Франсин Риверс - Раав. Непостыженная Страница 2

Но больше всего она ненавидела собственную беспомощность.

Даже в гневе Раав понимала, что отец не может спасти ее от похоти царя. Царь мог брать все, что хотел. А его подарки должны были подавить даже мысли о мести. Жить было тяжело: все зависело от случая, но если он предоставлялся, красивая дочь могла облегчить жизнь отца. Освобождение от налога. Возможность получить землю в пользование. Привилегии в суде. Царь бывал щедр, когда это было ему выгодно, но обычно его щедрость продолжалась не дольше, чем его похоть.

Раав пристально всматривалась в равнину, облокотившись о подоконник. Она вспомнила, как, входя во дворец в первый день, поклялась себе, что никогда не станет вещью, выброшенной за ненадобностью. Она твердо решила выяснить, каким образом можно будет использовать мужчину, который сейчас желал ее. Раав скрывала свою ярость и отвращение, притворяясь, что наслаждается объятиями царя. В его обществе она всегда была сосредоточена и напряжена, словно львица, готовая напасть. Раав наблюдала и ждала проявления его слабостей. И довольно скоро их обнаружила. К царю постоянно приходили лазутчики, соглядатаи и посланники. Без непрерывного потока донесений от них он бы не знал, кто является его врагом или какие мелкие завистники или бунтовщики готовят мятеж.

— Подари мне дом, и я буду собирать для тебя полезные новости, — смело предложила Раав, как только представилась подходящая возможность. Как же смеялся царь над ее проницательностью! Она смеялась вместе с ним, но продолжала соблазнять и упрашивать, чтобы получить выгоду в дальнейшем. Она была упорной в своем решении иметь что-то реальное и осязаемое, когда ей придется покинуть дворец. Что-то, что сделает ее жизнь удобной и обеспеченной. Она заслужила это, страдая от ласк жирного, дурно пахнущего, самонадеянного старика!

Да, Раав получила то, что хотела: дом, обеспеченную жизнь и иллюзию независимости. Царь подарил ей дом, расположенный рядом с восточными воротами, чтобы она могла наблюдать за всеми, кто приходит в Иерихон и уходит из него. Двенадцать лет она выглядывала из своего окна и выбирала мужчин, чтобы разделить с ними ложе, мужчин, которые могли рассказать ей что-то, что, возможно, могло защитить трон царя или обогатить его сокровищницу. Каждая заключенная ею сделка оплачивалась дважды: мужчины платили за ночь с ней, а царь платил за те крупицы информации, что она собирала. О мире вне стен Иерихона она знала даже больше, чем царь. А когда хотела узнать о том, что происходит во дворце, то приглашала к себе Кабула, капитана дворцовой стражи. Раав всегда могла рассчитывать на то, что он выболтает все секреты, находясь в ее объятиях.

У нее было полдюжины вавилонских нарядов, шкатулки, выложенные слоновой костью и наполненные украшениями. Ее дом был обставлен произведениями искусства, полы в нем покрывали многоцветные тканые ковры. Мужчины, приходившие к ней, спали на тончайших цветных льняных простынях из Египта, пропитанных миррой, алоэ и корицей. Она могла позволить себе вкуснейшие деликатесы и роскошные крепкие вина. Все в городе знали, что она — друг и доверенное лицо царя. Все также знали, что она блудница.

Но никто не знал, как сильно она ненавидела свою жизнь. Никто не догадывался, какой беспомощной она почувствовала себя, столкнувшись с перспективами, уготованными ей отцом и царем. Многие недоумевали: на что ей жаловаться? Внешне у нее была прекрасная жизнь. Царь уважал ее, мужчины желали ее. Она могла сама выбирать посетителей. В Иерихоне даже были женщины, завидовавшие ее независимости. Они не знали, что значит чувствовать себя вещью, когда никто не видит в тебе человека. Даже сейчас, имея собственный дом и роскошную обстановку, Раав была не в силах изменить хоть что-нибудь в своей жизни. Она была ее заложницей.

Никто не знал и того, какое пылкое сердце билось в ней. Никто не подозревал о накопившемся в ней негодовании, о сжатой в комок ярости и болезненной жажде вырваться на свободу. Она была заточена в тюрьме, созданной для нее другими, в тюрьме, которую она успешно наполнила земными сокровищами. Но у нее были другие замыслы, другие мечты и надежды.

И все они зависели от того Бога, Который был силен спасать избранных Им. Она знала это. Раав впервые услышала истории о Нем, еще когда была маленькой девочкой. Она поняла, что Он — истинный Бог, единственный истинный Бог. И когда Он переведет Свой народ через Иордан, Он возьмет этот город и сокрушит его так же, как сокрушил всех Своих врагов.

