинетах запретили. Надо было каждый раз накидывать зимнюю шинель и выходить на крыльцо. Кёгель, все равно, с удовольствием, предвкушал чашку хорошо заваренного кофе и сигарету. В лагере были конюшни, однако зимой лошади отдыхали. Офицеры проводили время в гимнастическом зале. В клубе поставили бильярд, и показывали новые фильмы. Из Мюнхена часто наведывались гастролеры, для охраны лагеря устраивали концерты. В фойе клуба поставили красивую елку. Дерево привезли на грузовике, офицеры сами его наряжали. Баварцы, из персонала лагеря, уезжали на праздники к семьям.

– Отто в Берлин отправится, а после Рождества, в Индию… – вдоль газонов тянулись аккуратные сугробы. Летом в лагере все цвело. Комендант, как и рейхсфюрер СС, любил возиться с землей. Кёгель, юношей, работал проводником в Баварских Альпах. Они устроили каменную горку, и заказали в ботаническом саду Мюнхена редкие растения. Посещая лагерь, рейхсфюрер одобрительно сказал:

– Отлично. Сразу чувствуешь себя, как дома. Очень красиво… – Гиммлер наклонился, рассматривая через пенсне лиловые, яркие клумбы с первоцветом. Доктор фон Рабе обещал коллегам привезти семена из Гималаев:

– И не боится он по горам бродить… – Кёгель, рассеянно, просматривал, список сегодняшних посетителей, – в Гималаях ветра, морозы. Хотя Отто отличный спортсмен, пловец, любит пешие походы. Жаль, кстати, что у нас нет бассейна. Летом здесь жарко. Можно было бы насыпать песок, поставить шезлонги. Или теннисные корты сделать… -адъютант посмотрел на часы. До начала приема оставалось пятнадцать минут, у него оставалось время на сигарету. Комендант лагеря не курил. В гражданской жизни, оберфюрер трудился пекарем и кондитером. Он баловал офицеров баварскими сладостями, и делал отличный штрудель. На пекарне Лориц учил солдат готовить деревенский, сладкий хлеб с изюмом, заплетенный косичкой.

– Хала, – вспомнил Кёгель еврейское слово:

– Они украли исконный хлеб немцев. Проклятая нация, ничего своего у них нет. Правильно фюрер учит, евреи паразиты. Они всегда сосали кровь из честных рабочих, крестьян. Взять хотя бы нас, офицеров. Оберфюрер пекарем был, я на мебельной фабрике работал. Отто и Макс из богатой семьи, однако, их отец все отдал стране, национализировал заводы, шахты. Так и надо поступать, – адъютант дружил с братьями фон Рабе. Кёгель, покинувший школу в четырнадцать лет, благоговейно относился к людям с дипломами. В провинции, в СС почти не было офицеров с высшим образованием. Адъютант расспрашивал Отто об университете, восхищенно смотрел на его хирургические инструменты и белый халат.

По поручению начальства, Кёгель занимался доставкой оборудования в медицинский блок. Доктор фон Рабе показал офицерам, как действует барокамера. Отто предложил:

– Возьмем двух заключенных, все равно кого. В будущем придется проводить анализы, отбирать наиболее стойкие организмы, но сейчас мы устроим демонстрацию.

Кёгель потянулся за шинелью:

– Я говорил, что у нас нет бассейна. У врачей есть. Мы с Отто шутили, что летом, в жару, техника окажется очень кстати, – вода в большой, оцинкованной ванной охлаждалась электричеством. Отто заметил:

– Все равно, придется приносить лед. Такой температуры недостаточно, – он погладил борт ванны, – речь идет о спасении моряков, летчиков. Требуется, как можно более точно повторить природные условия, – фон Рабе объяснил, что для этого им и нужен рефрижератор. Во время опыта они стояли у окошечка барокамеры. Отто начертил Кёгелю и другим офицерам схему происходящего. Он развел руками:

– Мы врачи, привыкли к аутопсиям, но я знаю, что не всем здесь подобное по душе…

Коллеги зашумели, врач поднял руку:

– Поэтому послушайте, какие процессы происходят сейчас в организме подопытного экземпляра… – он взял указку. Барокамера была наглухо задраена, крики персонал не беспокоили.

На крыльце легкий ветер завевал снежок. Начальник пошел на псарню. Оберфюрер любил животных. Лориц никогда не упускал случая покормить собак, или поиграть со щенками.

Адъютант курил, глядя на пустынный, ухоженный двор. Альпийскую горку очистили от сугробов. Каждое утро солдаты из хозяйственной обслуги убирали административный квартал. Заключенных сюда, разумеется, не пускали. Кёгель вообще избегал посещать основной лагерь, предпочитая заниматься документами. От него ходить в бараки и не требовалось. Он полюбовался белой изморозью на мхах, покрывающих камни:

– Макс приглашал меня в шале, в Берхтесгадене. Надо найти время, прокатиться туда. Придется ждать отпуска… – штурмбанфюрер фон Рабе работал в так называемом «Блоке Х». Документы по закрытому подразделению лагеря вообще не попадали в приемную коменданта. Тамошняя охрана появлялась на офицерских вечерах и в спортивном зале. Сдержанные, вежливые люди, они говорили с берлинским акцентом. Эсэсовцы, служившие в основных блоках, шептались, что персонал «Блока Х» отбирает сам рейхсфюрер Гиммлер. Тем, что происходило в здании бывшей фермы, никто предпочитал не интересоваться.

– Тоже, наверное, какие-то исследования… – Кёгель, аккуратно, потушил окурок:

– Хотя Максимилиан заканчивал юридический факультет… – адъютант, иногда, ловил себя на подражании небрежным, изысканным повадкам старшего графа фон Рабе. У Макса были кашемировые свитера, итальянская ароматическая эссенция, парижские саквояжи. Весной он появился в Дахау с легким, красивым загаром. Приятель привез Кёгелю освященные четки из собора святого Петра в Риме. Адъютант, как и все баварцы, был католиком,

Вспомнив о мессе, Кёгель поморщился:

– Почему его святейшество не хочет поддержать фюрера? Есть лояльные священники, но стоит зайти в бараки для служителей церкви, и увидишь, что на нарах, каждый второй, католик… – Кёгель не собирался отказываться от своей веры, но ему было неловко перед лютеранами. Некоторые католические соборы украшали нацистские флаги, но за поведение папы, с его энцикликами, приходилось краснеть. Католики Германии пока не создали государственной церкви, как протестанты.

Кёгель поправил серую фуражку, с черепом и костями, эмблемой подразделения «Мертвая голова», охранявшего лагеря. Комендант шел через двор, в сопровождении доктора Отто фон Рабе.