Приближался конец всего, что она знала.

Мы все погибнем! Неужели никто больше не видит этого? Неужели все слепы и глухи к тому, что произошло за последние сорок лет? Люди приходят и уходят так же, как делали это всегда, полагая, что все будет хорошо. Они думают, что стены крепости, построенные ими, защитят их. Но много лет назад и я думала, что стены отцовской хижины смогут защитить меня. Но мы не защищены — мы беззащитны!

Ее переполнял ужас смерти, но еще больше было ее желание стать частью грядущего. Раав хотела принадлежать приближающемуся Богу. Как маленькая девочка, она хотела, чтобы крепкие руки отца подхватили ее и спасли от гибели.

Несколько месяцев назад один египтянин всю ночь рассказывал ей истории о Боге израильтян.

— Но все говорят, что это всего лишь сказки, — сказала она ему, желая узнать, верит ли он сам в истории, которые рассказывает.

— О, нет. Мой отец был ребенком, когда были посланы казни… — до поздней ночи он рассказывал ей о знамениях и чудесах и о человеке по имени Моисей. — Он уже умер, но есть другой… Иисус.

На следующее утро Раав отправилась к царю, но он интересовался только тактикой израильтян, вооружением и численностью их армии.

— Ты должен страшиться Бога израильтян, мой царь, — сказала она, но он нетерпеливо приказал ей удалиться.

— Ты разочаровываешь меня, Раав. Говоришь, как истеричка.

Она хотела накричать на него. Может быть, Моисей и великий пророк, но ни одному человеку не удалось бы сломить величие Египта. Только истинный Бог мог сделать это! И Он готовил Свой народ ко взятию всего Ханаана.

Однако одного взгляда в глаза царя было достаточно, чтобы понять: гордость сделала его глухим. Люди слышат только то, что хотят слышать.

Теперь, сидя у окна, она время от времени помахивала рукой мужчинам внизу. О, как бы я желала быть среди Твоего народа, ведь Ты один — настоящий Бог. Слезы жгли ей глаза. Я склонюсь перед Тобою и принесу Тебе жертвы, если только Ты дашь мне такую возможность! Она опустила руки и отвернулась. Она могла мечтать о чем угодно, но ей придется разделить судьбу со всеми живущими в этих стенах. А эти стены будут залиты кровью.

Царь был упрям и горд. Он считал стены достаточно высокими и достаточно крепкими, чтобы защитить его. Он был слишком глупым, чтобы отбросить свою гордость ради блага своего народа. Царь был напуган израильтянами, а должен был бояться их Бога. Раав знала мужчин всю свою жизнь, и все они были одинаковы. Но этот Бог, Он был другим. Она могла чувствовать Его присутствие каким-то особым образом, которому не было определения, и была исполнена благоговения и горячего стремления к Нему. О, как счастливы те, кто принадлежат Ему! Им нечего бояться.

Хотя она рассказала царю все, что узнала, он не захотел прислушаться к ее словам. Все же она попыталась снова.

— Я и не подозревал, что ты такая трусиха, дорогуша. Эти евреи подожмут хвосты и сбегут так же, как сорок лет назад, когда мы объединились с амаликитянами против них. Мой отец прогнал их из страны. Если на их стороне был столь могущественный Бог, что же они тогда нас не победили? Казни… расступающиеся моря, — он презрительно усмехнулся, — сказки, чтобы запугать нас.

— Ты забыл Сигон?

Он побледнел, его глаза сузились, взгляд стал холодным и колючим от ее напоминания.

— Ни одна армия не сможет захватить нашу крепость.

— Пока еще не слишком поздно, отправь посланников с просьбой о заключении мира и дарами для их Бога.

— Что? Да ты в своем уме? Думаешь, наши священники пойдут на это? У нас есть свои боги, которых нужно ублажать! Они всегда защищали нас. Защитят и на этот раз.

— Так же, как боги Египта защитили его? Египет поклонялся насекомым, а Бог израильтян наслал саранчу, чтобы уничтожить посевы египтян. Они поклонялись своей реке — Нилу, а этот Бог обратил его воду в кровь.

— Это же просто россказни, Раав. Слухи, распространяемые, чтобы посеять страх в нашем народе. А ты еще и поддерживаешь их! Иди домой и занимайся тем, в чем ты разбираешься. Ищи чужеземных соглядатаев.

Она так и поступила, но старалась не для него.

Кабул разговорился прошлой ночью, похвалялся солдатами, оружием и непрерывными жертвоприношениями богам Ханаана.

— Все будет хорошо. Пусть твоя хорошенькая головка ни о чем не волнуется.